Марио Льоса - Город и псы
Нога перед глазами Альберто отбивала ритм, поднималась, неумолимо падала.
– Сеньор полковник, – сказал он. – Я только…
– Вот, вот, – сказал полковник. – Вы взрослый человек, кадет пятого курса военного училища Леонсио Прадо. Вы хорошо знаете, что делаете. Предъявите необходимые доказательства.
– Я уже сказал все, что знаю, сеньор полковник. Ягуар хотел отомстить Аране потому, что тот донес…
– Об этом поговорим потом, – прервал его полковник. – Все это очень интересно. Ваши предположения говорят о том, что вы одарены недюжинной фантазией. – Он помолчал и повторил, довольный собой: – Недюжинной. Но сейчас займемся документами. Предъявите мне весь необходимый материал.
– У меня нет доказательств, сеньор полковник, – признался Альберто. Голос его позорно дрожал; он прикусил губу, чтобы придать себе мужества. – Я сказал только то, что знаю. Но я уверен, что…
– Как! – воскликнул полковник, всем своим видом выражая сильнейшее удивление. – Вы хотите сказать, что у вас нет никаких конкретных доказательств? Будьте посерьезнее, кадет, сейчас не время для шуток. У вас действительно нет ни одного серьезного доказательства?
– Сеньор полковник, я решил, что мой долг…
– А! – продолжал полковник. – Значит, все это просто шутка. Что ж, неплохо. Вы, конечно, можете повеселиться, это свойственно молодости. Похвально, похвально. Но все имеет свои границы. Вы находитесь в армии, кадет. И никто не позволит вам смеяться над вооруженными силами. Да и не только в армии – в гражданской жизни, представьте себе, тоже дорого расплачиваются за такие шутки. Если вы хотите обвинить кого-то в убийстве, вы должны опереться на… как бы это сказать?… на достаточные основания. Именно, на достаточные основания. У вас же вообще нет никаких доказательств. Между тем вы позволили себе предъявить такое пустое, фантастическое обвинение, позволили себе облить грязью своего товарища, училище, которое вас воспитало!… Не станете же вы уверять нас, что вы просто тупы? За кого вы нас принимаете, а? За дураков, за слабоумных? Да знаете ли вы, что четыре врача и комиссия экспертов по баллистике установили: выстрел, стоивший жизни этому несчастному, произведен им самим? И вам не пришло в голову, что ваши начальники – а они обладают большим опытом, на них лежит большая ответственность – провели тщательное расследование всех обстоятельств? Стойте, ни слова! Дайте мне закончить. Вы вообразили, что мы совершенно безучастны, что мы не обследовали, не дознавались, не разобрались в ошибке, ставшей причиной несчастного случая? Вы думаете, что офицерские погоны падают с неба? Думаете, что лейтенанты, капитаны, майор, я сам, наконец, – это кучка идиотов, что мы способны спокойно умыть руки, когда кадет умирает при таких исключительных обстоятельствах? Нет, это просто возмутительно, кадет Фернандес! Возмутительно, чтобы не сказать больше. Подумайте немного и ответьте. Не возмутительно ли это?
– Да, сеньор полковник, – сказал Альберто, и ему сразу стало легче.
– Очень жаль, что вы раньше об этом не подумали, – сказал полковник. – Жаль, что понадобилось наше вмешательство, чтобы вы поняли, куда вас может завлечь юношеская фантазия. Теперь поговорим о другом, кадет. Ибо, сами того не зная, вы привели в движение адскую машину. И первой жертвой окажетесь вы сами. У вас богатая фантазия, не так ли? Вы только что дали блестящее тому подтверждение. Как ни прискорбно, история с убийством не единственная. У меня есть другие доказательства полета вашей фантазии. Будьте любезны майор, передайте мне эти бумаги.
Альберто увидел, что майор Алтуна встал. Он был высокий и статный, полная противоположность полковнику. Кадеты называли их «Тонкий и Толстый». Алтуна был молчалив и редко показывался в учебном корпусе или казармах. Он подошел к письменному столу, взял какие-то бумаги. Его ботинки скрипели, как у кадетов. Полковник взял листочки и поднес к глазам.
– Вы знаете, что это такое, кадет?
– Нет, сеньор полковник.
– Конечно, знаете, кадет. Посмотрите. Альберто взял листки и, прочитав несколько строк, понял все.
– Ну а теперь узнаете?
Альберто заметил, что нога пришла в движение. Из-за спинки кресла выглянула голова: Гамбоа смотрел на него. Он мгновенно покраснел.
– Конечно же, знаете, – обрадовался полковник. – Вот это документы, это веские доказательства. А ну-ка, прочтите нам что-нибудь.
Альберто живо припомнилось крещение псов. Впервые за три года он вновь ощутил ту беспомощность, то крайнее унижение, которое он испытал в первые дни пребывания в училище. Только сейчас было гораздо хуже: тогда, по крайней мере, крестили не его одного.
– Я сказал: читайте, – повторил полковник. Сделав над собой огромное усилие, Альберто начал читать. Голос звучал слабо и прерывисто:
– «У нее были длинные и волосатые ноги с такими толстыми ляжками, что она больше походила на животное, чем на женщину. Несмотря на это, проститутка пользовалась в четвертом квартале самым большим спросом, все развратники ходили только к ней».
Он умолк и напряженно ждал, когда голос полковника прикажет ему продолжать.
Но полковник молчал. Альберто чувствовал себя совершенно разбитым. Унижение физически истощало его, размягчало мышцы, затемняло сознание.
– Верните мне эти бумаги, – сказал полковник.
Альберто вернул. Полковник начал медленно их перелистывать, шевеля губами и что-то бормоча. Альберто слышал отрывки полузабытых заглавий – многое он писал уже год назад: «Неисправимая Лула», «Осел и сумасшедшая»…
– Вы знаете, что я обязан сделать с этими бумагами? – спросил полковник. Он слегка прищурил глаза, как бы удрученный неприятной, тяжелой обязанностью. Его голос выражал скуку и горечь: – Не стоит даже созывать совет офицеров, кадет. Я могу немедленно выбросить вас на улицу за разврат. И вызвать отца, чтобы он положил вас в больницу. Может быть, психиатры – вы меня понимаете, кадет? – психиатры смогут вас вылечить. Вот где скандал, кадет. Надо иметь порочную, искалеченную душу, чтобы заниматься подобными вещами. Надо быть совершенно испорченным. Эти бумаги позорят наше училище, позорят всех нас. Вы можете что-нибудь сказать в свою защиту? Говорите, говорите.
– Не могу, сеньор полковник.
– Разумеется, – сказал полковник. – Что вы можете сказать перед лицом неопровержимых улик? Ничего. Скажите мне честно, как мужчина, заслужили ли вы, чтобы вас исключили из училища? Чтобы вас выдали родителям как развратника и растлителя? Заслужили?
– Да, сеньор полковник.
– В этих бумагах ваша гибель, кадет. Неужели вы думаете, что хоть одно учебное заведение примет того, кто исключен за разврат? Это ваша гибель. Да или нет?
– Да, сеньор полковник.
– Что бы вы сделали на моем месте, кадет?
– Не знаю, сеньор полковник.
– А я знаю, кадет. Я выполню свой долг. – Он помолчал. Лицо его смягчилось, подобрело, все тело обмякло, он откинулся на спинку кресла, живот уменьшился, подобрался. Полковник мял свой подбородок, обводил взглядом комнату, – казалось, его терзали сомнения.
Майор и лейтенант сидели неподвижно. Пока полковник думал, Альберто смотрел в натертый паркет, видел ногу, опиравшуюся на каблук, и напряженно ждал, когда же носок опустится и снова начнет ритмично отбивать такт.
– Кадет Фернандес Темпле, – сказал полковник строго. Альберто поднял голову. – Вы раскаиваетесь в содеянном?
– Да, сеньор полковник, – не задумываясь ответил Альберто.
– Я человек чувствительный, – сказал полковник. – Эти бумаги вызывают у меня стыд. Они позорят училище. Смотрите сюда, кадет. Вы прошли военную выучку, вы не кто-нибудь. Ведите же себя как подобает. Вы меня понимаете?
– Да, сеньор полковник.
– Вы обещаете приложить все старания, чтобы исправиться? Обещаете стать примерным кадетом?
– Да, сеньор полковник.
– Видит Бог, – сказал полковник, – я отступаю от своего долга. Я должен был бы немедленно выгнать вас на улицу. Но я не выгоняю – не ради вас, ради нашего священного заведения, ради нашей великой семьи, я дам вам последнюю возможность исправиться. Я оставлю у себя эти бумаги и буду следить за вами. Если ваши начальники скажут мне в конце года, что вы оправдали мое доверие, если ваш послужной лист останется незапятнанным, я их сожгу и позабуду об этой скандальной истории. Если же вы совершите хотя бы один проступок – одного проступка будет достаточно, слышите? – вы понесете заслуженное наказание. Вы меня поняли?
– Да, сеньор полковник. – Альберто опустил глаза и добавил: – Спасибо, сеньор полковник.
– Вы понимаете, чем вы обязаны мне?
– Да, сеньор полковник.
– Все, ни слова больше. Идите в свою казарму, ведите себя как полагается. Будьте настоящим кадетом, ответственным и дисциплинированным. Можете идти.
Альберто отдал честь и повернулся. Он сделал три шага по направлению к двери, но голос полковника его остановил:
