Дуглас Коупленд - Пока подружка в коме
Уложив последнюю коробку, Ричард идет в дом; по дороге он замечает Карен, сидящую у дворового прудика, который за последний год превратился в подобие экспериментального водоема для скоростного, по науке, выращивания водорослей.
– Как ты? – спрашивает Ричард.
– Да нормально. Пробежалась немного. А сейчас сижу, воздухом дышу. Тепло, кстати, стало – буквально только что.
Ричард заходит в дом, Карен остается на посту в заросшем дворике. Небо заливается оранжевым светом; ей грустно – голоса, посещавшие ее, куда-то делись. Она больше не видит будущего, не может попытаться понять необъяснимое. Она теперь – простая смертная, и весьма, кстати, хрупкая смертная. Зато к нам вернулась надежда. Джаред знает, как быть дальше.
Откуда-то из глубины дома доносится шуршание оберточной бумаги. Это Лайнус опять пробирается на выход с упаковкой угольных брикетов в руках.
– Тепло-то как стало, – объявляет он всем. – А ну – марш все на барбекю!
Через пару минут установлена большая круглая шашлычница, горят сбрызнутые специальной жидкостью угли. У всех поднимается настроение.
Темное небо на глазах теплеет, приобретая температуру только что выключенного ксерокса. Ветер дует все сильнее, будто из какого-то невидимого фена. Он, однако, беззвучен, точно теплая река обтекает тело; усиленное звучание луны. Лето посреди зимы.
Мои старые друзья сидят во дворике, пекут сладкую вату и шутят. Две недели прошли, и все ждут меня.
Зрение Лайнуса быстро восстанавливается; вот Ричард требует от него назвать, сколько пальцев ему показывает. Карен порхает туда-сюда, подавая всем напитки, все не нарадуясь своим ногам (этакая Ширли Маклейн в «Нежной Ирме»[29]), Гамильтон и Пэм молча сидят рядом друг с другом. Их лица расслаблены, с них исчезли морщинки. Они умиротворенно, как малые дети, слушают болтовню остальных. Венди помогает Лайнусу – следит, чтобы тот не подпалил свой шампур с шашлыком. О том, что она беременна от меня, она пока никому не рассказывала. Меган сидит в линялом шезлонге и, светясь, смотрит, как Джейн лопочет и гулит, – Джейн все еще очарована обретенным зрением и за две прошедшие недели ни разу не плакала. Ричард с шампуром-трезубцем в руке просто радуется тому, что его друзьям так хорошо.
– По-моему, что-то горит, – принюхавшись, говорит Лайнус. – Углеродом пахнет.
– Ой, как здорово, – вздыхает Пэм и вдруг восклицает: – Эй ты, Нептун хренов, жарь уже наконец!
Я смотрю на них сверху, издалека. На многие сотни миль вокруг них шашлычница – единственная светящаяся точка, если не считать зарева над языками лавы на склонах вулкана да небольшого лесного пожара к северу от Сиэтла. Обернувшись звездой, я все увеличиваюсь в размерах; наконец Меган замечает меня и говорит:
– Смотрите-ка! Спорим, это Джаред?
Через пару секунд я уже в их дворике; Меган улыбается и, показывая в мою сторону, говорит дочери:
– Эй, Дженни, поздоровайся с Джаредом.
Джейн что-то щебечет, совсем как птичка.
– Эй, Джаред, а ты есть можешь? – спрашивает Карен. – Есть сахарная вата. Залежалая немножко, но все равно вкусно.
– Нет, Кари, спасибо. Что касается еды, то я – пас.
– Тогда станцуем?
Карен вальсирует по двору, ее платье трепещет на ветру, глаза сверкают. Она так счастлива, так влюблена в этот мир!
– Может, лимонаду тяпнешь? – предлагает Гамильтон. – Ням-ням. Порошковый, конечно, но лимоном от него разит, как от свежего.
– Нет-нет, Гамильтон, спасибо, но это тоже не по моей части.
Я отодвигаю миску с чипсами и присаживаюсь на старый пень, который отец Карен использовал в качестве разделочной колоды. Лайнус, еще не полностью прозревший, поднимает бокал и, взмахнув рукой примерно в моем направлении, говорит:
– Тост за Джареда!
Все радостно присоединяются к нему.
– За нашего чудодея!
Я аж краснею от смущения. Венди, принарядившаяся по случаю, самозабвенно кричит:
– Джаре-е-ед, приве-е-е-ет!
– Здорово, Венди. Отлично выглядишь.
Пауза, все молчат. Всё как раньше, как тогда, когда мы жгли костры на пляже Эмблсайд. И тогда, и сейчас огонь, угли оказывают на нас гипнотическое воздействие, призывают к молчанию.
– Ладно, ребята, теперь мне нужно поговорить с вами со всеми, – говорю я, и ко мне оборачиваются семь пар глаз (восемь – потому что ведь Джейн, да и Лайнус теперь все видят). – Так что вы уж меня послушайте.
Чуть слышно потрескивает костер – это вспыхивают летящие на огонь насекомые-камикадзе.
– Разговор будет нелегкий. Мне вообще тяжело говорить об этом. Касается же это всех вас.
– Всех? – переспрашивает Карен.
– Да. Всех вас. И даже если мне и дано теперь умение говорить более складно, чем при жизни, это вовсе не значит, что мне от этого легче. Так что прошу отнестись с пониманием, вот. А говорить я собираюсь о вашей жизни, о том, как изменить ее, и вас самих. О том, как делать выбор и принимать решения.
32. Суперсила
– Вы всё спрашивали, почему именно вам восьмерым было уготовано остаться в живых и наблюдать конец света. Объясняю: это потому, что всем вам дан особый дар. Огромный, но непонятный.
– Непонятный – это ты точно подметил, – говорит Карен.
– Дар, говоришь? – Гамильтон явно не испытывает доверия к сказанному мной.
– Ну да. Поймите: вам было дано увидеть, как пойдет ваша жизнь, если мира вокруг не станет.
Молчание. Все напряженно кусают губы.
– Это как в кино под Рождество, – говорит Пэм. – То, которое показывают из года в год в конце декабря. К восемнадцатому разу ты уже вынашиваешь его, как старую шмотку. Зато теперь ты в курсе, каким был бы мир, если бы тебя в нем не было.
– В чем-то ты права, – киваю я. – Только наоборот. Я ведь за вашей компанией присматриваю с того дня, как Карен очнулась. И слежу я за вами для того, чтобы понять, насколько другими вы стали в отсутствие внешнего мира.
– Но почему именно мы? – спрашивает Лайнус. – Ну почему, например, не индийский продавец риса, скажем, из Лахора, средних лет, вдобавок сифилитик и коллекционер беличьих чучел? – (Пауза.) – Или почему не какая-нибудь нигерийская девочка лет пяти, которую объединяет с остальным миром только перекрашенная в зеленый цвет кукла Барби, подобранная на помойке за финским посольством? Ты понял вопрос – почему именно мы?
– Почему вы? Обычно этот вопрос Джимми Стюарта из «Этой чудесной жизни»[30] никто не задает.
– Название-то в самую точку, – вставляет Пэм.
– Рекомендую взять на вооружение, – говорю я.
Ричард фыркает.
– Так ты что – шпионил за нами? – доходит до Меган (ох уж эти современные подростки! Такие мнительные…).
– Да нет же. Так, посматривал. А еще – заботился. Беспокоился. Волновался, как придурок последний.
– Что ж такого неправильного было у нас в жизни, что нам пришлось пережить эту чуму? – не унимается Лайнус. – Взять того же Джимми Стюарта, так у того хоть внутренний кризис был. А мы? Жили себе тихо, спокойно, ровненько так…
– Неужели? – переспрашиваю я. – Неужели так оно и было на самом деле?
– Слушай, Джаред, – говорит Гамильтон, – ты-то, пока жив был, тоже не паинькой числился. Кто ты такой, чтобы надзирать за нами, чтобы рассуждать о том, как нам надо жить и как ни в коем случае нельзя?
– Для посредственных умов объясняю: во-первых, я призрак. И уже одно это дает мне немалую фору. Ну не прожил я рядом с вами еще лет двадцать, зато я узнал и увидел много чего другого. И вообще, Гамильтон, чего ты хочешь? Чтобы у меня крылышки выросли? Нимба над головой захотелось?
– Я тебе сейчас покажу «посредственных умов».
Вмешивается Карен:
– Эй, парни, хватит гормонами играть. Цыц!
Венди:
– Джаред, у меня такое ощущение, что за этот год мы должны были что-то сделать, но что – не поняли, а значит – не прошли испытание.
– Согласен, – кивает Ричард. – Ну, а если бы мы исполнили наше тайное предназначение, а что дальше-то? Что нам за это – поездку в Рим первым классом обеспечат? Или годовой запас рисовых макарон? Может, ты не обратил внимания, но Земля теперь больше напоминает мрачную груду отвала из шахты. Даже если бы мы очень захотели, вряд ли нам удалось бы многое изменить. Что ты нам предлагаешь? Стать основоположниками новой расы человекообразных? Заложить фундамент новой цивилизации? Соорудить новый Ноев ковчег? Скопить наследство? Мы ведь даже не знаем, что будем есть через год-другой. Мебель грызть станем? Друг друга сожрем?
Венди добавляет:
– Джаред, не забывай про то, какая здесь радиация. Посмотри, что с погодой творится. Какие там планы на пять лет вперед. Тут и на неделю загадывать нельзя.
– Венди, ты ведь носишь нашего ребенка. – (Блин, проболтался!) – Как ты думаешь, какая жизнь ему светит?
Венди переходит в контратаку:
– Ему? Значит, пол ты уже знаешь. Если уж ты такой знаток будущего, Джаред, то тогда мог бы об этом заранее подумать.
