Наталья Нестерова - Позвони в мою дверь
Татьяна и Козлов решили вместе приехать к выписке и забрать Петрова. Он возражал, подозревая, что они больше пекутся о собственных интересах, чем о его благополучии. Но, выйдя за ворота госпиталя в сопровождении сестры и друга, порадовался их присутствию. После многомесячной изоляции Петров переживал странную робость в хождении по улице, в необходимости совершать простые действия — поймать такси, доехать до гостиницы, купить билеты на поезд.
Накануне он шумно отметил свое выздоровление: завалил врачей и сестер выпивкой, фруктами и сладостями. С непривычки захмелел и хулиганствовал: на плакате с нелепыми словами «Реформа армии — объективная реальность» приписал: «данная нам в ощущениях. Ф. Энгельс». А рядом повесил лозунг: «Мы рождены, чтобы лечиться».
Провожать его на крыльцо высыпал весь персонал госпиталя.
— Конспиратор! — усмехнулся Козлов, когда они уселись в такси.
— Как с тобой сестрички целовались! — возмутилась Таня. — Просто можно подумать всякое!
— На себя посмотри, — тихо, чтобы не слышал Козлов, сказал ей Петров.
— Да, Василий Егорович! — повернулся к ним Козлов. — Видать, ты прыткий инвалид.
Петров проглотил хлесткий ответ, готовый сорваться с языка.
Татьяне сняли отдельный номер, Петрову и доктору — на двоих.
— Не морочьте мне голову! — буркнул Петров и перебрался в одноместный.
Более он ничем не дал понять, что знает их секрет. У ребят была одна ночь, завтра Татьяна отправлялась домой, а Петров с Козловым — в Москву.
Они молча соблюдали правила игры: ведем себя так, будто здесь только друзья.
* * *В поезде Козлов первым заговорил о Татьяне.
Они сидели в вагоне-ресторане, поужинали, вылили бутылку вина.
— Я люблю твою сестру, — сказал Козлов, отбросив привычную иронию. — Такая петрушка.
Он поставил локти на стол, запустил пальцы в шевелюру, словно пытаясь удержать рвущиеся из головы горькие мысли.
— Что делать? — спрашивал он то ли Петрова, то Ли самого себя. — Что делать, когда никто не виноват? У меня хорошая жена, любящая и прочее. Трое, как и у тебя, детей. Младший еще в школу не ходит.
Старшему семнадцать, лоботряс, его в ежовых рукавицах надо держать. Дочь в возрасте Джульетты, ухажеров из подъезда гоняю. И я люблю Татьяну. Всеми потрохами. Ты знаешь, она удивительная! Она такая настоящая, красивая — как рассвет. Ты видел рассветы? Когда солнце выкатывает, всегда неожиданно большое и красное, ты чувствуешь, что рождаешься заново, что сил в тебе немерено и готов горы свернуть. Что ты молчишь? Забавен корчащийся в любовных терзаниях педиатр немолодых лет? — Козлов силился взять себя в руки.
— Нет, не забавен. Ты помнишь «Даму с собачкой»?
Козлов убрал руки от головы, откинулся на спинку стула, почти весело спросил:
— Ты всегда в трудные минуты прибегаешь к литературе?
— Я месяц лежал пластом, классику перечитывал — А когда мы Зине молоко сцеживали?
Они рассмеялись. Петров несколько натужно вспоминать за ресторанным столом, что кто-то массировал грудь его жены, — удовольствие ниже среднего.
— И что там у Чехова? — напомнил Козлов.
— Закончилось тем, что только началось. Безвыходная ситуация, то есть выход только в предательстве.
— Да. Воспитывать детей на расстоянии — мура, все равно их калечить. Вот ты бы мог Зину бросить?
— Вот я бы не мог.
— Даже если бы глубоко полюбил другую женщину?
— Я поздно женился и долго выбирал.
— Повезло.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я давал тебе советы? И что можно советовать? Не забывай: Танька моя сестра, и я за ее счастье глотку перегрызу.
— Со мной она была бы счастлива.
— Не сомневаюсь.
— Значит, уйти из семьи?
— Ничего не значит! Тебя никто не неволит принимать решение сегодня.
— Таня говорит, надо все прекратить. Забыть, будто не было.
— Ей сейчас тоже не сладко.
— Верно. Видно, пришла наша пора.
— Какая пора? — не понял Петров.
— Охотиться на тюленей, — невесело улыбнулся Козлов и перевел разговор:
— Что собираешься делать? Рвешься в бой?
— Нет, тихо, без резких движений прикидываюсь олухом.
— Думаешь, поверят?
— Если хорошо замаскируюсь. Для меня эти полгода даром не прошли. Я опустился и очеловечился.
— Звучит многообещающе, — усмехнулся Козлов. — А что сие обозначает?
— Мыслительные процессы замедлились, мозги покрылись плесенью. Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что я вместе со всей госпитальной общественностью буду с живым интересом следить, как развивается роман процедурной сестры и майора с ампутированными ногами, — я бы рассмеялся ему в лицо. Правда, до мыльных опер по телевизору не докатился. Соседям по палате купил наушники, чтобы не слышать этой дребедени.
— Сейчас ты скажешь, что тебе открылись какие-то истины.
— Весьма банальные…
— Например?
— Тело и дух человека — субстанции чрезвычайно хрупкие. На их восстановление уходит масса времени, бестолкового и потерянного для жизни. Заметил, что, кроме «Ракового корпуса» Солженицына, нет ни одной толковой книги о больнице? Исповеди врачей не в счет. Те, кто долго провалялся на койке, мечтают скорее все забыть.
— Вывод? Беречь здоровый дух в здоровом теле?
— Всенепременно. И наслаждаться каждым прожитым днем.
— Свежие мысли. До толстовства ты не дошел?
Как насчет непротивления злу насилием?
— Отрицательно. Лиходеев нужно казнить. Рубить им головы и кастрировать, чтобы не размножались.
— Именно в такой последовательности? Что и говорить, залежался человек в больнице. Все, пошли в купе, философ.
Попутчики предложили перекинуться в картишки. Петров отказался. С некоторых пор у него выработалось отвращение к преферансу в поезде.
* * *Ровенские давно потеряли интерес к вдове Петрова, Зина редко виделась с Леной. Двум работающим женщинам трудно вырвать время для общения Кроме того, Лена погружена в светскую жизнь, и Зина не обижалась на частые отговорки подруги. Но все-таки навязалась и уговорила Лену с мужем отпраздновать в ресторане второй удачный проект В двадцатый раз отказывать было неудобно. Ровенские, морщась, приняли приглашение.
Зина пришла в ресторан с Витьком Младшим Лена не подала виду, но поразилась: многодетная клуша умудрилась надкусить крепкий орешек. Было в Зине что-то, ускользающее от Лениного понимания и притягивающее мужиков. Лена держалась приветливо, но переживала уколы зависти, особенно досадные ввиду их непонятности — чему конкретно завидовать?
Мирную беседу прервало появление незнакомого мужчины. Он подошел к их столику и по-свойски поздоровался:
— Привет!
Петрова не узнали. Трость, шкиперская бородка с проседью, свитер грубой вязки, джинсы — наряд не соответствующий месту.
Час назад Петров приехал домой. Незнакомая девушка не хотела пускать в квартиру, устроила допрос через дверь. Когда Петров наконец проник в дом, оказалось, что дети у Вали, а Зина в ресторане. Петров побродил по комнатам и решил ехать за женой.
— Богатым буду, — усмехнулся он. — Не узнают.
Ответом был общий возглас: «Ты?!»
Зина уронила вилку, но Петров не оглянулся на звук. Он смотрел на Ровенских.
Бывает, в компании перехватишь взгляд мужчины и женщины и безошибочно поймешь: тайные любовники. Припрешь человека к стенке и за секунду, пока он не открыл рот, по глазам догадаешься: сейчас начнет врать.
Лена и Ровенский были настолько поражены, увидев восставшего из могилы Петрова, что потеряли самоконтроль, на секунду испуганно уставились друг на друга. Петрову этой секунды хватило. В их панике таилась отгадка, которая давно мучила Петрова Теперь все стало на свои места. Они! Все задумали и совершили они! Чтобы завладечь его акциями, подослали убийц. Похоронили его, а теперь празднуют труса.
Первой опомнилась Лена. С воплями, чрезмерно радостными, она бросилась Петрову на шею:
— Приехал! Как здорово!
Следом поднялся Ровенский, они обнялись, похлопали друг друга по спинам.
Открытие, сделанное Петровым, было настолько ошеломительным и требовало столько внутренних сил не подать виду, что он не обратил внимания ни на злое, насупленное лицо жены, ни на мужика рядом с ней.
— Как ты? Что ты? — сыпала вопросами Лена.
Не дожидаясь ответа, принялась усаживать Петрова, звать официанта, чтобы тот принес дополнительный прибор и блюда.
— Здравствуй, — сказала Зина чуть охрипшим голосом. Попытки подняться и поцеловаться с мужем она не сделала. — Познакомься, это Виктор Полищук, руководитель фирмы, в которой я работаю.
— — Полищук, очень приятно.
— Петров, очень приятно.
Приятно им было бы не пожать руки через стол, а врезать хорошенько друг другу кулаком в подбородок. Появление мужа не входило в планы Виктора. А Петров минуту назад краем глаза увидел, как Витек медленно убирает руку со спинки Зининого стула.
