Тимур Зульфикаров - Изумруды, рубины, алмазы мудрости в необъятном песке бытия
Ах, западные гуманисты, где же вы с вашей «демократией», которую вы силой насадили у нас?..
Или вы не видите, что горит целая страна?..
И старики, и дети в избах становятся вопиющим «демократическим пеплом»?..
Весь народ становится пеплом!.. А Россия — пепелищем…
Русь, Россия смиренная, что сотворили с Тобой?..
Кто вверг в огнь народ Твой? кто бросил в огонь леса Твои?
Кто загноил наши леса?
Кто замутил наши заповедные воды?
Кто глумится над беззащитной Великой Русской Историей?
Кто плюет в русскую кроткую православную душу, как в чистый деревенский колодезь?
Кто опечалил нищих стариков Твоих, которые покорно горят в нищих безвинных деревнях Твоих?
Кто развратил, растлил жен и дев Твоих, кто? не видишь? не чуешь? не знаешь?
Кто осиротил детишек Твоих, которых, как жалких маленьких рабов, продают в Америку и в Европу, где глумятся содомиты на ними, над льняными их васильковоглазыми головками безвинными, ягнячьими, беззащитными?
Где воины наши? где заступники?..
Иль пьяные от самогона мужи матерятся в лопухах и в разрушенных заводах? и в фабриках? и в брошенных элеваторах?..
Иль охраняют за тридцать серебренников банкировкровопийц с льстивыми рабьими улыбками?..
О Боже!..
Но восстанут и уже восстают леса…
Но подымутся потопом воды замутненных рек…
И расколется земля под богатыми домами воров, властителей, и тучные стены падут на их блудные головы…
О Боже…
…Я бреду в поле, в клубах адова дыма… Устал… хочется лечь на траву, но трава колкая, исступленно сухая…
Я уже жду смерти…Но думаю раздирающе о своих близких и дальных, о их дыхании в смертном дыму…
Чем я могу помочь им?..
Господь, только Ты Спаситель наш… возьми мое дыханье… отдай им…
И тут я вижу бегучий родничок в траве — он лепечет тихим хрусталем, льдом текучим, жемчугом нежным своим тянется средь трав…
Но разве может он напоить русскую пустыню, которую сотворили бесы?..
А у родничка лежит матрас, и на матрасе сидит старик, старец с иконой Неопалимая Купина…
Монах что ли?.. беглец?.. погорелец?..
Старик разрывчато дышит, шепчет в дыму:
— Попей, сынок… родничок — спаситель наш…
Я тут сплю… деревня наша уже мертвая, уже пустая, заколоченная — вновь померла, погорела, хотя я один тут остался в живых…
Все померли, упокоились, угомонились в перестройку… Всех Горбач, Гайдар да Ельцин подмели да на погост отправили…
Старик словно улыбается… страшная улыбка…
— И вот огонь пришел отомстить за нас… за убитых в перестройку…
Бесы, бесы поселились в Кремле, сынок….
Или мы их выкурим из Кремля…
Или они нас выкурят из изб…
Всех на погост отправят…
Всех! Всю Россию на погост уложат…
Весь народ православный покорный окажется на кладбище… Или — мы, или — они…
Но пока они нас с земли гонят… а мы терпим, отступаем, как в сорок первом году…
Лес уже не выдержал — задымился, загорелся, пошел на Москву безбожную бесовскую…
А народ наш никак не поднимется, не загорится, не задымится…
И что ж мы — смирней, покорней, слепее, глупее, чем лес?..
Дед поглядел куда-то сквозь дым и продолжил:
— Ах, слепцы-властители московские… Уже вы все обезумели, одурели от ворованных, несметных денег и сладости беззакония…
И творите, что хотите…
Пословица говорит: «Богатые скачут, а бедные плачут…»
Сколько же вам скакать, гулять и в яхтах плавать, а нам гореть в нищих избах да утихать на кладбищах?..
Ах, слепцы-властители, погонщики, короеды Руси!..
Пограбили, погуляли сладко, разухабисто — так садитесь на яхты ваши и плывите в теплые края с пальмами…
У нас-то уже нечего брать… Все вы у нас взяли… содрали… даже воздух украли, сожгли…
И что брать с нас, с русских? С поголовно нищих? Пепел лесной, что ли?
А тут у нас лесной Чернобыль!.. который вы устроили нам!..
Бегите, пока не сгорели…
Старик опустил седую голову и зашептал беззубым ртом, улыбаясь:
— Но не бегут!.. Слепцы!.. ждут чего-то… Как вор, тюрьму что ли…
Потом поздно будет…
Скоро поздно будет…
При дверях Суд человеческий… А потом и Божий…
…О Боже!..
Я сажусь на матрас рядом с дедом…
И опускаю, окунаю лицо горящее в родник лепещущий… дышу… пью ледяную, живительную, всхлипывающую воду… долго пью, долго…
Около родника дым немного редеет…
Но потом вновь густеет, стоит недвижно… пролезает в гортань… в ле гкие… в печень… в сердце… в душу…
Ни ветерка в поле, в травах, одуревших от жары, алчущих иль дождя, иль огня…
О Боже…
Где Ты, Господь наш… Ты же всегда с нищими, с несчастными, с одинокими… со смиренными… с погорельцами…
А нынче мы все на Руси такие…
Где Ты, Спаситель на Белой Ослице?.. Иль заблудился в дыму?..
А нынче на земле две самые несчастные страны, где ликует дьявол — Афганистан и Россия…
И потому по афганской земле бродит Пророк Мухаммад на Верблюдице Косве…
И кровь афганская стоит по брюхо Верблюдицы…
А по русской земле бродит Спаситель на Белой Ослице — и кровь русская стоит по брюхо Ослицы…
Воистину!..
…И вдруг в дыму призрачно является, плывет бесшумно жена с льняной богатой косой…
Как странно… кто нынче на Руси носит заповедную косу?.. иль это виденье?.. давно я не видел жену с косой…
А на русой ее косе сидит, лепится высохшая стрекоза…
Всегда я вздрагиваю, когда вижу стрекозу…
Стрекоза напоминает мне распятого человека…
Мне кажется, что стрекоза — символ нынешней Руси…
И таких старинных красавиц я не видел давно…
Она в длинном платье… похожа на монахиню… она босая… и я тревожусь, что она изобьет ноги о сухие жесткие травы…
Но чудится мне, что она плывет над травами, не задевая их…
На руках у нее младенец…
Они плывут в дыму… тихо… немо… покорно…
Мне чудится, что и она улыбается той же улыбкой, что и дед…
О Боже!..
Может, Богородица сошла в дымах смертельных на горящую, задыхающуюся Русь…
Ведь Она — Богосошественница, Покровительница, Хозяйка Руси…
И вот сошла в дымах и пожарищах, чтобы спасти гибнущих…
Но почему у Нее русая коса, русская коса…
Я осеняю себя крестом… встаю с матраса…
Матушка Вечная, иль Ты, Всематерь, пришла на помощь погорельцам, а вся Русь нынче погорелица, и некому помочь Ей, опричь Тебя, Матушка…
И дед поспешно встает с матраса, и целует икону Неопалимая Купина, и крестится, крестится, и шепчет испуганно:
— Матушка Царица Небесная, вся моя деревнято погорела, а я один остался с иконой Неопалимая Купина…
Я эту икону навстречу огню поднял — и вот огонь от моей избы отступил… укротился… отбежал от избы моей, испугался огонь, а остальные избы лихо пожег…
Матушка, попей из родничка-то водицы живой… И Младенцу дай попить…
…Я гляжу на Нее … с великой надеждой, с древним русским вечным упованьем…
Значит, это не виденье в дымах…
…Матушка, помоги нам…
Тогда Она шепчет:
— Я школьная учительница… по музыке…
Ах, кому нынче нужна музыка…
Деревня наша тоже в огне пропала… а мальчик мой задохнулся от дыма…
Мы вдвоем в церковь идем… чтобы отпеть его… не успели покрестить, а уже отпевать…
Но в дыму мы заблудились… простите нас…
И опять мне чудится, что она виновато улыбается…
…Я гляжу на нее и забываю о дыме…
Великой, уже небесной, ангельской русской кротостью веет от нее, хотя мне хочется закричать: «Пойдем в Кремль… пусть там отпоют безвинного твоего…»
И кажется мне, что она шепчет кротко: «Но разве убийцы отпевают убиенных?..»
Тогда я шепчу:
— Я пойду с вами…
Тогда дед поднимает высоко в руках икону:
— Я тоже с вами… Неопалимая Купина покажет нам дорогу в белесой тьме…
…Мы идем в необъятных дымах…
И дым перед Иконой расступается, и чистая тропа сквозит в дыму…
И все-таки мне кажется, что это — Небесная Царица Сошественница с Богомладенцем…
И я уже не боюсь смертельного удушающего дыма…
Зеленый кузнечик с черной обгоревшей лапкой прыгает мне на ладонь…
Ищет у меня защиты…
Ищет у меня воздуха…
О Боже!..
Тут все несчастны…
Тут жаль даже кузнечика…
И я чую вину свою…
И вспоминаю чьи-то стихи:
…Если ты родился русскимНа Святой Руси,То не будет тебе счастья —Как ни голоси,И куда ни колеси…Счастье будет только в небеси…
И еще:
