Джоанна Троллоп - Второй медовый месяц
И конечно, после такого эпизода Вивьен проплакала всю ночь. Этого и следовало ожидать. Неожиданностью, несмотря на удручающие ощущения, похожие на адское похмелье, стало облегчение, которое принес следующий день. Облегчение было явным и несомненным, ей казалось, что она наконец-то вынырнула из трясины, которая затягивала и тревожила ее столько лет, затуманивала перспективы, не давала здраво оценить ситуацию. Макс, осунувшийся в своем шикарном велюровом халате, этим утром сказал, глядя на свой кофе: «Ты нужна мне, киска. Я хочу тебя, я люблю тебя. Прошу, прости меня, пожалуйста». А Вивьен, к собственному изумлению, сумела спокойно ответить: «Конечно, прощаю, но, увы, больше ты мне не нужен».
Сидя у телефона, Вивьен внимательно прислушивалась к своим ощущениям, как делала уже сотни раз после откровений Макса. Неужели она до сих пор любит его? Еще нуждается в нем? Нет, определенно нет. Может ли она представить себе долгие дни, месяцы и годы без него? Да, но не так определенно: ей представлялась скорее перспектива дальнейшей жизни вообще без мужчин, чем без Макса. И даже это вероятное одиночество означало только возможность быть самой собой, и эта возможность выглядела гораздо более приемлемой, чем жизнь рядом с Максом и превращение в беспокойную, льстивую, ни в чем не уверенную особу, реагирующую на его необязательность либо ледяным молчанием, либо истеричным визгом.
Она снова взглянула на список звонков. Она собиралась заранее отрепетировать каждое свое слово, обращенное к адвокату, потому что, хотя серьезный разговор предстоял лишь при встрече, важно было найти благопристойный способ растолковать ему, по какому поводу им предстоит увидеться. Пожалуй, к этому она пока не готова. У нее еще слишком путаются мысли, она не способна абстрагироваться от ситуации и отчужденно говорить о нем. Наверное, лучше сначала позвонить Эди и попросить у нее совета, как рассказать обо всем Элиоту. Только при мысли об Элиоте она чувствовала смутную тревогу.
Взяв трубку, Вивьен набрала номер Эди. В театр Эди уйдет только через час или два, а пока сможет уделить сестре хоть толику внимания и времени, которые…
— Алло! — сказала Эди.
— Это я…
— Виви, ты с потрясающим искусством выбрала именно тот момент, когда я никак не могу…
— Нет! — выпалила Вивьен. — Нет!
— Что такое?..
— Послушай меня! — крикнула Вивьен. — Послушай!
И разразилась рыданиями.
Он выключил телевизор, и в доме воцарилась пугающая тишина. Даже нескончаемый гул Лондона за окном будто отдалился. Единственный звук издавал Арси, который прыгнул к нему на колени, едва он прилег на диван, а теперь с томным видом растянулся у него на груди и громко урчал. Глаза кота были прикрыты, но Рассел знал, что Арси умеет сохранять бдительность и с закрытыми глазами.
Рядом, на пуфе, валялась вечерняя газета, стоял пустой бокал из-под вина и тарелка из-под несытного и невкусного ужина. Когда Рассел вернулся домой, там никого не было, мало того — обитатели дома ничем не указали на свои намерения, только куча вещей Бена за диваном словно бы уменьшилась в размерах. Он навел в кухне подобие порядка к возвращению Эди, приготовил себе неудачный омлет на слишком сильном огне, прикончил последнюю треть вина, оставшуюся в бутылке, расправился с кроссвордом в газете и теперь маялся на диване, гадая, почему ему так неуютно в пустом доме.
— Может, из-за ожидания? — спросил он у Арси. — Оттого, что ждешь, когда все они вернутся?
Арси зевнул. Изнутри его пасть была такой же безукоризненно чистой, как и шерсть. Вытянув одну лапу и слегка показав когти, он положил ее на шею Рассела повыше воротника рубашки.
— Не смей, — предупредил Рассел.
Арси и ухом не повел.
— Прошу, сделай одолжение, — продолжал Рассел. — Сжалься, посмотри, как я устал. Не надо вести себя по примеру остальных.
Выпрямив другую лапу, Арси вытянул ее параллельно первой. А затем медленно вонзил когти в край рубашки Рассела и в его кожу.
— Брысь! — заорал Рассел и вскочил.
Описав правильную дугу, Арси легко приземлился на ковер. Но самообладания не утратил, сел спиной к Расселу, вытянул ногу пистолетом и принялся мыться.
— Прости, — помолчав, сказал Рассел, — но ты сам напросился. Я же предупреждал.
Он сбросил ноги с дивана, поставил локти на колени. Через час Эди будет дома, и как ни соблазнительна мысль завалиться спать, перед этим искушением надо устоять. Он с трудом поднялся, взял с пуфа тарелку и бокал. Ожидание можно скоротать, сварив кофе, и покрепче.
— Ты еще не в постели? — спросила с порога Эди.
Рассел медленно выплыл из полусна.
— Нет, как видишь…
— Бен дома?
— Нет.
— Ласло ужинает с Розой, Мэтт где-то с Рут, и я думала, что хотя бы Бен…
Рассел с кряхтеньем начал выбираться из кресла.
— По-моему, часть его вещей куда-то делись.
Эди присмотрелась к куче.
— Да?
Рассел подошел к жене и наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Выпить хочешь?
Она на мгновение задумалась.
— Совсем чуть-чуть.
— Так почему бы нам не устроиться где-нибудь, не выпить и не поговорить?
Эди колебалась.
— Поговорить…
— Да, — кивнул Рассел, — или ты предпочитаешь назначить для этой цели встречу в субботу?
Обойдя вокруг нее, он двинулся по коридору к кухне.
— Кофе? Вина? Виски?
Эди нерешительно шагала следом.
— Пожалуй, вина…
Он оглянулся на нее, кивком головы указал на стулья возле стола.
— Присаживайся.
— Я только хотела…
— Белого? Красного?
— Любого, — ответила Эди, — какого угодно. Эта неделя меня доконала, я не способна даже на самые мелкие решения. — Она выпутала руки из рукавов жакета и уронила его на стул за своей спиной. Сложив руки на столе, Эди опустила на них голову. — Мэтт, Роза, Ласло, Рут, Виви… — Она помолчала и добавила: — Бедная Виви.
Рассел поставил перед ней бокал белого вина. Эди равнодушно уставилась на него.
— Мне всегда казалось, что ты терпеть не можешь Макса.
— Не могу. Но сейчас речь не о Максе — о положении Вивьен. Развод, разъезд… Придется продать дом.
Рассел помолчал, стоя по другую сторону стола с бутылкой белого вина в руке, и наконец подчеркнуто произнес:
— Да.
Эли медленно подняла на него взгляд.
— Можно мне высказаться? — спросил он.
— Давай.
— Так вот, — начал он, — если дети разлетаются кто куда, если им и вправду нравится такая жизнь, было бы замечательно помочь им, правда?
Не отрываясь Эди смотрела ему в глаза. Рассел поставил бутылку на стол и уперся в него ладонями.
И продолжал другим тоном:
— Я понимаю, как тяжело тебе даже думать об этом, Бог свидетель, и мне нелегко, но я все-таки думал и наконец понял: чтобы хоть немного помочь детям и устроить собственную жизнь, нам тоже следовало бы, если уж на то пошло, продать недвижимость. Мы должны продать этот дом.
Эди молча смотрела на него.
Когда уже казалось, что это тревожное молчание будет длиться вечно, она кивнула:
— Знаю.
Глава 20
Риелтор сказал им, что плюс дома — его размеры, качество и то, что в нем сохранена первоначальная планировка: для старых построек это большая редкость. Но вместе с тем, сказал он — и Эди так и не удалось принять его слова всерьез, потому что риелтор выглядел еще моложе Мэтта и нацепил по-детски нелепый галстук, — у дома есть существенный минус: его облик настолько своеобразен, что большинству состоятельных покупателей будет нелегко представить его отремонтированным и осовремененным.
Он уже закончил, а Эди и Рассел смотрели на него так, словно ждали продолжения.
Помолчав, он спросил:
— Понимаете, в чем суть?
Эди и Рассел переглянулись.
— Вообще-то нет, — вежливо сказал Рассел.
Риелтор вздохнул. «Вероятно, мы напоминаем ему собственных родителей, — думала Эди, — им точно так же приходится все растолковывать на пальцах».
Она попыталась помочь ему:
— Так, по-вашему, это хорошо или плохо?
Он снова вздохнул и повторил все уже сказанное, только в еще более витиеватых выражениях.
— Ясно, — кивнул Рассел. — Дом в настолько плохом состоянии, что его не продать.
— Нет-нет, дом завидный, да еще в хорошем районе. Просто… — он окинул взглядом кухню, — сейчас он так выглядит, настолько… ммм… характерным для своего времени, ну, в самый раз для семейной жизни, и все такое, что покупатель, на которого мы ориентируемся, вернее, хотели бы ориентироваться при продаже недвижимости такого рода… так вот, этот покупатель может и не разглядеть весь его потенциал.
Эди наклонилась над столом и сказала мягко и со всей добротой, на какую была способна:
— Вы считаете, что мы должны привести его в порядок.
