Монго Бети - Помни Рубена
— Действуй, как знаешь, — согласился крайне всем этим заинтересованный Мор-Замба и поглядел на приятеля с восхищением, к которому примешивался неподдельный страх.
А Джо Жонглер, как всегда верный себе, задумал куда более дьявольский план, чем мог вообразить его простодушный друг. Он принялся нашептывать семейству Лобила, что, желая разделаться с красными, которые после смерти своего вожака не только не приуныли, а, наоборот, ожесточились, негрецы решили заразить туземные кварталы, и в особенности Кола-Колу, всевозможными микробами, вызывающими разнообразные, но одинаково опасные болезни. Ему самому сообщил об этом хозяин, который его очень любит: он особенно предостерегал его от воды из колодцев, вырытых служащими Управления гигиены и профилактики. Теперь, по словам Жонглера, надо быть осторожнее, пить только воду, которую продают в бутылках в крупных магазинах Фор-Негра, а в крайнем случае — пользоваться колодцами, что вырыли в давние времена местные жители и не удосужились засыпать теперешние власти. Одновременно он завязал более тесные отношения с семьей зятя, которую щедро снабжал бутылками минеральной воды, чтобы как можно скорее посеять среди этих людей страх перед обычной водой из колодцев. Один папаша Лобила не поддался этому психозу.
— Да вы только подумайте, — говорил он своим домашним, — подумайте сами: разве этим белым микробам совладать с желудком черного человека, а уж тем более — с желудком колейца? Желудок колейца — сам по себе сущая помойка, так что одним паршивым микробом больше, одним меньше — какая разница? Учинить разгром в желудках у белых — это они могут, тут и говорить нечего, несдобровать от них и тому, кто живет на ихний манер, взять хотя бы нашего Жана-Луи: он ведь теперь заделался настоящим белым. А вот коренного колейца им не одолеть…
Матушка Жозефина Лобила, так и не разобравшись, кто из них прав, поступила так, как поступило бы большинство наших женщин, молодых или старых, которым прописано лекарство белых: попробовала и бросила. Дома ей приходилось пить минеральную воду — заставляли дочери, с серьезным видом доказывая, что собственная жизнь не игрушка, что она у каждого всего одна и что надеяться на хваленое здоровье тут нечего, это одолеть хворь не поможет, скорее наоборот. Но, едва выйдя из дому, отправившись, например, к соседкам, матушка Жозефина принималась пить ту же воду, что и все.
В конце концов Жонглер просадил всю свою скромную получку, чтобы устроить пирушку, на которую пригласил семейство Лобила и свою мать. Это, по его словам, должно было заменить свадебный обед, на который не пожелал разориться его зять, занятый своими подозрительными махинациями. Не каждый день детей женим, да еще каких детей! Как тут не попировать!
Застолье затянулось допоздна, и Жонглер, выпросивший себе трехдневный отгул у Сандринелли якобы для того, чтобы погулять на свадьбе сестры, весь этот вечер вертелся как белка в колесе. Он постарался, чтобы уже к десяти часам приглашенные перестали узнавать и друг друга, и сами себя; все, не скупясь, подливали себе и потчевали других. Мамаша Лобила, великая трезвенница, в этот вечер дошла до того, что уж и не помнила, сколько выпила стаканов красного вина, которое подносил ей Жонглер. Вино, как ей показалось, было с каким-то странным привкусом, но брат невестки все успокаивал ее, с невозмутимым видом говоря:
— Такое уж теперь делают, лучшего не бывает. Это мне хозяин подарил, когда узнал, что я выдаю сестру замуж. Так что ты, мать, не думай ни о чем, пей…
План Жонглера удался превыше всех ожиданий, и на следующий день, благо ему не нужно было идти на работу, он мог в свое удовольствие поязвить:
— Ну, а я что говорил? Я исполнил свой долг, предостерег своих черных братьев от преступных замыслов Фор-Негра. Кажется, ясно было сказано: не берите в рот воды из колодцев Управления гигиены. Но что поделать, люди только задним умом крепки. Пока чего-нибудь с ними не стрясется, они тебе ни за что не поверят. А ведь может стрястись настоящая беда. Я думаю, что у матушки Жозефины дизентерия.
Хотя соседки, после долгих колебаний рискнувшие обследовать стул Жозефины, к собственному удивлению, обнаружили, что крови в нем нет, однако ученая гипотеза Джо Жонглера была единодушно принята, и только естественное недоверие колейцев к больницам удержало семейство Лобила от поползновения в тот же день отправить пострадавшую в Фор-Негр и внушило мысль, не теряя времени, позвать Жана-Луи, чтобы он принял окончательное решение. Что же касается самой матушки Жозефины, то она, впав в неистовый бред, предсказанный Жонглером, кричала, что отправлять ее в больницу — значит попусту тратить время, что час ее пробил и, как ни ловчи, от судьбы не уйдешь, что у нее осталось только одно желание — в последний раз повидать любимого сыночка, сбывшуюся свою надежду, утешение всей своей жизни и последних ее мгновений, ибо она уже лицезреет святых и ангелов, которые окружили ее постель и ждут не дождутся, когда она решится вознестись вместе с ними, что неловко ей заставлять ждать Иисуса и Деву Марию, которым, наверно, не терпится встретить ее на небесах.
Узнав обо всех этих треволнениях, Мор-Замба, которому случалось присутствовать при смерти товарищей в трудовом лагере, не на шутку встревожился:
— Ты уверен, что не перемудрил с дозой? — спросил он у Жонглера.
— Даже не знаю, что тебе сказать. Во-первых, нужно представлять, что такое обычная доза, а я об этом понятия не имею. А потом, как я тебе уже говорил, мы тогда все перепились, так что я толком ничего не помню: во всем «святой Иосиф» виноват. Да, ты прав, я, кажется, перемудрил с этим фокусом. Мне и самому как-то не по себе.
Жан-Луи сначала отправил в Кола-Колу свою жену, которая объявила, что муж ее уехал на стажировку в Европу и поэтому — увы! — не может явиться к изголовью матери. На расспросы настырных соседей, собравшихся, чтобы поддержать в сей трудный час эту почтенную семью, Альфонсина отвечала уклончиво и высокомерно — как и полагается супруге человека, которому уготована завидная судьба, согласно тайным откровениям индусского профессора Кришнараджи, всемирно известного специалиста по заочному составлению гороскопов. Да ведь ее мужа совсем недавно видели в Фор-Негре! Ну и что? Как раз после этого он и уехал. А почему не взял ее с собой? Он и не мог ее взять. Оказывается, супруги крупных чиновников не пользуются теми же льготами, что их мужья. На одного только Жонглера все эти кривляния не произвели ни малейшего эффекта, и он тотчас отправился к Мор-Замбе.
— Придется тебе выйти из своего укрытия и предупредить друзей.
Жан-Луи пожаловал в Кола-Колу очень поздно, часам к двум ночи, когда в четвертом подпольном округе предместья все уже спали или притворялись, что спят. Трус, но человек трезвого ума, он верил в свою звезду, хотя и знал, как ненавидят его в родном предместье, и отлично понимал, что его ожидает, если он попадет в руки подпольщиков. Поэтому Жан-Луи решил вырядиться музыкантом-сапаком, надеясь, что никто его не узнает. Взяв в руки гитару, он с подчеркнутой небрежностью обмотал вокруг пояса красный платок, а другой, потемнее, повязал на шею; надел черные очки и австралийскую шляпу с лихо заломленными полями, однако не в силах противиться своей привычке к щегольству не решился расстаться ни с роскошной нейлоновой рубашкой в клетку, ни с тергалевыми брюками в обтяжку, ни с фасонистыми тупоносыми ботинками из кожи в мраморных разводах, так что люди, следившие за ним из темноты, еще издали заметили, как поблескивают на ботинках окантованные металлом дырочки для шнурков в бледном свете последнего уличного фонаря Фор-Негра, стоящего у въезда в Кола-Колу, на самой границе пригорода, рядом с автозаправочной станцией.
Едва Жан-Луи вышел из машины, оставив свой обшарпанный «пежо-403» у автозаправочной станции, но не под самым фонарем, а чуть в сторонке, чтобы он не так бросался в глаза, и в то же время достаточно далеко от первых валов мрака, затоплявших Кола-Колу, чтобы можно было без труда отыскать его на обратном пути, как за этим расфранченным призраком, за этой нелепой маскарадной маской началась погоня. Какие-то тени подбирались к нему все ближе и ближе, быстро преодолевая промежуток, еще отделявший мужа Альфонсины от первых лачуг Кола-Колы. Гениальный или, вернее, до гениальности простой замысел Жонглера основывался на предположении, что если Жан-Луи и осмелится сунуть нос в Кола-Колу, то сделает это только ночью и при этом не возьмет с собой провожатых из Фор-Негра: ему было бы стыдно перед ними за своих родных, простых колейских тружеников, и за бедную лачугу, в которой он вырос, — а ведь этому жилищу позавидовало бы в Кола-Коле немало парней, живших в гораздо худших условиях. Вот он вышел за пределы Фор-Негра и, выбрав окольный переулок, углубился в скопище знакомых с детства лачуг; ему оставалось пройти еще не меньше километра, чтобы очутиться у изголовья матери, когда у ближайшего перекрестка какой-то человек издали окликнул его по-французски и одновременно направил в лицо луч карманного фонарика, пригвоздив его к месту:
