Василий Дворцов - Каиново колено
Саша опять, как в первое пляжное знакомство, сгорбился, ссохся, речь затихла. Маленькая ложечка медленно-медленно очерчивала скользкие круги по донышку почти пустой красной чашки. Может быть это оттого, что где-то на верху раздались звуки пробуждения? Хлопок двери, смыв унитаза. Саша сглотнул остатки, встал, поправляя на впалом животе пижаму, оглянулся за яркие вертикальные полоски высокого уже, ярко желтого солнца за полузакрытыми сиреневыми жалюзями.
— Я пойду, предупрежу своих?
— Вы это меня спрашиваете?
— Нет, простите. Ну, пойду.
Сергей прижался лбом к прохладной оконной жалюзи. Там, в разливающейся от востока беззаботной неге, понемногу начиналась соседская жизнь.
А для него-то что теперь значит: «когда смогу вернуться»? Главное: «как смогу», «каким макаром»?
Самое удивительное было в том, как его появление восприняла Тамара. Почему-то думалось, что именно она станет главной проблемой в… сложившейся ситуации. Но, все произошло с точностью до наоборот: едва услыхав о Сергее, она растрепанным колобком скатилась по лестницы из спального этажа и, схватив его ладонь обеими своими пухлыми ручками, прижала ее к груди, с искренней слезой заглянула в лицо:
— Сергей! Слава Богу! Добрались. Вы не сдавайтесь! Я-то ведь уже тогда, на пляже, подумала: вы такой отстраненный — это над вами беда нависла. Беда, вот она. Но вы не сдавайтесь, мы вас не оставим.
А потом поила его кофе по третьему кругу и, принижая голос, лопотала и лопотала о мафии, которая «со всеми приезжающими так поступает».
— Да им только деньги нужны, добиваться для вас тюрьмы они не будут. Получат свое и отстанут. А вы пока пересидите. И даже не думайте, что кто-то из нас может сомневаться в вашей честности. Это мафия. Мафия.
А потом в столовую спустилась и их дочь. Невысокая, в родителей, весьма уже оформившаяся барышня с короткой, в каре, стрижкой неестественно черных волос. Надуманно равнодушный голос — и это после пронзительнейшего выстрела миндальных, чуть раскосых глаз! «Здравствуйте. Оля». Вот именно так: Оля! Ля-ля, ля-ля. Мол, я маленькая такая девочка. Пока она усаживалась за стол, мамочка успела согреть в микроволновке молоко и залить сухой завтрак: кушай, лялечка, аккуратно. И салфеточку поправила. И все искренне.
Спохватившись, включили телевизор. Новостей никаких не было, по всем двадцати с лишним каналам разноцветные утренние шоу или реклама. Наконец на какой-то кнопке дикторша-китаянка зачастила про приезд в Сан-Диего некоего дипломата и встрече с ним у некоего конгрессмена. Далее прошли сюжеты об инциденте с рабочими в порту и про адвокатский протест ветеранов против строительства в зеленой зоне. Все напряглись: сейчас будет криминал — он всегда перед культурой и спортом. Реклама, черт ее дери! Но, вот и оно, чего так ждали: два фоторобота русских бандитов, устроивших переполох в Гранд-Отеле сегодня ночью. Ну и переполох! Все обставлено по полной: стандартная голливудская заставка из окруженного машинами подъезда с врубленными мигалками, интервью у спешащего на доклад к мэру шефа полиции: «все под контролем… тайна следствия… русская мафия с русской мафией…» Корреспондент что-то докрикивал вслед. И тут они замерли: «Один русский опасно ранил второго русского. Второй русский доставлен в госпиталь в бессознательном состоянии… врачи борются, но допрос проводить нельзя… Первый русский в розыске. Просим сообщить по телефонам…» Ур-ра!!! У-ра!! Ура! — Карапетян жив, жив, он все объяснит! Он расскажет, что с ним произошло. И почему, и кто подставил Сергея. Да, кстати, у них же есть его фото, так почему же на роботе Сергей до такой степени неузнаваем? Этакого угрюмого боксера с типично русским носом-картошкой и азиатскими скулами даже родная мама бы не признала. Но, вообще-то, разве это плохо? Не та ситуация, что бы обижаться, таким его никто никогда не найдет. Э! А вот и нет, Сергей совершенно неправильно представляет принцип поиска преступников в США. Никакой дедукции! Здесь все следствие строится на доносах. Если соседи узнают о присутствии некоего незнакомца, то им абсолютно все равно — пусть это будет старая негритянка, они настучат шерифу немедленно. Такой вот гражданский долг в понимании добропорядочного среднего американского налогоплательщика.
Согласно решению общего собрания, а теперь и преступного сообщества, организованного явно по национальному признаку, он должен был прежде всего отсидеться. Тихо-тихо, просто-просто. Раз его не взяли, то откуда-то они вот так уверенны, что это именно Сергей грохнул «второго русского»? Мафия скинула ложную информацию. Поэтому нужно обязательно отсидеться, отследить все новости, и дождаться выздоровления Карапетяна. Какие еще могут быть варианты действия? Во-первых, если Карапетян жив, то пусть все сам и объяснит. Но, если, конечно, захочет. А если не захочет? Побоится не выжить после выписки? Зайдут в палату бравые ребята с фруктами и попросят помолчать. Или вообще не придет в себя? Черепно-мозговые травмы даром не проходят. Будет теперь навсегда улыбаться всем людям в белых халатах и тихонько петь про великий и недоступный Арарат. Тогда «во-вторых»: до Мексики тут рукой подать, все бегают. А там на самолет до Китая, и оттуда уже до своей Сибири без проблем. Граница? Такая же, как, наверное, сейчас у России с незалежным Казахстаном. Или Киргизией. Пересечь проблемно, если по женскому паспорту или ветеринарной справке. Саша с Томой туда постоянно ездят, раз в месяц точно. Документы у частных лиц проверяют просто с ненавистью, они же только от фур отвлекают. Зачем ездят? Есть значительная разница в ценах на одежду и бытовые приборы, так что бензин очень даже оправдывается. Посему, самое лучшее на ближайшие дни: спать, спать, спать, а, если невозможно, то улучшать свой разговорный с помощью телевизора, и, в любом случае, не мелькать в окнах со стороны соседей. Отлеживаться он будет на втором этаже, в комнате Оленьки, а она пока переберется в полупапин-полумамин кабинет, где в тесном соседстве с компьютером, швейной машинкой, книгами и гримерным столиком, стоял огромный старый кожаный диван. Наследство от предыдущих хозяев. Почему не Сергей? А потому, что Тамара там днями шьет, Саша ночами сидит, а Оленька тоже и уроки делает, и рукодельем занимается, так что все его будут стеснять и стесняться.
Вечерние газеты укрепили план «во-вторых»: «второму русскому проломили череп хрустальной пепельницей, на которой нашли отпечатки первого русского», «у второго русского пропало семь тысяч долларов наличными». Бедные американцы — кто из них когда, кроме как в фильмах ужасов, видел такие наличные? Дальше больше: «русские превратили Америку в собственную помойку», «русская мафия распоясалась, и простые американцы имеют право требовать себе защиты». И опять портреты евроазиатского боксера: «русский бандит на свободе, опасность угрожает нам и нашим детям». Не больше и не меньше. Похоже, что в эту ночь все простые американцы спали с револьверами и винчестерами под подушкой. Чтобы забыть все на следующий день. Такие вот они простые.
Первые суток трое-пятеро немного познобило от обиды и жажды справедливости, но в новостях уже через день пошли новые сюжеты о перехваченной в порту наркотиках, потом о самоубийстве девочки на религиозной почве, и больше, как он не следил, о русской мафии ничего не появлялось. Отбой тревоги. Наконец-то навалился сон. В Олиной светло-розовой спаленке с огромным полукруглым окном за сиреневым тюлем все было заставлено мягкими игрушками. Мишки, зайки, коты, енотики, обезьяны, кенгурята и пингвины самых разных размеров — от полутораметровых до карманных, и самых разных расцветок, плотно покрывали кресло, стулья, стол, шкаф, подоконник, висели, пришитые к шторам, торчали из-под кровати и из всех углов и закутков. В первый раз Сергею даже было неудобно раздеваться под пристальным надзором выпученных на него со всех сторон глаз-бусинок. И спать в девичьей кровати срывающемуся преступнику было тоже в первое время неловко. Спасал крохотный переносной телевизор, тоже розовый. Отсмотрев к утру очередной пяток боевичков с примерно одинаковым сюжетом и набором стандартных, уже понимаемых, фраз, Сергей из последних сил протягивал руку с пультиком, и уплывал под первые звуки семейного подъема. Спал старательно, то глубоко, с провалами в удушливые кошмары, то прозрачно, слыша, как входила за одеждой или тетрадками Оленька, но не подавая никаких признаков жизни до вечера. Где-то шелестели разговоры, шумел пылесос, улюлюкал телефон, хлопали двери. А в голове такие знакомые и понятные звуки странно перемешивались с совершенно иными картинами и предметами, оправдываясь то ли галлюцинациями, то ли бредом, где телефонный разговор превращался в напутственную речь новобранцам из уст буролицего полковника с ослепительно сверкающей звездой Героя, а мычание пылесоса, приближаясь и разрастаясь, из мягкого тихо занудного шмеля превращалось в разъяренную турбину, от которой Сергея снова сносило беларусьфильмовским ветром, только летел он далеко-далеко, по-птичьи кружась над дацаном и Василием Блаженным. А потом совсем близко стрекотала на машинке мама. Мама? Как давно он уже не видел ее, отец, наверное, совсем облысел. И была у него сестра-сестренка, которая никак не могла похудеть, а Сергей в последний раз звонил домой на Новый год, как всегда обещал приехать на каникулы с дочкой, порадовать дедов. Деды — они сопровождали новобранцев в бытовку… Хлопок — это выстрел БМД… Или дверь?..
