Катерина Шпиллер - Дочка, не пиши!
И вот тут случился срыв. Не у меня – у мужа. Я уже писала как-то, что, будучи глубоким «совком» по своей сути, выросшим среди таких же ничтожных мужичонок, мой брат понятия не имеет, что такое гнев нормального мужчины, когда похабно оскорбляют его женщину. Первая и эмоциональная реакция – врезать так, чтобы хам уже не поднялся. Физически, увы, это было невозможно. Хотя Женя в запале даже начал искать адрес Режабека, чтобы с ним лично разобраться. Мне стоило больших трудов отговорить его от этой затеи. Взамен я предложила более действенное средство. Я выдала мужу одну семейную тайну, обнародование которой грозит Режабеку такими неприятностями, что хуки и справа, и слева покажутся ему поцелуями феи.
– Я и так слишком долго терпел, – тихо сказал побледневший от гнева Женя, – я вообще с тобой стал непростительно терпелив к мерзавцам. Хватит! – Это он уже кричал. – Эта мразь ответит за все!
Я не буду рассказывать, чего мне стоило его удержать. Потребовались сутки уговоров, увещеваний и объяснений того, что мой брат не законченная сволочь, а просто набитый дурак и алкаш. Но главным аргументом, который охладил пыл моего мужа, было то обстоятельство, что вследствие разоблачения тайны пострадают, помимо брата, и другие люди, к этому причастные, в том числе, возможно, дети. В тот раз мне удалось остановить Женю, хотя он уже успел предупредить Режабека о своих намерениях. И брат затаился. Совсем. Больше он ни на моем, ни на своем форуме выпадов против меня себе не позволял, да и вообще проявляться стал крайне редко, оставляя какие-то невнятные записи.
Стая гоминидов растерялась. Уж они его звали, звали, кликали, кликали, а он не отзывался. Когда, наконец, до них дошло, что вожаку грозят неприятности, стая притопала ко мне на форум, но, будучи там проигнорированной, переместилась к Брунгильде.
Брунгильда:
Мои рассуждения основываются на том, что Шпиллер в романе пишет: врач, к которой ее приводили в подростковом возрасте, поставила ей диагноз «гиперответственность». Таких диагнозов не бывает. И вот тут у меня начинает работать фантазия.
Если Екатерине был поставлен тяжелый диагноз, который в те годы звучал как приговор – маниакально-депрессивный психоз (МДП)?
Девочка не хочет учиться на дневном – ее устраивают на работу в «тихое место», в библиотеку. Девочка бросает вуз – никакого особого скандала. С девочкой, по сути, носятся как с писаной торбой. И при этом от нее тщательно скрывают, что она действительно серьезно больна. Причем люди с тем же МДП достаточно социально адаптированы, могут работать, им лишь надо постоянно пить лекарства и не попадать в стрессовые ситуации. Девочка нашла мальчика – их буквально женят, потому что боятся, что сумасшедшая будет не способна устроить свою личную жизнь, а родители – не вечны. Фигура этого Шурика становится чуть ли не героической. Так что завещание щербаковской квартиры этому Шурику – просто плата за то, что мужик, по сути, годы был сиделкой при больной дочери Галины Щербаковой.
Эпизод с психологом Екатерины. Женщина дает Екатерине тот же совет, что дала бы я: перестань общаться с матерью, формализуй отношения с ней, если они тебя травмируют. Но после первого же разговора с Галиной Щербаковой женщина меняет отношение на диаметрально противоположное. Все можно объяснить одной фразой, сказанной Галиной Щербаковой этой женщине-психологу: «Я не могу бросить больную дочь, у нее (и дальше – диагноз)».
Фантазии Брунгильды на тему моей биографии скорей смешны, чем глупы. Любой желающий может, если захочет, придумать еще несколько десятков возможных вариантов моей жизни. Смешно же потому, что уже немолодая провинциальная дама, устав от размахиваний картонным мечом среди других ряженых «фэнтезюшников» в ближайшем леске, который уже месяц ежедневно (!) по многу часов обсасывает чуть ли не каждый эпизод из моей книги, чуть ли не каждый мой комментарий на форуме. И еще забавней, что Брунгильда отнюдь не одинока среди «заболевших» мной. Некоторые хотят избавиться от своей «болезни» и полагают, что лучше всего это получится, если будет нейтрализована «причина» их недуга.
Татьяна:
Доведение до самоубийства в УК есть, а убийства словом почему-то нету (это гоминидки страстно обсуждали, как бы меня привлечь за убийство Щербаковой. Не смейтесь, они это всерьез. – Прим. автора). Иначе Шпиллер запросто можно было бы привлечь к ответственности. Нет, все равно не получилось бы. Сумасшедших не судят. Другое дело, что их могут в «дурку» упрятать на всю оставшуюся жизнь. В случае со Шпиллер было бы достаточно навсегда отлучить ее от Интернета.
Анна Николаевна:
При желании в УК можно найти статьи, только кто их будет проводить в жизнь? Доведение до нервного срыва есть. Просто пассивно – когда ты не знаешь, что это произойдет, а она-то знала, к чему может привести книга, но все равно напечатала.
Ирина:
Меня занимал вопрос – всю ли жизнь Е. Ш. писала дневник, а потом оформила в пасквиль, или кто-то вдохновлял и организовал ее на этот шаг. Конечно же теперешний муж! Такой одинаковый замысел и запах – откровения Коржакова и больной женщины. Бизнес-проект налицо. Поэтому такой сладкий муж у К. Ш. – и завтраки в постель, и ужины, наверное, туда же, создал условия для «творчества». А то, что жена целый день на своем форуме заряжается отрицательной энергией, его почему-то не волнует!
И так они продолжали и продолжали и остановиться не могли. Но мы закончим на этом. Хватит. Ничего нового гоминиды уже никогда не скажут, будут бесконечно ходить по одним и тем же кругам. Думаю, что и моим уважаемым читателям это тоже наскучило. Давайте же отвлечемся от стаи и почитаем человеческие письма.
N:
Началось все с того, что попала на чей-то (даже не помню чей) пост в ЖЖ, где вас, мягко говоря, поливали грязью. Оттуда попала на письмо вашего брата. Поразилась скудости его языка и некоторой безграмотности. И уж оттуда, заинтригованная, пришла к вам, сюда. Во-первых, хочу сказать вам огромное спасибо за вашу откровенность и честность, более того, то, что я прочитала, в некотором смысле сейчас влияет на мое восприятие моей же собственной жизни. Просто так уж вышло, что история вашего первого брака очень схожа с историей моего текущего брака. Только вот я пока не нашла своего Женю. А во-вторых, хочу пожелать вам еще большего счастья, чем вы уже обрели. Вы это заслужили.
В.:
Я прочитала «Мама, не читай!» на одном дыхании. Пошла умываться – щеки совершенно соленые от слез. Не помню, когда последний раз плакала над романом или повестью. До этого я весьма почитала писательницу Галину Щербакову (у меня на полке стоит не только «Вам и не снилось»). Так получилось, что я прочитала сначала обращение к вам вашего брата, а потом уже вашу повесть. То есть начинала я читать вас с предубеждением, что вы сделали нечто не совсем правильное с моральной точки зрения (мягко говоря).
Плакать я начала с описания предновогоднего бойкота. Такой же бойкот был в моей жизни. Сначала в 10-м классе, а потом сразу после развода с нелюбимым мужем. Меня тоже ломала и калечила моя мама, в семье, которая со стороны казалась идеальной. И тоже обожаемый мамой брат, и нелюбимый мной муж, и даже развитие карьеры… И любимый человек, нашедший меня в Интернете, наш виртуальный роман и его продолжение в реальности. И моему любимому тоже пришлось отогревать меня и буквально спасать.
И только прочитав вашу повесть, я осознала, что на самом деле со мной происходило в родительском доме.
Я благодарна вам за откровенность, бесстрашие, беспощадность – не только к ближним, но и к себе. Не могу больше ничего вразумительного написать, в голове полный сумбур, и необходимо все осмыслить. Спасибо, спасибо, спасибо.
Вы так открыты и честны с теми, кому рассказали свою историю!
Я еще раз перечитаю вашу исповедь. Мне кажется, при детальном рассмотрении она покажется мне еще более близкой.
Марина Казанцева:
…И вот развязка наступила совершенно естественным образом: дочь, в течение ряда лет затюканная родней и «припадающими», решилась высказаться и изложила свою версию событий. И тут, как нам рисует Режабек, мама-писательница хватается за сердце – для нее такой исход оказался полной неожиданностью! Надо же, как хорошо было покусывать человека исподтишка, а тут получился настоящий скандал. Мало того, нашлись сочувствующие не ей, а дочери. А самое ужасное то, что скандалец этот оказался отнюдь не эксклюзивом, не некоторой исключительностью, а довольно распространенной, хотя и замалчиваемой темой.
Ксения:
Я полностью присоединяюсь к той «группе поддержки» всех думающих и неравнодушных умных людей и тех, кто уловил в книге созвучие своей детской печальной судьбе. Таких, наверное, уже многие тысячи, а сколько их в латентном состоянии! В общем, я буду повторяться, если начну перечислять всю ту боль, что причинила мне моя тоже внешне вполне «интеллигентная» семейка, все настолько похоже по атмосфере равнодушия и лицемерия, постоянного предательства со стороны как отца, так и матери, что нет смысла писать. Вы уже сделали это блестяще!
