Рейчел Кинг - Полет бабочек
В дверь к нему постучали, и вошел Сантос. Томас приложил усилие, чтобы принять сидячее положение, но гамак бешено извивался, под ним и грозился сбросить его с себя.
— Не надо вставать, мистер Эдгар, — сказал Сантос.
Он придвинул к себе стул, стоявший у письменного стола Томаса, и сел неподалеку. Он сжимал что-то в руках — небольшую коробку.
Теперь, когда в голове у Томаса прояснилось и приступы лихорадки отпустили его, он объяснял себе, что долина бабочек ему привиделась, это была галлюцинация. Сантос приехал в лагерь лишь вечером того дня, и, конечно, он не мог найти его и отпустить бабочку. Но сколько бы он ни твердил себе это, сколько бы ни ругал себя за то, что поверил в видение, — что-то снедало его изнутри, мучило его. Ему все же очень хотелось поверить, что она существует. Она в самом деле существует.
В хижине стемнело от дождя, а воздух был плотным и горячим.
— У меня есть кое-что для вас, — сказал Сантос — Думаю, вы будете очень рады.
Он разжал пальцы и снял крышку с коробки. Вручил ее Томасу — тот взял коробку и заглянул в нее при тусклом свете. Там, неумело посаженная на булавку, со сломанной грудной клеткой и перекошенным тельцем, находилась мертвая Papilio sophia. Горячие слезы навернулись на его глаза, и он крепко сдавил веки, чтобы зрение прояснилось.
— Вы нашли ее, — прошептал он.
— Да, — сказал Сантос и тихо засмеялся.
— Она… моя?
— Ваша, мистер Эдгар? Пожалуй, да. Я сам поймал ее этим утром, когда ходил с доктором Харрисом по лесу. Она великолепна, не правда ли? Это мой подарок вам. Надеюсь, вы назовете ее должным образом.
Голова Томаса резко покачнулась, когда он поднял взгляд. Легким стало нечем дышать.
— Должным образом? Но я уже выбрал для нее имя.
Голос его звучал совсем слабо в тесном воздухе хижины, который ходил волнами от сырости, пока дождь лил темными потоками снаружи.
— Разумеется, при условии, если бы вы нашли бабочку. Но, как видите, ее нашел я.
Ровным голосом он констатировал факт, не выдавая никаких эмоций. Если он вообще был на них способен.
Сантос потрепал его по плечу.
— Я оставлю вас наедине с предметом ваших вожделений, — сказал он. — На вашем месте я бы хорошо подумал, как ее назвать. Мое имя Жозе, как вам известно, если вам это поможет.
Он встал и в два шага покинул комнату.
Томас откинулся на спину, все еще держа коробку в руках, и уставился в потолок. В голове у него царил туман, и он боялся, что не сможет принять правильное решение. Смешанные чувства охватили его, никак не удавалось разобраться, что же он ощущает на самом деле. Бабочка у него. И все же она… не его. Сантос украл ее. Даже если он не украл саму бабочку, то украл у него славу. Эта мысль полностью завладела Томасом.
Без открытия этой бабочки ему стало незачем жить. У него ничего нет за душой. Он вернется домой просто с коллекцией насекомых, чтобы продать ее какому-нибудь жирному богачу, который не знает, как отличить парусника от морфиды.
Эту бабочку он привезет домой лишь для того, чтобы показать: вот та легенда, за которой он гонялся. И он даже не сможет назвать ее в честь жены. Назвать бабочку в честь Софи — только это могло спасти его от иссушающего чувства вины, а теперь он не сможет ей этого дать. Она обманута и взамен ничего не получит, кроме мужа-неудачника. Еще одна слеза выкатилась из глаза и скользнула вниз к уху; ему стало щекотно. Он горько усмехнулся. Эта особь даже не в очень хорошем состоянии. Он снова поднес бабочку к глазам, чтобы лучше разглядеть. Черные крылья порваны, а тельце сломано почти пополам. Как если бы Сантос наступил на нее, чтобы поймать, или палкой сбил ее на землю. Что-то еще в ней было не так: она гораздо меньше размером, чем он ожидал. Наполовину меньше его руки. Ту, которую он поймал на поляне в лесу — даже если ему все это привиделось, — нельзя было назвать гигантской, но для бабочки она была все же очень большой. И по слухам выходило, что она огромная, и… еще кое-что. Это даже не Papilionidae — она вообще другого вида. На раздвоенном хвосте никаких замысловатых украшений — просто скучный смокинг, а не хвост бабочки. Желтый цвет очень бледный, почти белый, а черный…
Томас скинул ноги с гамака. Покачался немного, пока кровь не отхлынула от головы, но хлопанье крыльев наполнило уши и било в глаза. Он прижал кончики пальцев к векам, чтобы успокоить глаза.
Черный цвет тускл и водянист и совсем не переливается, как следовало бы, — во всяком случае, он так себе это представлял. Этот цвет должен быть похож на лужицу разлитой нефти — черную по своей сути, на поверхности которой мерцают, играя, зеленоватые и голубоватые блики. Черная пара крыльев свисает ниже той, что с другой стороны, — словно под собственной тяжестью. Он пригляделся поближе и, подцепив булавку, которой была приколота бабочка, вытащил ее. После этого бабочка утратила половину своего туловища, но Томас уже не волновался по этому поводу. На дне коробочки, на месте, скрытом от глаз черными крыльями, он увидел два пятна. Чернильных. Крылья бабочки, оказывается, погрузили в чернила, и тот, кто так грубо посадил ее на булавку, даже не стал дожидаться, пока они высохнут.
Он взревел и швырнул коробку в стену хижины.
Дождь утих, и Томас выскочил наружу, где прояснилось. У входа в свою хижину стоял Эрни — только взглянув на лицо Томаса, он согнулся пополам от смеха. Томас пошел на него, как в бреду, не чувствуя под собой ног, стиснув руки в кулаки.
— Это всего лишь шутка, старина, — произнес Эрни, теперь уже выпрямившись, утирая слезы в уголках глаз. — Идея Сантоса.
Томас едва стоял там, без сил — ярость, клокотавшая в груди, сошла на нет.
Один за другим остальные мужчины показались из своих хижин. Джордж был бледен и осунулся после болезни; Джон своей фигурой закрыл весь дверной проем, лицо его пряталось в тени от ладони, прижатой ко лбу. Даже Педро, повар, стоял в дверях кухни, просто вытирая руки о тряпку. Только Сантос улыбался вместе с Эрни. Клара тенью маячила за его плечом — она смотрела на Томаса, с лицом, осунувшимся от печали.
Сезон дождей обрушился на них со всей мощью. Река поднялась, и многие ручейки, через которые путешественники раньше просто перепрыгивали, превратились в глубокие реки, которые нужно было переплывать на лодке или обходить стороной. Вода устремилась в лес, затопляя стволы и нижние ветви деревьев. Там, где раньше сидели обезьяны и ходили ягуары, теперь резвились речные дельфины и рыбы. Сидя у русла реки, Томас воображал, как все они плывут к нему сквозь деревья, словно летят.
Сбор насекомых был очень затруднен; бабочки вообще попрятались от дождя, впрочем, Джордж жаловался на то, что жуков и долгоносиков тоже стало меньше. И только у Джона работы не убавилось — во время дождя растительная жизнь расцветала.
Вялость и лень охватили Томаса и Джорджа — они приписывали такое состояние недавно перенесенной болезни, но оба понимали, что сонливость вызвана ничегонеделаньем. Томас спал до самого обеда, пока Клара сопровождала Джона. Сантос, когда был в лагере, уходил вместе с Эрни в лес или оставался, чтобы побеседовать с Джорджем и иногда с Томасом. Он по-прежнему надолго отлучался в Манаус, но Томас все равно старался избегать Клары — так обеспокоен он был тем, что Сантос уже догадался об их отношениях. Томас оказался предоставлен сам себе и воспользовался этой передышкой, чтобы перенаправить свое внимание на собственную жену. Он писал письма Софи — как если бы шел вброд через грязь — и не мог заставить себя отправить их.
Он решил последовать совету Джона и познакомиться поближе с кем-нибудь из местных жителей. Антонио обычно был там, где Сантос; Мануэль и мальчик Жоаким выступали в качестве проводников и помощников, сопровождая тех, кто отправлялся за сбором материалов. Оставался только Педро, повар. Томас практиковался в португальском языке, беседуя с ним.
— De onde a sua famflia é? — спрашивал он, интересуясь, откуда родом его семья.
— De todo lugar, — отвечал Педро, широким жестом рук показывая, что отовсюду.
Томас спросил, можно ли посмотреть, как тот работает, и Педро, взглянув на него как на сумасшедшего, все же согласно кивнул. Он прихрамывал, пока крутился возле кухни, и, приглядевшись внимательнее, Томас понял, что на правой ноге повара не хватает пальца. Хоть расспрашивать было невежливо, Томас измучился, выбирая темы для разговора, поэтому показал на ногу.
— Como… dedo… ferir? — спросил он, и Педро широко улыбнулся в ответ на такое ужасное владение языком.
Он стал объяснять, но Томас уловил значение только нескольких слов. Он разобрал, что Педро потерял палец, когда работал рыбаком. Он ловил больших черных пираний — это такая их разновидность, хоть и опасная, но очень вкусная; одна из них сорвалась с крючка прямо в лодку и тут же цапнула его за палец.
Должно быть, у Томаса вид был испуганный, и Педро снова рассмеялся. Двое его братьев точно так же лишились пальцев на ногах. Очевидно, ради вкуса этих пираний действительно стоит рисковать пальцами.
