Энни Пру - Корабельные новости
Куойл вошел и увидел типичный трейлер, с синтетическим ковром, уютными спаленками, гостиной, как на фотографиях семидесятых годов. Единственным непривычным фрагментом обстановки были огромные коричневые динамики, застывшие в углах комнаты как телохранители. Кухня была размером не больше шкафа, а в раковину Куойл не смог бы окунуть обе руки одновременно. В ванной он нашел странное сооружение: на ковре лежал желтый шланг с аэратором, свернутый в форме охотничьего рога, а в кабинке душа — половина пластмассового бочонка.
— А что это? — спросил он у Натбима.
— Мне очень не хватало ванной, то есть до сих пор не хватает. Это хоть как-то ее напоминает. На кораблях полно таких бочек, в них переправляют мелассу, черную патоку. Так вот, я распилил его и поставил в этот угол. Я даже могу в нем сесть. Не очень удобно, конечно, но все же лучше, чем налипшая на торс полиэтиленовая занавеска.
Выйдя в гостиную, Натбим сказал: «Вот послушай!» — и включил целую башню из звуковоспроизводящих приспособлений. Засветились красные и зеленые огоньки, цифровые дисплеи, запульсировали датчики и оранжевые эквалайзеры. Динамики гудели и грохотали, как живые легкие великана. Натбим вставил серебристый диск в проигрыватель, и воздух завибрировал низкими частотами. Музыка была такой громкой, что Куойл был не в состоянии различить звучащие инструменты. Пульсирующий сгусток энергии пронизывал его насквозь, заставляя вибрировать в такт его ритму.
Куойл воткнул бутылки с пивом в лед и помог Натбиму придвинуть стол к стене. Пластик, которым была затянута одноразовая посуда с нарезанной колбасой и сыром, заметно подрагивал.
— Когда приедет первый гость, мы откроем упаковки, — сказал Натбим.
Они поискали по шкафам большую миску, в которую уместилось бы тридцать пакетов чипсов, но так ничего и не нашли.
— Давай возьмем твою бочку из душа, — прокричал сквозь грохот Куойл. — Только на один вечер. Она довольно вместительная.
— Точно! И выпей пива. Прощальная вечеринка Натбима объявляется официально открытой! — Пока Куойл высыпал чипсы в пахнущий мылом бочонок, Натбим издал боевой клич, подхваченный ночью.
В окно, в картинной раме нежно-розового цвета, они увидели приближающиеся к мосту огни автомобиля. Пиво в руке Куойла дрожало от грохота музыки. Натбим что-то говорил, но его слова было невозможно разобрать.
Первым приехал Терт Кард. Он споткнулся и налетел на столик с тарелками. У него в руках была бутылка рома, а на голове большая туристическая кепка, которая делала его голову похожей на муравьиную. Он сорвал упаковочную пленку, схватил полную горсть ветчины и запихал ее в рот. Вопя и шатаясь, вошла целая толпа мужчин и принялась поглощать мясо и сыр с тарелок так, будто бы пришли на национальный конкурс по обжорству. Они ели чипсы, будто фаршировали дичь, перед тем как положить ее в печь.
Трейлер закачался на опорах. Внезапно комната настолько наполнилась людьми, что бутылки приходилось передавать друг другу над головами.
Рядом с Куойлом оказался Кард.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — прокричал он, протянув ему широкий бокал со сколотой кромкой. Потом, не договорив, исчез.
Куойл начал испытывать непривычное, дикое удовольствие. Бремя отцовства отпустило его, а мысли о Петал и Уэйви отступили. За всю свою жизнь он был только на двух или трех вечеринках и ни разу не был на мальчишнике. Он привык считать, что вечеринки устраивают ради сексуальных и социальных игрищ, но этот вечер был ни на что не похож. Там царило грубое возбуждение, которое больше подошло бы стоянке возле портового бара, чем дружественному вечеру прощания с Натбимом. Густой запах табака, рома и немытых волос. Кепка Терта Карда показалась и снова исчезла из виду, будто он плясал вприсядку. Он тер брови тыльной стороной руки.
— Меня все спрашивают о лохматом дьяволе, — прокричал Терт Кард. — Тебе я расскажу о нем.
Куойл едва разбирал слова монолога, который грозил стать бесконечным.
— В молодости мой отец жил на Лабрадоре… Тогда его звали Кард Левша, потому что он все делал левой рукой, все над ним смеялись. Так вот, он рассказывал, что однажды почувствовал рядом с собой под снегом ДЫРУ. Надо было ступать осторожно… или ты мог кубарем провалиться туда. Он шел очень осторожно… было так страшно. Однажды он встречается со своим дружком, Альфонсом, и они отправляются в охотничий домик. Альфонс говорит, мол, плохо дело, не нравится мне тут, я возвращаюсь домой. А отец его все уговаривает остаться. Погоди, говорит, пока развиднеется, и ложится спать. Встает утром, а Альфонса уже нет. Ушел, значит. Отец вышел и видит: его следы уходят прямо, вперед. Идут, идут, а потом просто исчезают. И все. Вокруг только чистый снег.
К Куойлу протиснулся мужчина с мясистым лицом, напоминавшим формой знатный кусок ветчины. Мужчина кричал, но его голос доносился откуда-то издалека.
— Привет, Куойл. Я Адонис Коллард, пишу для гастрономической колонки. Подошел поздороваться. Я не часто бываю в Якорной Лапе. Мы больше бываем в заливе Миски, сам понимаешь. Там почти все рестораны.
Толпа качнулась, и Куойл оказался возле бочонка с пивом. Аудиосистема Натбима пронизывала воздух ужасающе низкими звуками, похожими на храп и визг пилы одновременно. Потом снова появился Терт Кард с торчащим изо рта куском ветчины.
— Так вот, отец взял ШЕСТ. И стал прощупывать снег там, где обрывались следы. Вдруг раздается ТРЕСК… и открывается глубокий голубой колодец… такой полированный стальной ЦИЛИНДР. Отец бросил в него шест, а оттуда свист!
Между ними кто-то протиснулся, и Куойл попытался пробраться к выходу, работая локтями как веслами. Но Кард снова оказался перед ним.
— Тут вдруг что-то как прыгнет позади него! ЛОХМАТЫЙ ДЬЯВОЛ прыгнул в эту дыру, как хоккейная шайба… такой, с КРАСНЫМИ ГЛАЗАМИ. И говорит моему отцу: «Я ВЕРНУСЬ за тобой… вот только вымою свои кастрюли». Так мой отец пробежал больше пятидесяти километров.
— А у меня жена умерла, — выдал Куойл.
— А, я знаю, — сказал Терт Кард. — Это уже не новости.
К десяти часам Куойл был пьян. Народу набралось тьма. В трейлере было так тесно, что Натбим не мог пробиться к туалету и не придумал ничего другого, как помочиться на остатки картофельных чипсов в голубой бочке. Этот пример был принят на ура. Оглушающая музыка, казалось, сеяла безумие. Во дворе произошло две драки, и обагренный Диди Шавел выбросил велосипед Натбима в залив. Силач оглянулся в поисках балки, на которой мог бы подтянуться на пальце. Появился Деннис, ругаясь и пошатываясь, с бутылкой рома в руках. Человек с угрюмым лицом, которого Куойл никогда не видел, скинул штаны и принялся танцевать в грязи. Рывок и двадцать распевающих мужчин приподняли край трейлера и отбросили в сторону подпорки. Джек, обнявший Денниса и пьющий с ним из одной бутылки. Грузовик случайно бьет другую машину. По земле разлетаются осколки стекла. Билли Притти лежит на ступенях, горланя беззвучные песни и мешая всем пройти. Шатание, крики и ругань, смешивающиеся с рокочущим ритмом, зловещие хрипы и ярость. Акцент становился все сильнее, пока спорящие не перешли на чистейшее местное наречие, и Куойл перестал их понимать.
Худощавый черноволосый мужчина, на тридцать сантиметров выше местных жителей, которые внешне были похожи друг на друга: огромные челюсти, отсутствие шеи, светлые волосы и бочкообразная грудь, забрался на крыльцо.
— Ага! — заорал он. — Он хочет бросить нас и уехать, да? А мы оставим его здесь. Пошли, ребята, разобьем его лодку! У тебя пила с собой, Ниди?
Натбим завопил:
— Нет! Нет! Мать вашу, не трогайте ее! Не троньте, чтоб вас всех!
С возбужденными криками и рычанием дюжина человек последовала за черноволосым. Куойл не понимал, что происходит. Он только увидел, что его бросили, забыли. Все веселье переместилось в какое-то другое место, но без него. Так было всегда. Куойла никуда не брали. Ничего не изменилось. В порыве обиды он побрел в сторону дороги. Зачем? Надо же было что-то делать.
— Куойл, сукин ты сын, вернись и помоги мне ее спасти! — Но вопль Натбима растворился в какофонии звуков.
***Вечеринка переместилась к причалу, возле которого стоял пришвартованный «Ворогов». Кто-то из гостей прихватил из багажников своих пикапов бензопилы, а кто-то просто взял в руки камни и палки. Черноволосый мужчина шел впереди и вопил: «Мы любим сукина сына Натбима!»
Скромная лодка, починенная и готовая к отплытию, укомплектованная провиантом и с заполненными баками пресной воды, с новенькими линями и полированными частями обшивки, спокойно стояла у причала. Натбим метался вдоль дороги, плача и смеясь, пока дикая толпа крушила его лодку. Черноволосый мужчина поднял топор и обрушил его на палубу. Бензопила вонзалась в ее корпус. Раздавались жуткие звуки разрушения и всплески воды, когда части «Борогова» падали за борт. Черноволосый быстро прорубил палубу и за считанные минуты — днище.
