Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
— Друзья мои, мы имеем дело с тварью могучей и коварной. Боюсь, самый большой вред, который коза может ей причинить, ограничится лёгкой отрыжкой.
— Мастер Вистан, нам стоило больших трудов доставить её сюда, — сказала Беатриса, — хотя нам и помог наш любезный рыцарь, с которым мы снова встретились по пути наверх. Теперь же, когда явились вы, я очень рада, потому что коза больше не единственная наша надежда.
Тем временем пение Эдвина стало таким громким, что собравшимся едва удавалось расслышать друг друга, при этом мальчик изо всех сил рвался с привязи, явно стремясь к чему-то, находившемуся на гребне соседнего склона. Вистан резко дёрнул за верёвку и сказал:
— Видно, мастеру Эдвину не терпится добраться до тех скал. Сэр Гавейн, что там, за ними? Я вижу камни, наваленные друг на друга, словно для того, чтобы скрыть яму или берлогу.
— Зачем спрашивать меня, сэр? Спросите своего юного спутника, может, он даже прекратит петь!
— Сэр, хоть я и веду его на привязи, но управлять им могу не больше, чем спятившим гоблином.
— Мастер Вистан, — вмешался Аксель, — охранять этого мальчика — наш общий долг. Здесь нужно как следует за ним приглядывать.
— И то верно, сэр. Если позволите, я привяжу его к тому же колу, к которому вы привязали козу.
Воин подвёл Эдвина к месту, где Аксель вбил кол, и, присев на корточки, принялся привязывать к нему верёвку мальчика. Акселю показалось, что Вистан отнёсся к своему делу чересчур старательно, несколько раз проверив каждый узел и даже прочность узлов самого Акселя. Сам мальчик не обращал на происходящее никакого внимания. Он немного успокоился, но его взгляд был по-прежнему прикован к скалам на вершине соседней горы, и он продолжал настойчиво рваться с привязи. В его пении, уже не таком пронзительном, появилось упрямство, напомнившее Акселю песню изнурённых солдат на марше. Коза же отошла настолько далеко, насколько ей позволила верёвка, продолжая зачарованно глазеть на происходящее.
Что до сэра Гавейна, то тот пристально следил за каждым движением Вистана, при этом — так показалось Акселю — во взгляде рыцаря мелькнуло затаённое коварство. Пока воин-сакс был занят своим делом, Гавейн незаметно приблизился, вытащил меч из ножен и, воткнув его в землю, опёрся на него всем телом, положив руки на широкую рукоять. Приняв эту позу, рыцарь продолжал наблюдать за Вистаном, и Акселю внезапно пришло в голову, что тот запоминает детали воинова тела: рост, длину руки, силу ног, левую руку на перевязи.
Довольный своей работой, Вистан встал и повернулся к сэру Гавейну. Во взглядах, которыми они обменялись, промелькнула странная неловкость, и Вистан дружелюбно улыбнулся.
— Вот один из обычаев, отличающий бритта от сакса, — сказал он, указывая рукой. — Взгляните, сэр. Ваш меч вынут из ножен, и вы используете его как опору, словно он родственник стулу или скамейке для ног. Любой сакс сочтёт это странным, даже если его и обучали бритты, как меня в своё время.
— Доживите до моих дряхлых лет, сэр, и увидите, странный это обычай или нет. Полагаю, в дни мира, как сейчас, добрый меч рад любой работе, даже если она заключается в том, чтобы дать отдых старым костям хозяина. Что же в этом странного, сэр?
— Но, сэр Гавейн, посмотрите, как он вдавливается в землю. Для нас, саксов, остриё меча — это предмет неусыпных забот. Мы избегаем лишний раз вынимать клинок на воздух, чтобы тот ни на йоту не потерял своей остроты.
— В самом деле? Острота важна, мастер Вистан, не спорю. Но не слишком ли её переоценивают? Умение двигаться, мудрая стратегия, спокойное мужество. И толика свирепости, чтобы сделать воина непредсказуемым. Вот, сэр, что определяет исход поединка. И уверенность в том, что твоя победа угодна Господу. Так что дайте стариковым плечам отдохнуть. Кроме того, разве не бывает так, что меч, остающийся в ножнах, выхватывают слишком поздно? Я стоял так не на одном бранном поле, переводя дух, обнадёженный тем, что мой клинок уже обнажён и готов к бою и не станет протирать глаза и спрашивать меня, день сейчас или утро, пока я пытаюсь извлечь из него пользу.
— Выходит, что мы, саксы, относимся к мечам куда бессердечнее. Потому что мы требуем от них не спать никогда, даже во тьме ножен. Возьмите, к примеру, мой, сэр. Ему хорошо знакомы мои привычки. И он знает, что после глотка воздуха ему не миновать вкуса плоти и крови.
— Да, обычаи разнятся. Вы напомнили мне об одном саксе, которого я когда-то знал, прекрасного товарища, и как однажды в холодную ночь мы с ним собирали хворост для костра. Я обрубал сучья с сухостоя мечом, а он, бок о бок со мной, обламывал их голыми руками, иногда помогая себе тупым камнем. «Друг мой, ты забыл, что у тебя есть клинок? — спросил я его. — Зачем уподобляться когтистому медведю?» Но он меня словно не слышал. Тогда я решил, что он сошёл с ума, но теперь вы открыли мне глаза. Даже в мои годы всегда есть чему поучиться!
Оба рассмеялись, и Вистан добавил:
— Возможно, сэр Гавейн, для меня это больше, чем обычай. Меня всегда учили, что, вонзая клинок в противника, я должен мысленно готовиться к следующему удару. И если остриё притупилось и клинок хоть на миг опоздал, зацепившись за кость или увязнув во вражьих внутренностях, со следующим ударом я точно замешкаюсь, а от этого может зависеть, победа мне выпадет или поражение.
— Вы правы, сэр. Думаю, в моей беспечности повинны возраст и долгие годы мирной жизни. Впредь последую вашему примеру, но сейчас колени мои подгибаются, утомившись от восхождения, и я прошу вас дать мне эту небольшую поблажку.
— Разумеется, сэр, устраивайтесь, как вам будет удобно. Просто, когда я увидел, как вы опёрлись на меч, мне сразу пришла на ум эта разница.
Внезапно Эдвин перестал петь и начал кричать. Раз за разом он выкрикивал одно и то же, и Аксель, повернувшись к стоявшей подле него Беатрисе, тихо спросил:
— Принцесса, что он говорит?
— Он говорит, что там, наверху, логово разбойников. Умоляет нас пойти за ним.
Вистан с Гавейном посмотрели на мальчика в некотором смущении. Эдвин продолжал кричать и рваться с привязи и вдруг замолчал, рухнул на землю, явно готовый разрыдаться. Спутники оборвали разговор и долго хранили молчание под завывание вездесущего ветра.
— Сэр Гавейн, — наконец проговорил Аксель. — Мы рассчитывали на вас. Давайте сбросим маски. Вы — защитник драконихи, верно?
— Да, сэр. — Гавейн с вызовом посмотрел на каждого по очереди, включая Эдвина. — Защитник и с недавних пор её единственный друг. Монахи годами подкармливали её, привязывая скот там же, где вы привязали козу. Но теперь они все перессорились, и Квериг чует измену. В моей же верности она уверена.
— Тогда, сэр Гавейн, — сказал Вистан, — соблаговолите сказать, далеко ли ещё до драконихи?
— Она близко, сэр. Вы всё же отыскали дорогу, пусть вам и повезло с этим мальчишкой в качестве провожатого.
Тем временем Эдвин, поднявшись на ноги, снова начал петь, но на этот раз тихо и монотонно, словно читал псалом.
— Возможно, мастера Эдвина ещё ждёт великое будущее, — заметил воин. — Чутьё подсказывает мне, что как ученик он быстро превзойдёт своего убогого наставника и однажды совершит для своего народа великие подвиги. Возможно, не менее великие, чем те, которые Артур совершал во имя своего.
— Вы шутите? Этот мальчишка, который поёт и рвётся с привязи, как полоумный?
— Сэр Гавейн, — перебила Беатриса, — ответьте же усталой старухе. Как вышло, что такой доблестный рыцарь, как вы, да ещё и племянник великого Артура, стал защитником драконихи?
— Госпожа, возможно, мастеру Вистану не терпится самому всё объяснить.
— Напротив, я жажду услышать ваш рассказ не меньше, чем госпожа Беатриса. Но всему своё время. Сначала нужно выяснить ещё кое-что. Мне спустить мастера Эдвина с привязи и посмотреть, куда он побежит? Или вы сами покажете путь к логову Квериг, сэр Гавейн?
Сэр Гавейн посмотрел пустым взглядом на борющегося с верёвкой мальчика и вздохнул.
— Оставьте его там, где он есть, — медленно проговорил он. — Я вас отведу. — Он выпрямился во весь рост, вытащил меч из земли и аккуратно вернул его в ножны.
— Благодарю вас, — ответил Вистан. — Я рад, что нам не придётся подвергать мальчика опасности. Хотя сейчас я мог бы и сам найти дорогу, без провожатого. Нам нужно подняться к тем скалам на вершине соседней горы, верно?
Сэр Гавейн снова вздохнул, глянул на Акселя, словно прося о помощи, и грустно покачал головой.
— Совершенно верно, сэр. Скалы окружают яму, и не маленькую, я вам скажу. Она глубокая, как каменоломня, и в ней вы найдёте спящую Квериг. Мастер Вистан, если вы действительно хотите с ней сразиться, вам придётся спуститься внутрь. Теперь я спрошу вас, сэр, вы действительно замыслили совершить это безумие?
