Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки
Они зашли в здание станции, и Сьюки увидела, что дамы поставили большущий стол и он был завален едой. Фрици объяснила:
– Каждые три-четыре года мы стараемся устраивать маленькую сходку.
Тула вставила:
– А в этом году вообще особое дело – ты с нами, Сара Джейн.
Фрици глянула на стол:
– Ага, обычно Тулиных домашних колбасок и голубцов нам не достается.
– Да и пончиков… ох ты, – сказала Гертруд, уставившись в тарелку, заваленную польским лакомством.
Усевшись, Сьюки сказала:
– Знайте, это честь для меня – быть здесь, и спасибо вам громадное, что пригласили. Жизнь такая странная. Скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что я окажусь на этой сходке, ни за что бы не поверила… Но вот поди ж ты!
– А мы-то как рады, что ты здесь. Фрици нам про тебя рассказала, и мы еле дотерпели до встречи, но она не говорила, насколько ты похожа на свою мать, – сказала Энджи. – О, Сара Джейн, как жалко, что ты ее не знала. Она была такая красивая.
– А уж какая милая, – добавила Тула.
За едой они рассказывали Сьюки о том, как тут все было, когда станция работала. Тула сказала:
– Сейчас-то, понятно, тебе трудно в это поверить, Сара Джейн, но это место когда-то было очень оживленным. Дом был вон там, на том участке, и весь день только и слышно было «дзынь-дзынь-дзынь» – люди входили и выходили. Мамуля говорила, неудивительно, что мы все немного «дзынь». Только это и слышали.
Энджи добавила:
– Я тебе еще кое-что скажу, во что ты не поверишь. Гертруд и Тула облачались в миленькие коротенькие платьица и устраивали представления на роликах. Вылетали со станции и… ой-ёй-ёй как раскатывали вокруг машин, да так быстро, что бедные посетители и не ведали, что на них свалилось.
Гертруд рассмеялась:
– Верно. Шустрые мы были.
Весь вечер Сьюки слушала живейшие и чудеснейшие истории о том, как прошли военные годы, про танцы, про поцелуйную будку и про то, как тут околачивались все местные мальчишки. Сьюки сказала:
– Да вы, похоже, тут вовсю веселились.
– О, это точно, – отозвалась Тула. – Вот уж не знала, до чего было весело, пока оно не кончилось. Но, знаешь, жизнь продолжается. А потом ребята вернулись по домам, и после этого жизнь стала совсем другой.
Когда они с Фрици уезжали, Сьюки обернулась, в последний раз глянула на старую станцию и всего на миг ей показалось – и она могла поклясться в этом, – что слышит звон колокольчика, и увидела станцию такой, какая она была, а девчонки сновали счастливые и занятые, юные и красивые, как прежде.
На следующее утро перед отъездом в аэропорт Фрици провезла ее мимо церкви и школы, где учились ее мать и вся семья. Как странно: она могла бы здесь расти и ходить в эту школу. А потом они зашли на кладбище, и она увидела могилу своей матери. И всех остальных Юрдабралински, которых ей так и не довелось узнать.
Прощаясь в аэропорту, Сьюки сказала:
– Фрици, вы не представляете, как много для меня значит эта поездка.
– Ну, я хотела, чтобы ты повидала места, из которых ты родом, и поняла, что у тебя была семья. Черт дери, она все еще есть. У тебя всегда есть я, детка, не смей про это забывать.
– Никогда.
Что?
Пойнт-Клиэр, Алабама
Сьюки только-только вернулась из Пуласки и собиралась хорошенько отдохнуть, но тут зазвонил телефон. Картер.
– Привет, милый, ты как?
– Хорошо, мам. Папа дома?
– Нет, мой хороший.
– Вот и ладно, потому что с тобой первой я и хотел кое-что обсудить. Ты сидишь?
О боже, она терпеть не могла, когда люди заводят эту пластинку.
– Нет, а надо? Что-то скверное?
– Нет, хорошее, я надеюсь.
– Что же?
– Ну, ты помнишь, я всегда говорил, что однажды встречу Единственного Человека?
– Так?
– Я встретил.
– Ой, милый, это же чудесно!
– Да, но штука в том, что мы собираемся жениться, и я хочу, чтобы вы с папой приехали.
– Ну разумеется. О боже, уму непостижимо. Мы ее знаем? Как ее зовут?
Возникла пауза.
– В том-то и дело. Мам, его зовут Дэйвид.
– Как?..
– Я понимаю, это чудовищное потрясение, но мне хотелось, чтобы ты знала.
– Твой друг Дэйвид? Которого ты привозил тогда домой?
– Да. Я тебе не говорил про это – не хотел расстраивать. (Сьюки присела и изготовилась падать в обморок.) И это, знаешь, не просто каприз. Мы уже довольно давно вместе, да и тебе он понравился, правда?
– Ну да, совершенно славный, но…
В этот миг вошел Эрл – в сопровождении громадного черно-белого мраморного дога, который вскочил на ее любимый бейкеровский диван, прошел ей по ногам и спрыгнул с другого конца, а Эрл все это время взирал на него влюбленными очами.
– Ну правда же чудесный, дорогая? Это пес-спасатель, его зовут Руфэс, – проговорил Эрл на ходу через плечо, следуя за Руфэсом, а тот галопом промчался через гостиную, сбив мамин стул из комплекта «Королевы Анны», после чего направился в кухню.
– Мама, ты меня слушаешь? Прости, пожалуйста, что приходится говорить тебе все это по телефону. Надо было приехать и сказать лично. Ты совсем в ужасе?
Сьюки на миг задумалась с телефонной трубкой в руке. А потом глубоко вздохнула и поняла, что, к собственному изумлению, она не в ужасе.
– Нет, родной. Удивлена, конечно. Однако мне за последние несколько лет перепало столько потрясений, что, честно говоря, меня уже ничто не потрясает. И если ты счастлив – я счастлива.
– Ох, мама, ты лучшая. Можешь сказать папе сама? Надеюсь, он тоже поймет и не расстроится.
Она положила трубку и сидела ошалевшая. Она слышала, как хлопнула задняя дверь, и увидела, как Эрл машет ей, а они с собакой убегают на двор – играть. Она скажет Эрлу о Картере, и это будет непросто, но, она знала, рано или поздно Эрл с этим смирится. С девчонками проблем не будет – они Картера обожают. И тут ее посетила кошмарная мысль. Ей нравилось считать себя современной восприимчивой женщиной. Она смотрела программу Опры и читала статьи обо всяком таком, но совершенно не представляла, каков в таких случаях протокол. Когда женятся два жениха, кто платит за свадьбу? Или, что еще важнее, кто считается матерью невесты? О боже. Она вдруг пожалела, что рядом нет Крылатой Ники. Та бы точно знала, что делать. Ну ладно, полный вперед, на следующий год – в Польшу, смотреть фамильный дом. Перебирая жемчуг Ленор, она смотрела, как Эрл кидает Руфэсу мячик, и вынуждена была признать: пес и впрямь симпатичный.
Эпилог
Из теплицы
2014 год
Сьюки не могла не рассмеяться. Ну дела. После всех треволнений ей все-таки стукнуло семьдесят, а шарики ни за какие ролики у нее не заехали. Время от времени что-то где-то побаливало, но утром Эрл сказал ей:
– Милая, в семидесятилетии хорошо вот что: по крайней мере знаешь, что не помер молодым.
Нет, молодой она не померла, и это хорошо, потому что теперь у нее уже пятеро любимых внуков, которых она баловала с утра до ночи, дог Руфэс и птицы.
После смерти Ленор и Фрици Сьюки время от времени жалела о том, как все могло выйти иначе, кем она могла бы стать, если бы узнала всю правду о себе пораньше.
Однако ныне, по прошествии лет, сидя в теплице и пытаясь понять все причины, все «почему» и «зачем» этой жизни, она в конце концов пришла к выводу: неважно, насколько безумна эта самая жизнь, – Сьюки в точности та, какой ей и было предначертано стать, и прожила она все эти годы в точности на своем месте.
Верна ее теория или нет, не имело для Сьюки никакого значения. Главное, что она счастлива. И, да, в каждый День памяти она по-прежнему украшает могилу прадедушки Симмонза. Пусть и глупо, но уж это-то она для Ленор точно может сделать.
А что касается ее настоящей матери – той, которую ей так и не довелось узнать, – через шестьдесят лет после роспуска «ос» случилось чудесное. И ныне ценнейшее имущество Сьюки гордо висит над камином у нее в гостиной – взятая в раму Почетная медаль конгресса, выданная Софи Мари Юрдабралински за службу своей стране.
Благодарности
Эта книга написана с любовью и памятью о Нэнси Бэтсон Крюз, Терезе Джеймс, Элизабет Шарп, Б. Дж. Эриксон и всех «осах», пришедших на помощь своей стране в час нужды.
Особая благодарность – четырем фантастическим женщинам: Джони Эванз, Дженнифер Рудолф Уолш, Кейт Медине и Джине Чентрелло – без них не случилось бы этой книги.
Примечания
1
Одна из «организаций греческих букв» – североамериканских студенческих союзов. – Здесь и далее примеч. перев.
2
