Лори Нелсон Спилман - Жизненный план
— Но ты меня не любишь, — заканчивает он скорее утвердительно, чем вопросительно.
— Я не вполне уверена. — Я стараюсь особенно осторожно подбирать слова. — Я не могу рисковать твоим и моим счастьем, дожидаясь, пока смогу убедиться окончательно.
— Ты не рискуешь… — Он замолкает на середине фразы и поднимает голову к потолку.
Я отворачиваюсь и жмурюсь изо всех сил. Черт, что же я делаю? Он так меня любит. Я должна броситься ему на шею и весело рассмеяться, сказать, что пошутила. Но я словно приросла к дивану, не в силах разжать зубы.
Наконец я делаю усилие и встаю. Лицо Герберта темнеет от печали и гнева. Внезапно он преображается на моих глазах, обретает силу… Таким я никогда его не видела.
— На что ты надеешься, Брет? Думаешь встретить очередного подонка, как твой последний дружок? Да? Тебе это нужно?
Я смотрю на него как завороженная. Бог мой, значит, Герберт может быть и грубым? Я никогда не слышала от него таких слов, такого тона. Может, я слишком его обидела, может, стоило…
Нет. Я приняла решение и должна идти до конца.
— Я… я не знаю. — Как объяснить ему, что я мечтаю встретить особенного, ни на кого не похожего человека, чтобы самой удивляться, как я могла его найти?
— Подумай об этом, Брет, потому как ты совершаешь серьезную ошибку. Я не всегда буду свободен. Ты должна решить, пока не стало поздно.
С каждым его словом из моих легких словно высасывают изрядную порцию воздуха. А что, если он прав, и я слишком поздно пойму, что он тот единственный? Я молча наблюдаю, как он проходит к шкафу в прихожей и берет плащ «Бёрберри». На пороге Герберт останавливается и поворачивается ко мне:
— Я действительно любил тебя, Брет. И Остин любил. Обними ее от меня, хорошо? — Сказав это, он выходит за дверь и захлопывает ее за собой.
В следующую секунду из моих глаз льются слезы. Черт, что же я наделала? Только что я позволила мужчине мечты, «человеку „Бёрберри“» уйти? Я ставлю кресло напротив окна и сижу, размышляя, до двух часов ночи, пока, наконец, не слышу отчетливо произнесенные мамой слова: «И для нас выглянет солнце, любимая моя».
Почему-то этого так и не произошло.
Глава 30
Вместо того чтобы готовиться к свадьбе, я готовлюсь к празднику по поводу маминого дня рождения. Ей могло бы исполниться шестьдесят три. В пятницу утром я встречаю в аэропорту О'Хара Джона и Зои, и эта встреча так не похожа на первую в Сиэтле. Мы разговаривали почти каждый день все эти месяцы, но переполняемые счастьем бросаемся в объятия друг друга, наши взгляды встречаются, и мы начинаем опять говорить, не в силах остановиться. Мы едем в машине в контору Брэда, Зои сидит на заднем сиденье и болтает с Остин Элизабет.
— Ты моя пельмянница, — объясняет она малышке.
— Племянница, — поправляет Джон, обернувшись через плечо, и поворачивается ко мне уже с более серьезным выражением лица: — Послушай, как ты отнесешься к тому, что Остин будет называть меня дедушкой?
— Буду счастлива, — улыбаюсь я.
— Знаешь, Брет, ты тоже называй меня папой, ладно?
Я чувствую, как в чашу падает последняя капля.
Два самых важных в моей жизни мужчины встретились, Брэд и Джон пожимают друг другу руки, но Зои больше заинтересовал вид на город, открывающийся из огромных французских окон кабинета Брэда. Я усаживаюсь за стол темного дерева на то же место, где сидела меньше года назад совсем в другом настроении. Тогда я была уверена, что жизнь моя кончена, а оказывается, она только начиналась. И я стала сильнее, как сломанная и зажившая кость становится чуть толще в месте перелома.
Папа садится рядом, а Брэд подходит к Зои, стоящей едва дыша у окна.
— Эй, Зои, хочешь покататься со мной на лифте? Я покажу тебе еще более красивый вид.
Девочка вспыхивает от восторга и умоляюще смотрит на отца, спрашивая разрешения.
— Конечно, милая, но позже. Сейчас мистер Мидар прочитает нам письмо мамы Брет.
Брэд качает головой.
— На этот раз нет. Вы прочтете его сами, наедине. Думаю, Элизабет хотела, чтобы все пошло именно так.
Он берет Зои за руку и выходит из кабинета.
Я достаю из конверта лист бумаги и кладу на стол. Отец берет меня за руку, и мы вместе начинаем читать:
«Дорогая Брет.
Тридцать четыре года назад я дала слово, и жалела об этом обещании всю жизнь. Я поклялась Чарльзу Боулингеру, что никогда не раскрою тебе правду твоего появления на свет, а он воспитает тебя, как свою родную дочь. Удалось ему или нет, но он старался придерживаться условий договора, и я остаюсь верна данному слову даже сейчас.
Я много раз сдерживала желание открыться, когда ты боролась за любовь Чарльза. Я умоляла его позволить мне рассказать тебе правду, но он был непреклонен. По собственной глупости или из чувства стыда я не хотела лишать его собственного достоинства. А полная неосведомленность о местонахождении твоего настоящего отца еще больше убеждала меня не лишать тебя того малого, что есть в настоящем.
Надеюсь, ты сможешь простить и меня, и Чарльза. Пойми, ему было нелегко. Вместо твоей красоты он видел лишь постоянное доказательство моей измены. Но для меня ты была подарком небес, радугой после грозовой ночи. Видит бог, я этого не заслужила, но частичка любимого человека вернулась ко мне, чтобы в моей душе опять зазвучала музыка.
Пойми, после разлуки с твоим отцом весь мир для меня погрузился в тишину. Прошли годы, прежде чем я поняла, какой поистине рыцарский поступок он совершил ради меня. Моя любовь к нему была безгранична, я была способна пойти на любой шаг, чтобы остаться с ним рядом — даже такой, что разрушил бы мою жизнь. Но он пощадил меня, за что я ему безмерно благодарна.
Как ни старалась, я так и не смогла найти твоего отца. После развода с Чарльзом я наняла детектива, но поиски оказались безрезультатными. Сейчас, когда я пишу это письмо, я твердо знаю, что ты его нашла. Отпразднуйте встречу! Твой отец удивительный человек. Возможно, я не имею на это права и поступаю эгоистично, но мне хочется верить, что мои чувства к нему были той самой искренней любовью, сильной, как ветер прерий.
Ты часто спрашивала меня, почему у меня не было отношений с мужчинами после Чарльза, а я улыбалась и говорила, что мне это не нужно. У меня уже была любовь всей моей жизни. Настоящая любовь.
Спасибо тебе за продление двух жизней, моя милая доченька. Доброе и чистое сердце ты получила от отца. Спасибо ему — и тебе — за счастье каждый день видеть доказательства настоящей любви.
Навеки твоя, мама».Во второй половине дня в субботу на Астор-стрит царит суматоха. Мама была бы в восторге от такого дня рождения — дня любви, соединения прошлого и настоящего, семей потерянных и вновь обретенных.
В полдень прибывает Кэрри с семьей, а следом ее родители Мэри и Дэвид.
Пока мы с Кэрри и Стеллой готовим лазанью на четырнадцать человек, Мэри и Дэвид болтают с Джонни на террасе. Они смеются, пьют коктейли и вспоминают старые времена и Роджерс-Парк. Остин сидит на качелях у окна, грызет резиновую рыбу и наблюдает, как дети Кэрри и Зои играют во дворе.
В половине пятого Кэрри решает, что пришло время заняться приготовлением ее фирменного десерта.
— Думаю, пора начать готовить тирамису, — говорит она, потирая руки.
— Здорово, — поддерживаю я. — Я купила все, что ты просила.
— Начну накрывать на стол, — вступает в разговор Стелла и удаляется в столовую, бросив мне на ходу: — Где у тебя скатерти, Брет?
— Ой. — Я хлопаю себя по лбу. — Совсем забыла забрать их из прачечной.
Стелла собирает кухонные подставки под тарелки.
— Ничего, я кое-что нашла.
— Нет, сегодня на столе должна быть ирландская льняная скатерть. Мама всегда использовала ее в торжественных случаях, а сегодня ведь особенный день. — Я смотрю на часы. — Вернусь через тридцать минут.
Как и должно быть в августе, день выдался ясным, редкие облака медленно проползают по синему небу. Прогноз погоды обещал похолодание и грозы, но этого нет и в помине. Напевая: «Как прекрасен этот мир», иду по тротуару, прижимая к груди сидящую в рюкзачке «кенгуру» дочь, а рядом бежит любимая собака.
На скамейке недалеко от входа в прачечную «Мауэр» сидит гламурная блондинка, сжимая в руке поводок, тянущейся к ошейнику черного лабрадора. Райли обнюхивает флегматичную собаку и хлопает лапой, призывая поиграть.
— Райли, веди себя прилично. — Я натягиваю поводок, стараясь обойти скамейку, и одновременно улыбаюсь женщине, которая болтает по телефону и совсем меня не замечает.
Я вхожу в прачечную почти в пять — перед самым закрытием. Передо мной всего один человек, высокий мужчина с темными волосами. Он о чем-то беседует с приемщицей за стойкой. Ну же! Я требовательно смотрю на женщину. Мужчина смеется над какими-то ее словами и, наконец, протягивает квитанцию. Женщина удаляется и вскоре возвращается с плащом в руках.