Юстейн Гордер - Мир Софии
— Где?
— Изнутри банановой кожуры. Как будто черной тушью…
Склонившись к Альберто, София показала ему банан. Учитель философии вслух прочел:
Это опять я, Хильда. Я ведь присутствую везде, дитя мое. Поздравляю с днем рождения!
— Очень смешно, — сказала София.
— Он придумывает все более замысловатые трюки.
— Но ведь это невозможно… Ты не знаешь, в Ливане растут бананы?
Альберто пожал плечами.
— Во всяком случае, я не буду его есть.
— Ну и оставь. Конечно, только ненормальный может поздравлять дочку с днем рождения внутри неочищенного банана. С другой стороны, он весьма изобретателен…
— Да, он человек неординарный.
— Итак, мы можем констатировать, что у Хильды изобретательный отец. Право же, он не глуп.
— Я уже сказала, что согласна. В таком случае, может быть, именно он заставил тебя в прошлый раз назвать меня Хильдой? Может, он вкладывает нам в рот все наши слова?
— Такую возможность не следует исключать. Всё, однако, нужно подвергать сомнению.
— А вдруг наше существование вообще только сон…
— Не будем спешить с выводами. Все может объясняться предельно просто.
— Как бы то ни было, мне пора бежать. Мама уже заждалась.
Альберто проводил Софию до дверей и на прощанье сказал:
— До скорой встречи, дорогая Хильда.
В следующий миг дверь за ней закрылась.
ЛОКК
…наше сознание столь же чисто и пусто, как доска до прихода в класс учителя…
Домой София вернулась в половине девятого — на полтора часа позже договоренного, хотя никакой договоренности, по сути дела, не было. Просто София не успела к ужину, хотя оставила маме записку о том, что придет самое позднее в семь.
— Так больше продолжаться не может, София. Я вынуждена была позвонить в справочную, и мне сказали, что никакой Альберто в старом городе не живет. Меня подняли на смех.
— Было очень сложно оторваться. По-моему, мы с ним подошли к разгадке великой тайны.
— Чепуха!
— Нет, правда.
— Ты пригласила его на день рождения?
— Ой, забыла…
— В таком случае я настаиваю, чтобы ты познакомила меня с ним не далее как завтра. Молоденькой девушке не пристало встречаться с мужчиной значительно старше ее.
— Альберто тебе, по крайней мере, бояться нечего. В отношении Хильдиного отца я уверена меньше.
— Кто такая Хильда?
— Дочь человека, который служит в Ливане. Он явно крупный мошенник. Возможно, у него власть над всем миром…
— Если ты немедленно не представишь мне этого Альберто, я запрещу тебе с ним встречаться. Я не перестану беспокоиться, пока хотя бы не увижу, как он выглядит!
И тут Софию осенило. Она помчалась в свою комнату.
— Что с тобой творится? — крикнула ей вслед мама. Вскоре София вернулась в гостиную.
— Я тебе сию же минуту покажу, как он выглядит. И очень надеюсь, что после этого ты оставишь меня в покое.
Помахивая кассетой, она направилась к видеомагнитофону.
— Он что, подарил тебе видеокассету?
— Да, из Афин…
И вот на экране начали прокручиваться кадры Акрополя. Мама застыла от изумления, когда выступивший вперед Альберто обратился прямо к ее дочери.
Теперь София отметила детали, которые выпали из ее памяти. На Акрополе толпилось множество народа, разбитого на отдельные туристические группы. Посередине одной группы торчал плакатик с надписью: «ХИЛЬДА»…
Альберто продолжал бродить по Акрополю. Вот он спустился через монументальный вход и взошел на Ареопаг, откуда апостол Павел держал речь к афинянам. Затем Альберто говорил с Софией внизу, на древней агоре.
Мама вполголоса комментировала:
— Невероятно… неужели это и есть Альберто? Опять он про своего кролика… Подумать только… он в самом деле обращается к тебе, София… А я и не знала, что апостол Павел бывал в Афинах…
Тем временем приближался кадр, в котором древние Афины внезапно восстают из руин. В последнюю секунду София успела остановить пленку. С Альберто она маму уже познакомила, вряд ли имело смысл знакомить ее и с Платоном.
В комнате воцарилась тишина.
— Крутой чувак, а? — поддразнивающе спросила София.
— Только очень необычный человек мог сняться на видео в Афинах ради того, чтобы послать фильм едва знакомой девочке. Когда же он там был?
— Понятия не имею.
— И еще одно…
— Что?
— Он очень похож на майора, который несколько лет прожил в избушке в глубине леса.
— Может, это он и есть, мама.
— Но его уже лет пятнадцать никто не встречал.
— Возможно, он жил в другом месте. Например, в Афинах.
Мама покачала головой.
— В середине семидесятых он выглядел ничуть не моложе этого Альберто, которого ты мне показала сегодня. У него еще была какая-то иностранная фамилия…
— Нокс?
— Да, пожалуй. Пожалуй, его действительно звали Нокс, София.
— А может, Наг?
— Признаться, не помню… А о каком Ноксе или Наге ты говоришь?
— Один из них — Альберто, второй — отец Хильды.
— У меня уже голова идет кругом.
— Мама, а поесть чего-нибудь можно?
— Разогрей котлеты.
Прошло ровно две недели без каких-либо вестей от Альберто. София получила очередную поздравительную открытку для Хильды, но — несмотря на приближающийся день рождения — ни одной открытки на собственное имя.
Однажды София отправилась в старый город и постучала в квартиру Альберто. Его не было дома, но на двери висела записка следующего содержания:
Поздравляю с днем рождения, Хильда! Мы уже почти достигли переломного момента, или, как говорится, момента истины. Одна мысль о нем заставляет меня корчиться от смеха. Разумеется, это связано с Беркли. Держись, дитя мое.
Сорвав записку, София опустила ее в почтовый ящик Альберто и вышла из подъезда.
Неужели этот негодяй опять уехал в Афины? Как он мог оставить ее одну со множеством неотвеченных вопросов?
Когда она во вторник, 14 июня, вернулась из школы, по саду бродил Гермес. София побежала к нему, и он высокими прыжками помчался ей навстречу. Девочка крепко обняла пса, словно это он призван был разрешить все загадки.
Она снова оставила маме записку, однако теперь, помимо всего прочего, сообщила в ней адрес Альберто.
Пока они шли по городу, София думала о завтрашнем дне, причем мысли ее вертелись не столько вокруг собственного дня рождения, который будет по-настоящему отмечаться только через десять дней, сколько вокруг Хильдиного. София была уверена, что в этот день произойдет нечто сверхъестественное. Во всяком случае, поздравительные открытки из Ливана должны прекратиться.
Миновав Стурторгет, они направились к старому городу через парк с качелями и другими детскими аттракционами. Перед одной из скамеек Гермес остановился, словно приглашая Софию сесть.
Она села и стала гладить золотистую собаку по загривку, одновременно глядя ей в глаза. И вдруг могучее тело Гермеса несколько раз дернулось. «Сейчас залает», — подумала София.
Челюсти у пса задрожали, но он не зарычал и не залаял, а, раскрыв пасть, сказал:
— Поздравляю с днем рождения, Хильда!
София окаменела. Неужели Гермес и вправду говорил с ней?
Нет, это ей померещилось, потому что она все время думала о Хильде. И все же в глубине души София была уверена, что пес действительно — глубоким, звучным басом — произнес эти слова.
В следующий миг все было как прежде. Гермес несколько раз пролаял — делая вид, будто и не разговаривал только что человеческим голосом, — и побежал дальше, к дому Альберто. Прежде чем войти в подъезд, София задрала голову к небу. Погода целый день стояла прекрасная, но теперь вдали громоздились тучи.
— Не вздумай отделаться от меня вежливыми фразами, — сказала София, когда Альберто открыл дверь. — Ты сам знаешь, какой ты набитый дурак.
— Что случилось, дитя мое?
— Майор научил Гермеса говорить!
— Ну да? Неужели дело зашло так далеко?
— Представь себе.
— И что он сказал?
— Угадай.
— Что-нибудь вроде «Поздравляю с днем рождения».
— Точно.
Альберто впустил Софию в квартиру. Сегодня он опять был в новом костюме — похожем на тот, который надевал в прошлый раз, только с меньшим количеством складок, ленточек и кружев.
— И еще одно, — сказала София.
— Что такое?
— Ты нашел записку в почтовом ящике?
— Ах, записку… я ее сразу выкинул.
— Он корчится от смеха, стоит ему только подумать про Беркли. Чем может этот философ вызывать столь бурную реакцию?
— Подожди немного, узнаешь.
— Но ты собираешься рассказать о нем сегодня?
— Сегодня.
Устроившись на диване, Альберто начал беседу:
— В прошлый твой приход я познакомил тебя с Декартом и Спинозой. Мы сошлись во мнении, что их объединяло одно важное качество: они были убежденными рационалистами.