Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак
Разговор с Милой, скандальной Роминой женой. Да, да, бедный Роман случайно упал с моста на железнодорожное полотно… Нет, я здесь совершенно ни при чем, несчастный случай… Был трезвый, умер сразу… Не мог бы я чем-нибудь помочь ее ребенку? Конечно же, нет… Еще чего не хватало.
Звонок из Испании. Латин! Как бы не так… Какая-то девка захлебывается и вопит, лепит мне какие-то душераздирающие предъявы. Стоп! Что с Латином? Оказывается, с Латином случилась большая беда. Он накрылся, накрылся прямо в ее тачке! Этого я уже не вкуриваю. Хотя, возможно, он ей о своих химических изысканиях понарассказал, и она ему сыпанула чего-либо. Мы разговариваем на разных языках, как после падения Вавилонской башни. Она на испано-французском, я — на англо-русско-французском. Однако мы друг друга все-таки поняли.
Что? Она хочет каких-то денег? Латин ей сказал, что я ему много должен? И должен прислать? Испанская маразмотина! Она не получит от меня ни евро! Пусть и не думает разевать пасть на наши баксята. Советую ей заткнуться и съездить на матч «Барселоны». Может, на «Ноу камп» она все поймет…
Вот так умер Латин.
Да и не только он.
Все умерли. Осталось одно «Я». Все умерли. Осталось одно «Я». Ну что ж. Терять нечего.
И снова ночной бред. Сотни незнакомых лиц и знакомые рожи. Эпилептический Кант со своей гребаной Могилой и сумасшедший Ницше, прилизанный Монтень и апокалиптичный Шпенглер. А кто я? Я с трудом ловил свой растворяющийся в тумане облик. Но все же верил последней слабенькой извилиной, что я это «Я».
А тут еще беда. Совершенно неожиданно в меня не полезли «желтые». Не лезут, и все тут. Попробовал залить горечь расставания с «желтыми» алкашкой — та же ситуевина. Не лезет. Теперь я абсолютно незадействованный ничем внешним. Мое органичное бредовое состояние пугает меня еще больше.
Ладно, еду к врачу. Может, лекари вправят мне мозги. Левое, правое полушарие, мозжечок, соединят пунктиры… В больнице заплатил за две консультации у высокооплачиваемого профессионала. Он оказался универсальным, то есть лечил вообще от всего. Понятно, на коммерческой основе.
Захожу, внутренне туманясь, в кабинет. Сидит тупая будка с выражением лица конкретного имбецила, приглашает присаживаться. В кабинете приборы, диаграмки, схемачки.
— На что жалуемся? — бодро спросил доктор, потягивая бутылочку «Миллера».
А я за две консультации заплатил. И двинул к нему первым конем, то есть психологическим. Рассказал откровенно, как плохо мне, признался в гнусностях человеческих разных, про трип свой жизненный никудышный поведал, про сомнения гнетущие. Рассказал еще, как в разных человеческих ипостасях я пробовал позиционироваться и как хорошие добрые особи меня пряниками повсюду угощали. Красочно все расписал, развернуто. И сижу обессилевший, жду диагноза.
— Ваш диагноз — сама жизнь, — радостно пояснил доктор, плеснул себе из фляжки в пластиковый бокал, выпил и поморщился.
— А конкретнее? Может, лечение какое? Рецепты сказочные?
— Не-а, — мотнул он головой еще радостней. — Бесполезно! Поздняк метаться!
— Это как же? — испугался я. — А еще конкретней?
— Энтропия в завершающемся периоде полураспада, патологическая сверхмнительность. Как итог — девяносто восемь процентов ангедония, почти окончательное освобождение от позитивных эмоций. Довольны?
— А еще-еще конкретней?
— Опингвинение. Самая тяжелая форма — Экзистенциальный Пиздец. А это, как вам, наверное, известно, неизлечимо. Какой у вас второй талон? Какая консультация?
— Да насчет наркотиков и алкашки…
Доктор заметно смутился, спрятал стакан, закашлялся, заглотнул «Орбит» и надел марлевую повязку.
— Ну, как вы знаете, лечение наркомании и алкоголизма целиком и полностью зависит от желания и внутреннего настроя больного. Есть особые ампулы, специальный чай, кодировки. Это все неэффективно, а вот у нас самый совершенный метод, посредством которого…
— Да вы меня не поняли немного. Все наоборот. Другая беда у меня. Вообще ни «желтые» юзать, ни алкашкой заливаться — ничего не могу. Обратно лезет. Организм и психика не воспринимают типа. А мне бы хотелось и закидываться, и на синие педали давить. Вот как быть? Как вылечиться? А то, говорите, пока энтропия-то в периоде полураспада, и, может, скоро совсем распадется… Хотелось бы подостойнее энтропию эту самую встретить. Очень не хочу оплошать, знаете ли…
— А-а-а… — протянул он облегченно. Сорвал с лица повязку и выплюнул «Орбит» совершенно не постеснявшись меня, пациента. Встал, подошел к двери и замкнул ее на защелку. Достал уже два стаканчика и на треть опорожненную бутылку «Хеннеси».
— Такое лечение влегкую, — снова повеселел доктор. Налил изрядные порции напитка, бросил мне в бокал пару непонятных таблеток, капнул из тюбика загадочной фиолетовой жидкости, перекрестился, выложил из игральной колоды три карты, удовлетворенно хмыкнул и прошептал над самой поверхностью бокала: «Lucy on the Sky with Diamonds».
— Готово! Теперь сможешь! Пей!
Я послушно выпил. После чего мы вполне мило побеседовали с этим интересным господином. Я все выяснить хотел, когда энтропия эта самая дозреет до полного периода распада, а ангедония окончательно высвободится.
Словом, пообщались очень интеллектуально и расстались как старые друзья. Доктор спрятал следы нашей беседы, опять заглотнул «Орбит», нацепил маску и разомкнул дверь:
— Ну, давай. Ни пуха, ни пера. Времени осталось совсем немного, понимаешь? Кстати, там куча придурков уже в коридоре собралась. Лечиться. Сами не понимают, чего хотят, уроды. Как будто я чем-нибудь могу помочь… Скажи, пусть заходят по одному. Удачи…
* * *
Время ведет себя очень странно. Оно то раскручивается быстротечной спиралью, то снова замедляется дальше некуда. Я даже отучился посматривать на часы. Настолько это теперь нелепо.
Все же я внимательно отнесся к неутешительным прогнозам доктора и понял: надо поторапливаться. Серые дольки окислялись с каждой порцией времени.
Пока энтропия еще до конца не дозрела, а ангедония лениво высвобождалась, я решил спасти свой дымящийся шкурятник с помощью другого распространенного прогона.
Религия — вот что мне поможет. Говорят, Бог очень добрый и славный. Уж это я не один раз слыхал. Надо только прикинуться заблудшим и раскаявшимся бараном и забраться как-нибудь к Богу в духовное стойло.
Однако я растерялся. Выбирать себе правильного Бога было проблематично. По молодости могли околпачить. И такой выбор! Со всех сторон обрелигиозенные по самые баклы люди упорно рекламировали своего духовного менеджера. И убеждали, что именно их Бог самый наикрутейнейший и всемогущий.
Целая стая разных Христов, Кришна, Иегова, Магомет, Будды разные и еще какие-то маньяки, которые очень давно в прошлом лихо бакланились и духовный промоушен особям ставили.
Я просек, конечно, что любая гонка религиозная — лишь страх самого себя, а потому стоило ли бояться? Я чувствовал, что фигня-то внутри меня дозревает уже. И потому, если какой Бог хочет меня облагодетельствовать и в свою команду окучить, то пусть поторапливается. А то мне уже некогда ждать.
Долго, долго выбирал подходящего боженьку. И опять же вопросы, вдруг я выберу себе какого-нибудь Бога, а другие обидятся и козни из мести строить будут? Говорят, они все очень обидчивые, злопамятные и ничего не прощают. И потом на страшных судах и тайных вечерях все мне на полную катушку и припомнят. И потому решил я подружиться со всеми богами. Если уж я духовно унижусь перед всеми, то тогда мне будет ото всех богов все и позволено. А это то, что мне нужно, верно?
Короче, тянуть нечего. Понавыписывал себе адреса офисов религий разных да и ломанулся на объезд. В собственное оправдание я припомнил обрывок проповеди Блаженного Августина из своего учебного процесса. Типа чем он больше отдаляется от Бога, тем больше он к нему тайком подбирается.
Бредятина оказалась гораздо более радикальной, чем я ожидал. Тут же решил вступить во все религии. Куда бы я ни подкатывал, везде рядовые религиозные служители с большим воодушевлением принимали меня и в красках раскатывали, что вот их-то бог и есть самый развеликий и расчудесный. Совали мне разные бредовые книжки и, пока я не одумался, записывали меня в свои стройные ряды.
Впечатлений я черпанул немерено. У католиков мне очень понравился большой крест, та самая штуковина, на которой их лидера мочканули. Большой крест очень выгодно смотрится и блестит, когда его себе на шею присобачишь. В исламе неплохо, что они свою религию ревностно оберегают и призывают убивать тех, кто не с ними. Это было неплохо, что я успел к ним подвязаться, пока они всех крошить не начали еще массово. Еще «Белое Братство», «Светлое спасение», адвентисты седьмого дня, меннониты, мормоны, всех и не упомнишь. У Будды — Шамбала, прикольная фишка! У иудеев — красивые звезды. Взял штук пять. У протестантов — вера в собственную особенную судьбу. У кришнаитов — больно сильно все заморочено, Гиты всякие, Брахмапутры особенные, и еду жрут пакостную. Единственное, к кому я не поехал и не вступил, так это к скопцам. Потому как еще был не готов прощаться со своими собственными кусками.
