Игорь Рыбинский - Время карликов

Ивы сохранились еще в немалом количестве, они даже есть в переулке Каховского, который в прежние времена назывался Голодаевским проездом [17].

Виктор поднялся в квартирку и вскоре вернулся с Алексеем, который находился в своем обычном состоянии. Но обе женщины уже ничему не удивлялись, как будто так и должно быть, чтобы в нашей стране миллионер выглядел как спившийся нищий.

Представив своего друга как учителя истории, Подрезов скомандовал водителю такси:

– В «Асторию»!

– Боюсь, что вас не пустят в таких нарядах, – ответил тот.

И тогда Виктор вспомнил, что у него была когда-то другая жизнь, была квартира, в которой и сейчас висят его костюмы, лежат деньги в ящике письменного стола – в общем, халупку в Академическом переулке можно было и не снимать, но судьба распорядилась по-своему, а значит, обе эти женщины встретились ему сегодня не случайно: вполне может быть, что он нужен им больше, чем они ему. Хотя эти женщины давно для себя решили: все уже в прошлом, пожилая уже отжила свой век, а у молодой жизнь закончилась, даже не успев начаться: был когда-то подарок судьбы, но удача не вечна, и сейчас придется прозябать оставшиеся годы, стараясь забыть минуты негромкой и короткой славы. Жизнь с ее надеждами унеслась, как сорванный ветром платок, который застрял, может быть, в вершинах глухого и темного леса, где никогда не поют соловьи, а только каркают вороны, предвещая нескончаемые дожди и ненастья.

За окном таял мартовский снег. Фонари отражались в лужах. Душа была чиста и свободна от тягостных воспоминаний недавнего прошлого. Скоро, очень скоро придет весна, из нагретой солнцем земли полезет зеленая трава. Потом наступит лето, чтобы не закончиться уже никогда.

Боброк примерял костюмы: все они были почти одинаковые, размера на два больше, чем требовалось, но Алексей старательно крутился перед зеркалом, говоря себе:

– Этот вроде ничего.

После этого он задумывался и вздыхал:

– А может, предыдущий лучше на мне сидел? Пожалуй, примерю следующий.

Подрезов открыл ящик стола. Деньги лежали в конверте, но не было фотографий и ожерелья. «Вы-соковский вряд ли здесь побывал, – решил Виктор, – тот бы вынес все до копейки. Значит, заходила Лена».

И от мысли о ней стало тепло на душе. Он протянул руку и взял со стола почти полную бутылку коньяка. Потом посмотрел на счастливое лицо своего приятеля и поставил коньяк опять на пыльный стол, на котором уже темнело круглое пятно от его пребывания здесь.

Подрезов скинул на пол свои лохмотья, быстро переоделся, но в последний момент, когда собирался выйти из комнаты, наклонился и достал из кармана матерчатой куртки сложенный вчетверо листок бумаги, тот самый – данный ему странной старухой возле разрушенного храма. Она еще сказала ему: «Читай по утрам».

Виктор развернул и увидел то, что было написано нетвердым старушечьим почерком:

О Премилосердная Владычице, к Твоему заступлению ныне прибегаем, молений наших не презри, но милостиво услыши нас, жен, детей, матерей, и тяжким недугом пьянства одержимых, и того ради от Матери своея, церкви Христовы и спасения отпадающих, братии и сестер, и сродних наших исцели. О, милостивая Матерь Божия, коснися сердец их и скоро возстави от падений греховных, ко спасительному удержанию приведи их, умоли Сына Твоего, Христа, Бога Нашего, да простит нам согрешения наша, и не отвергнет милости Своея от людей своих, но да укрепит нас в трезвости и целомудрии, прими, Пресвятая Богородица, молитвы матерей о чадах своих, слезы проливающих жен, о мужах рыдающих, чад сирых и убогих, заблудшими оставленных и всех нас к иконе Твоей припадающих и да приидет Сей вопль наш молитвами Твоими ко Престолу Всевышняго; покрой и соблюди нас от лукавого повеления и всех козней вражих, в страшней час исхода нашего помози пройти непреткновенно воздушные мытарства, молитвами Твоими избави нас от вечного осуждения, да покроет нас милость Божия в нескончаемые веки веков. Аминь.

Глава третья

1

Все складывалось как нельзя лучше. До президентских выборов оставалось каких-нибудь пара месяцев. Серьезные аналитики предсказывали победу Высоковскому, ежедневно публиковались результаты социологических исследований – Владимир Фомич лидировал с большим отрывом. Для себя он уже составил план первоочередных действий после избрания.

Во-первых, не отдавать никаких денег Ван Хейдену и, вообще, разорвать всяческие отношения с Южно-Африканской Республикой. Неплохо бы, конечно, ее оккупировать, но вряд ли американцы с англичанами поймут это правильно. Не говоря уже о французах и голландцах. А как было бы здорово! Реквизировать все средства, находящиеся в подконтрольных «Золотому дождю» банках, забрать все их компании, потом продать и погасить внешний долг России. Народ наш только спасибо скажет.

Во-вторых, надо разобраться и с Джулией. Тоже возомнила себя «Мисс Африкой»! Дураку понятно: папашка спонсировал этот конкурс – вот на нее корону и надели. Привезти бы ее в загородную резиденцию, оставить в набедренной повязке – пусть скачет по соснам вместе с белками.

Ну, потом более мелкие дела: посадить во главе естественных монополий своих людей, чтобы все эти Газпромы и РАО ЕЭС тоже стали бы подконтрольными, заставить их перевести счета в «Лидер-банк», народ одобрит, потому что тепло и свет будет во всех домах. Еще надо не забыть опустить цены на водку, а за выпитую кружку пива инспектора дорожного движения штрафовать не должны, а вежливо предупреждать, где еще находится пост ГИБДД. За многоженство не наназывать, а судить тех, кто и одну жену содержать не может. Одновременно с этим повысить уровень минимальной зарплаты и увеличить размер пенсий раза в два или в три. А если при этом российская сборная станет чемпионом мира по футболу, то народ станет молиться на такого замечательного президента. Все будут боготворить Владимира Фомича и любить. И если Елена Павловна… Впрочем, ее судьба уже решена. Для начала ее арестуют по подозрению в организации убийства собственного мужа. Показательный процесс, телевидение, газеты: еще бы – взорвать лучшего друга президента. Народ будет требовать отменить мораторий на смертную казнь, митинги у здания суда, плакаты с оскорблениями в адрес подсудимой, Лена рыдает от унижения и стыда. Состав суда совещается недолго – двадцать пять лет. Присутствующие негодуют, топают ногами, свистят, осуждая это слишком мягкое решение. В одиночке темно и сыро, пищат крысы возле припрятанного под матрасом куска черствого хлеба. Лена понимает, что все это – наказание Божие за то, что она отказала хорошему человеку. Но тут поворачивается ключ в замке, скрипят несмазанные петли, и на пороге появляется Он.

– Елена Павловна, – грустно объявит Всенародно избранный президент, – сегодня я подписал Указ о Вашем помиловании.

Она снова зарыдает, но уже от счастья.

Потом бросится к нему на шею, но на полпути замрет и медленно опустится на колени.

– Я недостойна быть Вашей, – произнесет она тихим голосом.

А Высоковский приложит ладонь к уху и спросит:

– Ась?

Нет, он лучше вздохнет обреченно, но с достоинством. И тогда она сама, обнимая его колени, начнет шептать горячо и страстно:

– Но я хочу этого! Я стану, кем прикажете: Вашей горничной, кухаркой, собачкой на коврике возле Вашей кровати, птичкой в клетке или ветром в трубе, но только чтобы рядом с Вами!…

Владимир Фомич улыбался, представляя все это. Но это все будет, осталось недолго – каких-нибудь два месяца. Но это почти вечность, когда даже день ожидания тянется дольше года. Но пусть это время станет золотым сном мечтаний и надежд, особенно сладким оттого, что это не просто фантазии, а реальные планы человека, умеющего подчинять себе будущее, человека, чьей воле вскоре подчинится целый народ.

Да, и все-таки с Ван Хейденом надо что-то решать. Лучше всего, конечно, отправить его в какую-нибудь африканскую резервацию, чтобы он жил среди дикарей и отрабатывал милость, проявленную к нему Победителем, – пусть стоит по пояс в какой-нибудь реке, кишащей голодными крокодилами, плачет от страха и трясет лотком, намывая по крупицам золотой песок своей будущей свободы.

2

Яхта замедлила ход, потом остановилась, покачиваясь на волнах. Прожекторы осветили воду, и было видно, как пошли в глубину стайки серебристых рыб. Елена Павловна осталась чуть позади, но она словно и не желала возвращаться на судно, плавала, то взлетая на гребень, то исчезая на мгновенье в ночном пространстве. Ван Хейден стоял на корме, и они с дочерью что-то кричали ей. Видимо, что-то веселое, потому что кто-то из членов команды прошел мимо открытой двери салона и засмеялся. Высоковский поднялся, продолжая прижимать льняную салфетку к разбитому носу. «Варварская страна, – злился он, – дикари! Вы еще узнаете, с кем связались!»