Татьяна Дагович - Ячейка 402
Повернулась на скрип двери. Кто это? «Городская. Снимает комнату», – подумала Анна. Та, что вышла из дома, очень знакомо теряла и подбирала шлёпанцы, очень знакомо поправляла волосы, очень знакомо смеялась и говорила, говорила, оборачиваясь назад, но от волнения Анна не разбирала слов и сначала узнала вышедшего следом мужчину, хотя видела его только на фотографии, в далёкой Лилиной спальне, а только потом Лилю. Как могла не узнать свою Лилю, ведь хорошо видно! Не узнала только потому, что не считала живой. Но теперь-то, когда ясно, что нет большой разницы, теперь-то почему не решалась увидеть её?
Лиля села, тот, что был с ней, сел рядом, кругами подошла девочка, взобралась к ней на колени. Лишь голову девочки можно было разглядеть за кустами, но Анна узнала бы Катю и не видя. Обманул-таки Рассохин – тихо засмеялась, не спуская с них глаз, а Лиля всё разговаривала с тем мужчиной, который оказался её мужем, и Катя всё теребила её, перебивала, и они не видели Анну, а потом замолчали, все трое. Но ей пора было идти – мимо обрыва, по брёвнышку над речкой-вонючкой, через многочисленные холмы, туда, где ожидало море. Она уходила всё дальше, улыбаясь всё тише и нежнее.
Эпилог
– Если я научусь прибавлять четыре и два, ты мне купишь кошечку… – бормотала Катя. «Ага», – соглашалась не слушая, глядя сквозь ветки старой абрикосы в небо, у которой цвет нежный, как и прошлой весной, как много вёсен назад, будто это всё одна весна – то уходит, то возвращается. И нежность неба оборачивалась тоской, тоска – летучей весёлостью, потом угасающей, тихой, как…
– Она куда ушла? – спросила Катя.
«Ага», – согласилась по привычке, но Катя нахмурилась.
– Пап, что мама этим ответом хочет сказать?
Он засмеялся так хорошо – вздрогнула, коснулась его руки, но тут снова Катерина зашипела прямо в ухо, попадая на мочку капельками слюны:
– Ты видела? Она здесь была! Я её видела. Она на тебя смотрела.
– Кто, Катёнок?
– Она меня любит, да. Она меня любила, как ты, поэтому меня привела к тебе. Куда она сейчас пошла?
– Не знаю, – бледнея, вглядывалась, но мешали кусты, цветы, ветки, листья. Не видно, кто за забором.
– Я думаю, она пошла обратно к морю, – спокойнее шепнула Катя.
– Зайчонок, откуда у бабушки здесь море? На море летом поедем.
Уже догадываясь, сняла дочку со своих колен.
– Посиди с папой минутку, хорошо? Я только гляну.
– Ты куда? Что случилось? – спросил он, поправляя очки.
– Я сейчас… Посмотрю. Там был кто-то.
– Мало ли, люди по улице ходят. Не пустыня. Или ты из-за Катёнка?
– Посидите, ладно?
Выбежала на улицу. Солнце проскальзывало по сухой дорожной земле.
– Подожди! Куда же ты! – прошептала. Бежала по дороге, дальше, к балке – ни единой души. «Почему ты не подождала меня? Почему?! Хоть словом перемолвиться, хоть увидеть, хоть услышать тебя. Я же всё помню. Катёнок увидел, а я нет. Куда я смотрела? Дура».
Солнце светило прямо в глаза – пекло, и ещё этот запах – абрикосовый цвет и бензин, от запаха тошнит, как при беременности. Через балку не шла. Знала, что никого не увидит. Возвращалась тихая, медленная, успокаиваясь с каждым шагом, забывая, кого, почему звала.
– Ты в порядке? Не беспокойся – выходной, не мы одни приехали.
– Да, родной. На самом деле всё хорошо. Пойдём в дом? Маме с обедом помогу… Или ты лучше здесь с Катюшкой побудь. Пусть дышит.
* * *Услышав шум моря, вздохнула с облегчением. А когда оно тепло тронуло босые ноги, посмотрела вниз, на колышущуюся воду. Плескалось легко, как игралось. Солнце из дали космоса тянуло лучи и дотрагивалось до поверхности воды, на которой ничего не отражалось, кроме неба и бликов.
© Т. Дагович, 2010
© ООО «Астрель-СПб», 2010
