Исабель Альенде - Инес души моей
Даниэль Бельалькасар поселил в моей голове мысль основать учебное заведение: он считал постыдным тот факт, что мы в Чили гордо считаем себя цивилизованной колонией, а тех, кто умеет читать, у нас можно по пальцам перечесть. Я поделилась этой идеей с Гонсалесом де Мармолехо, и мы вдвоем в течение долгих лет сражались за создание школ, но больше никого этот проект не интересовал. Какие дикие эти люди! Они боятся, что если народ научится читать, то он немедля впадет в грех многомыслия, а от этого всего один шаг до бунта против короны.
Как я уже говорила, сегодня был не самый лучший для меня день. Вместо того чтобы продолжить рассказ о своей жизни, я пустилась в отступления. С каждым днем мне все труднее концентрироваться на фактах: я все время отвлекаюсь, потому что в этом доме постоянно какая-то суматоха, хоть ты и уверяешь, что у нас самый спокойный дом во всем Сантьяго.
— Это все ваше воображение, матушка. Никакой суматохи тут нет, а наоборот, тишина такая, что души тоскуют, — сказала ты мне вчера вечером.
— Именно, Исабель. Об этом-то я и говорю.
Ты вся в отца, практичная и рассудительная, поэтому ты не можешь ощутить, какое множество духов без спроса бродят по моим комнатам. С возрастом занавес, отделяющий этот мир от другого, истончился, и я стала видеть невидимое. Я представляю, что, когда я умру, ты обновишь здешние интерьеры, подаришь кому-нибудь мою старую мебель и заново побелишь стены. Но помни, что ты обещала сохранить эти страницы, которые я пишу для тебя и твоих потомков. Если хочешь, можешь отдать их монахам-мерседарианцам или доминиканцам — они кое-чем мне обязаны. Не забудь еще, что я оставлю деньги на содержание Марины Ортис де Гаэте до последнего дня ее жизни и на еду для бедных, которые привыкли получать свою порцию супа у дверей этого дома. Наверное, я тебе все это уже говорила… Извини, если повторяюсь. Исабель, я уверена, что ты в точности исполнишь мою волю, ведь и в этом ты пошла в отца — так же прямодушна и верна данному слову.
Жизнь в нашей колонии резко переменилась с тех пор, как мы наладили связь с Перу и к нам начали поступать продукты и приезжать люди, готовые поселиться здесь. Галеоны теперь беспрерывно плавали в Перу и обратно, так что мы могли заказывать все необходимое нам для процветания. Вальдивия закупил железо для кузницы, военное снаряжение и пушки, а я заказала привезти деревья и семена из Испании, ведь растения нашей родины прекрасно растут в чилийском климате, а также овец, коз и прочий скот.
По ошибке мне привезли восемь коров и двенадцать быков, хотя было бы вполне достаточно одного быка. Агирре хотел воспользоваться этим недоразумением, чтобы провести первую в Сантьяго корриду, но животные были слишком утомлены морским путешествием и бодаться были совершенно не расположены. Они не пропали: десять из них стали волами, на них пахали землю и перевозили грузы. Оставшиеся два верой и правдой служили увеличению поголовья коров, так что сейчас пастбища от Копиапо до долины Мапочо полны скота.
В Сантьяго появились мельница и общественные пекарни, каменоломня и лесопилки; мы выделили места для производства черепицы и кирпича, организовали дубильни и гончарные мастерские; открыли мастерские по плетению из тростника, по изготовлению парусины, сбруи и мебели. Теперь в городе было два портных, четверо писцов, один врач — который, правда, был мало на что годен — и замечательный ветеринар. Город рос очень быстро, и из-за этого долина скоро лишилась деревьев — так много мы строили. Не могу сказать, что жизнь стала беззаботной, но недостатка в еде больше не было, и даже янаконы потолстели и разленились. У нас не было серьезных проблем, кроме нашествия крыс, которых наслали на нас индейские колдуньи, пытаясь своей черной магией мешать христианам. Мы не могли защитить ни посевы, ни дома, ни одежду — крысы сгрызали все, кроме металла. Сесилия предложила средство от грызунов, которым пользовались в Перу: расставлять кувшины, до половины наполненные водой. Мы ставили на ночь по нескольку таких кувшинов в каждом доме, и на утро в них оказывалось до пятисот утонувших зверьков. Но нашествие не прекращалось до тех пор, пока Сесилия не отыскала колдуна кечуа, способного снять заклятие чилийских мачи.
Вальдивия просил солдат выписывать своих жен из Испании, как было предписано королевским указом; некоторые так и поступали, но большинство предпочитали жить с несколькими молоденькими наложницами-индианками, а не с одной зрелой испанкой. В нашей колонии становилось все больше детей-метисов, которые не знали своих отцов. Испанкам, приехавшим, чтобы воссоединиться со своими мужьями, приходилось смотреть на это сквозь пальцы и принять такое положение вещей, которое по большому счету не очень отличалось от того, что творилось в Испании. В Чили до сих пор жив обычай держать большие дома для супруги и законных детей и маленькие — для наложниц и бастардов. Наверное, я единственная, кто никогда не позволял такого своему мужу, хотя за моей спиной могло происходить что-то, чего я не знаю.
Сантьяго был провозглашен столицей королевства. Население выросло, и в городе стало безопаснее; индейцы Мичималонко держались на расстоянии. Это позволяло нам, помимо прочего, организовывать прогулки, пикники, охотиться на берегах Мапочо, которые раньше были запретной зоной. Мы назначали дни для праздников, чтобы почтить святых и развлечься музыкой. В праздниках принимали участие все: испанцы, индейцы, негры и метисы. Устраивались петушиные бои, собачьи бега, игры в бочу и в мяч. Педро де Вальдивия, заядлый игрок, продолжил традицию устраивать карточные игры у нас дома, только на карту ставились не деньги, а мечты. Ни у кого не было ни гроша, но долги заносились в специальную тетрадь со скрупулезностью ростовщика, хотя все понимали, что они никогда не будут выплачены.
Как только было налажено почтовое сообщение между Перу и Испанией, мы начали посылать письма на родину. Они доходили до адресата всего за год или за два. Педро принялся писать длинные послания императору Карлу V, в которых рассказывал о Чили, о тяготах, которые нам пришлось вынести; о своих расходах и долгах; о том, как он вершит суд; о том, почему, к большому сожалению, многие индейцы умирают и не хватает рук для работы на приисках и для обработки земель. Мимоходом он просил себе титулов, потому что о таких вещах полагается просить суверена, но его справедливые просьбы оставались без ответа. Ему хотелось еще солдат, людей, кораблей, подтверждения собственной власти, признания заслуг. Он читал мне эти письма громким и требовательным голосом, прохаживаясь по комнате и едва не лопаясь от тщеславия, а я молчала. Разве могла я иметь какое-то мнение о его переписке с самым могущественным монархом на земле, священным и непобедимым цезарем, как Вальдивия именовал его? Но я стала осознавать, что мой возлюбленный изменился, что власть вскружила ему голову и он стал очень высокомерным. В посланиях королю он писал о каких-то мифических золотых жилах, которые были скорее фантазиями, чем реальностью. Это была приманка, чтобы соблазнить испанцев переселяться сюда, ведь только он и Родриго де Кирога понимали, что настоящее богатство Чили — не золото и не серебро, а мягкий климат и плодородная земля, гостеприимно приглашавшая селиться в этих местах; остальные колонисты все еще лелеяли мечту побыстрее разбогатеть и вернуться в Испанию.
Чтобы сделать сообщение с Перу более удобным, Вальдивия приказал основать город на севере, Ла-Серену, и порт недалеко от Сантьяго, Вальпараисо. Затем его взор обратился к реке Био-Био, и зажглось желание покорить мапуче. Фелипе рассказал мне, что эта река священна, что она управляет течением всех вод, своей свежестью успокаивает гнев вулканов и по ее берегам растет все — от самых раскидистых деревьев до самых таинственных грибов, прозрачных и невидимых.
Согласно документам, которые Писарро выдал Вальдивии, подвластные ему территории простирались до самого Магелланова пролива, но никто точно не знал, как далеко находился этот знаменитый пролив, соединявший западный океан с восточным. В те дни прибыл корабль, посланный из Перу под командованием молодого капитана-итальянца по фамилии Пастене, которому Вальдивия щедрой рукой пожаловал звание адмирала и отправил исследовать побережье к югу от нас. Проходя мимо берегов, Пастене видел чудесные пейзажи, густые леса, архипелаги и ледники, но пролив так и не нашел, — видимо, его воды находились гораздо южнее, чем предполагалось.
Из Перу тем временем приходили дурные вести. Политическая ситуация там была просто катастрофической: едва заканчивалась одна гражданская война, как тут же разгоралась другая. Гонсало Писарро, один из братьев покойного маркиза, захватил власть в результате открытого бунта против короля, и при нем так расцвели взяточничество и предательство, а вице-королевство несло такие убытки, что в конце концов император Карл V отправил наводить порядок в Перу упрямого священника ла Гаску. Не буду тратить чернила на попытки объяснить, что тогда происходило в Сьюдад-де-лос-Рейес, потому что я и сама этого не понимаю. Я упомянула ла Гаску только потому, что этот священник с изрытым оспой лицом принял решение, которое изменило мою судьбу.
