Борис Кригер - Песочница
– А ты что, не знаешь кто? В Торе же все написано, и размеры, и так далее. Чуть ли не чертежи приложены.
– Тем более давай построим!
– Ну, а с мечетью что делать?
– Снесем.
– Вот тут-то и начнется…
– А разве уже не началось?
– Началось… Но тогда совсем начнется…
– А давай вызовем землетрясение, мечеть и рухнет… А мы ночью втихаря мастерок в руки – и айда храм строить… Знаешь, если что и имеет смысл стоить на земле, так это храмы…
– А мне кажется, и храмы строить ни к чему. Разве небеса не являются лучшим куполом, горизонты – лучшими стенами, а зеленая трава – лучшим полом?
– Но евреям ведь нужен храм! Чего же они плачут под Стеной? А я ведь тоже еврей, особенно по пятницам… Мне так хочется им помочь …
– Ну, хорошо, хорошо… Как землетрясение вызывать будешь?
– Да очень просто!
Я вполсилы подпрыгнул и громко шлепнулся на пол. Спавшие коты подлетели и умчались в разные стороны, со стола упала вазочка, со стены – картина. Короче, получилось настоящее землетрясение. Я даже сам от себя такого не ожидал.
Можем же, если хотим?
Моя пельменная фабрика
С детства мама звала меня «пельменная душа». Будучи убежденным пельменьтарианцем[62], я приобщил к этому культу и своего сына. Мы оба верим, что нет лучше пищи на свете, чем пельмени, и как ни тяжело подчас их переваривать, мы всегда ищем пути, как обеспечить себя запасом этого стратегического продукта.
Конечно, как и всякие профессиональные пельменьтарианцы, мы не согласны потреблять всякую чушь, которой полнится современный свет… «Равиоли» и прочий бред у нас котируются как ругательство. Покупные пельмени – это просто издевка над светлой душой настоящего любителя домашних пельменей. Я не говорю уже, что пельменями из пакета и вовсе можно отравиться… А уж медвежья болезнь подстерегает каждого, кто рискнет вкусить сие деликатное яство в общественном месте, вдали от прилежно вымытых рук…
Наше с сыном мировоззрение ничем бы не омрачалось, если бы мы сами любили или хотя бы умели эти пельмени лепить. Ан нет…
В поисках решения этой проблемы я задумчиво цитировал сынишке написанное мной нескладное стихотворение, которое можно петь в стиле рэп:
Не хочешь,чтоб Герасимутопил Муму?Так пересели ихв пустынюбез воды…
Единственныйспособне работать самому –это заставитьработатьдругих…
Мы попробовали обучить нашу уборщицу хотя бы один раз в неделю лепить пельмени. Но, во-первых, трудно обучить кого-либо чему-либо, когда сам не знаешь, как это делать, даже вооружившись пухлым руководством по лепке пельменей, а во-вторых, хоть нам это и удалось, производит пельменей она явно недостаточно. Всю ее продукцию мы поедаем за один день и потом целую неделю сидим без пельменей.
Существует на свете, конечно, и такое приспособление, как пельменница. Это такой странный агрегат с дырками. С ним лепить пельмени легче, но все равно неохота. Да и где ее достать? Наша пельменница была безвозвратно утеряна при переездах. Возможно, на очередной таможне ее извлекли из чемодана, решив, что это какая-нибудь секретная деталь для атомного реактора, для производства обогащенных ядерных продуктов. Вскоре, кажется, самым богатым в мире станет плутоний, потому что его все время обогащают… Последнее время только об этом и слышишь… А вот если бы я открыл новый элемент, то назвал бы его «пельмений» с порядковым номером 120. Мой дорогой «пельмений» был бы стабильным элементом, ведь, согласно расчетам физиков-теоретиков, «остров стабильности» начинается в районе 120-го элемента системы Менделеева. Предполагается, что сверхтяжелые элементы могут обладать неожиданными свойствами, которые оказали бы решающее влияние на процесс пельменеобразования. Так что «пельменеделы всех стран, объединяйтесь!» Не далек тот час, когда пельмени начнут образовываться во вселенной сами по себе, без стороннего вмешательства!
Есть и другой подход к пельменеводству. Можно попробовать посадить пельменное дерево, но это могут позволить себе только те, у кого в хозяйстве нет собаки, а то это прожорливое животное обязательно найдет, выкопает и съест заботливо посаженный пельмень задолго до того, как он успеет взойти.
Прорыв на нашем пельменном фронте произошел только после того, как сынишке пришло в голову посмотреть в Интернете, а не продаются ли автоматические установки для лепки пельменей. После недолгих поисков такой аппарат удалось отыскать. Он напоминал слона средней величины и предназначался для крупной фабрики. Этот монстр может производить до пяти тысяч пельменей в час. Вы скажете, какие же это будут «домашние пельмени», если их производить с помощью автомата? Да дело в том, что руки мыть надо и опилки в фарш добавлять не надо, – вот вам и весь секрет домашних пельменей…
Ну, конечно, это был не полный автомат. То есть не то чтобы завел туда корову со свиньей, да посадил пшеницы, а оттуда вареные пельмени выскакивают… До такого замечательного прогресса даже наш супершустрый век не дошел. Лет через сто, а может, и двести участие человека вообще не понадобится: готовые пельмени будут тут же поглощаться и перевариваться самой машиной… Не спрашивайте, пожалуйста, каков будет конечный продукт… Но нам еще далеко до такого совершенства.
Мы постарались оставаться реалистами и тут же позвонили производителю. Установка стоила всего около сорока тысяч долларов. Сынишка, правда, расстроился, но я не унывал. Я привык к тому, что все действительно ценное стоит денег, и решил построить в гараже пельменную фабрику и подписал с самим собой договор по сбыту продукции себе самому.
Сынишка все же решил меня отговорить от такой авантюры. Он сказал, что за установкой придется следить и ее наверняка нужно смазывать, и все равно она будет ломаться, а уборщицу смазывать не надо, и так далее…
Срочно нашлась другая установка, подешевле. Правда, она была не совсем автоматизирована и продавалась в Тайване. Мы уже принялись звонить производителю, но там оказалось три часа ночи. Если бы Земля была в форме пельменя, то жить было бы гораздо удобнее и ночь была бы всегда где надо, а не там, где она совсем ни к чему.
Мы посмотрели в Интернете разъяснительный ролик, из которого поняли, что оператор должен вручную слепить пельмень, а потом положить его в установку, которая его взвешивала, проводила полный контроль качества и ровно обрезала уголки.
Такая новинка мне не понравилась, и мы отложили свои планы на пельменное господство до утра в Китае, которое наступает, когда у нас все наоборот. Знаете, почему? Потому, что мир – не пельмень, а гораздо хуже…
РАЗМЫШЛЕНИЯ НА БУКВУ «Б»
Балагуры
Народ не уважает балагуров. Им подавай насупленных молчунов, и отнекивания в духе: «В могиле намолчимся» не изменяют необъяснимого влечения любого народа к молчанию.
Народ безмолвствует не потому, что ему нечего сказать, а потому, что молчание всегда мудрее любой, даже самой что ни на есть феерической речи. Достоевский со своим примиряющим непримиримых, а потому эпохальным словом о Пушкине да Анатоль Франс со своей знаменитой речью на погребении Золя – жалкие балагуры, ибо нет такого слова, которое воспринималось бы народом как истинное. Народ недоверчив, ибо был обманут многократно. Если народу суждено опять быть обманутым, то он желает, чтобы это делалось в тишине.
И не важно, о ком идет речь – о словоохотливых французах, или о как воды в рот набравших скандинавах, или о наших, так почему-то и не ставших нам родными, русских. Балагур везде презираем, будь он политик, делец или даже оратор, которому, казалось бы, веление его простуженного занятия диктует орать по площадям.
«Молчанье – золото!» – подписывает приговор народ балагурам, и они, понурившись, отправляются в молчание небытия с легкой руки молчаливых палачей.
В Латруне, местечке на полпути от Иерусалима к теплому, как мысли о супе, Средиземному морю, высится монастырь молчальников. Вот идеал любого народа – ведь быть молчальником так почетно! Видимо, потенциальная возможность выдавить из себя хриплое слово гораздо более ценна, чем поток бессмысленных для любого народа произнесенных слов. Монахи торгуют латрунским вином и помалкивают.
Представьте себе планету молчунов. По радио – сплошная тишина. Люди с экрана пялятся на телезрителей и повсеместно молчат. Это ли не райское подобие идеального мира?
Балагуры доводят до беды вне зависимости от их намерений или содержания их речей. Видимо, просто от одного звука человеческого голоса народам мира хочется задушить как говорящего, так и слушающих.
Вот наш гордый молчун сидит, не проронив ни слова, а мимо прошмыгивают столетия за столетиями, приходят новые формы правления вместе с новыми методами убийств, но ничего не побуждает нашего Великого Молчуна к речам. Уже и кинематограф, великий немой, заговорил, а наш молчун все молчит, пока балагуры думают, что в их словах есть сила и что они увлекают за собой широкие массы…
