Николя Ванье - Белль и Себастьян
— До этих пор особых проблем у нас не было…
— Нет. Но это был самый легкий участок. И нас ведет собака, я ей доверяю. Она выбирает наиболее надежный путь. Здесь ничего нельзя делать наугад, это верная смерть!
— Временами мне хочется, чтобы все люди имели такое же благоразумие!
Само словосочетание — «благоразумие гор» — заставило Анжелину улыбнуться, но голос Жюля быстро вернул ее к реальности:
— В ваших горах, может, и легко погибнуть, но они не жестоки, они не наносят удар без причины. Можно умереть из-за собственной недальновидности, однако умирать без всякой причины — вот что страшно! Просто потому, что ваше общество…
Он стиснул кулаки и опустил голову. Анжелина сказала мягко:
— Им тоже придется трудно в пути.
— Да, конечно.
Тоненький голосок девочки отвлек их от тяжелых мыслей.
— Ой, как здорово! Словно гусеницы, от которых идет свет!
— Не гусеницы, а светлячки! Где ты их видишь? Небо затянуто тучами, и… — Едва слова сорвались с губ, Анжелина вздрогнула, но не от холода. Разве только страх можно сравнить с куском льда…
Эстер смотрела не на звезды и не на угольки. Она глядела в темноту, вниз по склону. Вереница светящихся точек тянулась сквозь бурю.
— Господи, немцы! Они нас нашли!
Жюль вскочил на ноги, тело его сотрясала дрожь. Лицо стало мертвенно бледным.
— У них фонарики, и они приближаются! Видите, там, движущиеся огоньки?
— Наверное, они на лыжах. Нужно уходить. Сворачивайте одеяла, я займусь провизией. Себастьян, гаси огонь! Если нам повезло, они нас не заметили. И засыпь кострище снегом!
— Надеваем «кошки»?
— Пока еще нет. Удобнее будет в снегоступах.
— А спрятаться не получится?
— Нет. Они идут по нашим следам.
Луиза, поднявшись, обняла дочку за плечи. Анжелина не стала ничего отвечать. Эстер высвободилась из объятий матери и подошла к Себастьяну. Он помог ей надеть снегоступы, потом улыбнулся, чтобы подбодрить девочку. Она совсем не боялась, когда он был рядом! И собака их защищает! Белль уже стояла, помахивая хвостом, и Эстер решила для себя, что ей будет спокойнее, если она пойдет рядом с собакой.
Жюль поспешно запихнул в рюкзак одеяла.
— Недавно вы говорили, что идти ночью слишком опасно! Но ведь теперь, в пургу, расселины и ямы замело, и это еще опаснее!
— Я знаю. Но лучше уж я поборюсь с природой, чем с бошами! В такой снегопад есть шанс, что они пройдут мимо, не заметив наши следы.
Паника охватывала Анжелину, стоило только посмотреть вниз. Вереница фонариков двигалась с поразительной скоростью. Эти проклятые боши, что, на гусеничном ходу, что ли? Брат отвлек ее от размышлений:
— Думаю, у меня есть идея.
Он вытряхнул на снег содержимое рюкзака, который Лина только что уложила, и, прежде чем она успела возразить, вынул два мотка веревки и с победным видом сунул ей под нос.
— Ты собираешься карабкаться по отвесному склону?
— Нет конечно! Глупая! Я хочу привязать себя к Белль. Вторую веревку, она длиннее, я обвяжу вокруг пояса, и вы будете все за нее держаться, так никто не потеряется. Альпинисты тоже так делают, только мы на гору не полезем. Это чтобы не заблудиться в тумане, понимаешь?
— Хорошая мысль… Но собака…
— Что? Ты не веришь Белль?
— А если она упадет в расселину и утащит нас за собой?
— Она не упадет. И вы всегда можете бросить веревку.
— Мы — да, но ты не сможешь! Я не желаю, чтобы ты рисковал жизнью, Себастьян! Если кто-то и должен рисковать, то я. Я сама захотела… Это я вас веду!
В голосе Анжелины зазвучали пронзительные нотки. Чувство вины доставляло ей почти столько же мучений, как и страх.
— Я ей доверяю. Я знаю Белль, она не заблудится. Сейчас я пойду и поговорю с ней. Получается, это из-за тебя мы теперь задерживаемся!
Не дожидаясь ответа, Себастьян ушел. Собака сидела у края площадки. Казалось, она уже учуяла приближение чужаков. Мальчик присел перед ней на корточки.
— Послушай меня, моя Белль! Там, внизу, боши, и они хотят убить Эстер. Они хуже, чем волки. И родителей ее они тоже убьют. Такие они, эти боши. Убивают старых, маленьких — им плевать, кого расстреливать. Я думаю, мы сможем отвести их в надежное место, такое, как тот домик, где ты была, пока болела. Но сам я туда точно не дойду. Ты больше меня и сильнее. И ты чуешь все ловушки! Я знаю точно, ты сможешь выбрать самую лучшую дорогу. Только сквозь весь этот снег тебя трудно увидеть, ты же белая! Если бы я знал заранее, я бы вымазал тебя грязью, но уже слишком поздно. Ты белая, снег тоже белый, и нам нужно сделать что-то, чтобы не потеряться, хоть это может тебе и не понравиться.
Не переставая говорить, мальчик вынул из-за спины веревку, и собака, которая до этой секунды внимательно его слушала, отпрыгнула в сторону.
— Я знаю, тебе это не нравится! Тот злой пастух, он тебя привязывал и бил, но я ведь твой друг, ты помнишь? — И Себастьян попытался накинуть веревку собаке на шею.
Белль застыла на месте, мышцы ее напряглись как тетива лука. Она заскулила, гибким движением скинула петлю с шеи и с упреком посмотрела на мальчика.
— Ладно! Я понял. За шею ты не хочешь. И ты права. Я бы тоже был недоволен, если бы на шею мне привязали веревку. Но есть еще один способ. Давай попробуем, ладно? — Он снова подошел к собаке, протянул веревку под лапами и завязал на спине узлом, не слишком слабым, но и не тугим. Все это время он приговаривал монотонно, так же, как в те дни, когда приходилось ее лечить:
— Все хорошо, ты у меня красавица, белая как снег! И ты нас проведешь по леднику, спасешь нас от бошей, и однажды весь мир узнает, что ты — лучшая собака в наших горах, и Сезар сумеет защитить тебя от всех охотников на свете…
Они шли уже целую вечность, заключенные в кокон из снега, и ветер швырял острые снежинки им в лицо и глаза. Мир вокруг превратился в заледеневшую пустыню, лишенную всяких очертаний, если не считать склона, по которому они должны были подняться любой ценой. Собака вела их вперед, и как ни усердствовала буря, ни разу не дрогнула и не растерялась. Временами Белль останавливалась понюхать лед, выискивая возможные разломы в горной породе, а иногда ее, дергая за веревку, останавливал Себастьян. Он проверял направление по компасу. Анжелина объяснила ему, где находится перевал относительно севера. В течение этих драгоценных двух-трех минут остальные отдыхали и убеждались, что все члены группы в порядке.
Несмотря на метель и страх, к Жюлю Целлеру вернулась вся его решимость, сил у мужчины словно бы прибыло. И эта решимость толкала его вперед. Он шел, упрямо выставив лоб, буквально пробивая себе путь сквозь бурю. Закутанный в шарф по самые глаза, ослепленный снегом, он время от времени тер лицо, потому что на бровях и волосах повисали сосульки. Анжелина поставила его последним в цепочке, чтобы он мог присматривать за женой, двигавшейся в метре перед ним. Луиза продвигалась вперед размеренным шагом и не сводила глаз со спины девушки-проводника. Она держалась за веревку, думая о том, что ее дочь тоже держит ее в своих ручках, в трех шагах перед Анжелиной. И только эта мысль поддерживала ее силы. Пока идет Эстер, будет идти и она… И пока они двигаются вперед, пусть даже медленно, немцы их не догонят, а значит, все будет хорошо. Посреди ледяного хаоса и ночи, холода и завываний ветра дочь стала для нее обещанием чуда. Напрягая все силы в попытке спасти ее, женщина даже перестала ощущать холод. Толстые шерстяные гетры защищали ноги от влаги, но мороз кусал ступни сквозь тонкие подошвы ботинок. Неважно, она готова терпеть боль! И даже когда эта боль становилась невыносимой, Луиза не останавливалась, она упрямо смотрела в спину Анжелины.
Девушке тоже начало казаться, будто она наяву переживает кошмарный сон. Анжелина следила за девочкой, поддерживала, чтобы та не споткнулась, и временами посматривала на Себастьяна, шедшего во главе группы. Даже если они старались не натягивать веревку, он наверняка ощущал ее давление. Он шел, наклонившись, и крепко держал в руках веревку, которая связывала его с Белль. Эта его идея оказалась спасительной, равно как и возможность проверять направление по компасу. И все же ни то ни другое не утешало Анжелину. Доверив свою жизнь собаке и маленькому брату, она утратила уверенность в собственных силах, которая существует при необходимости принимать решения. Временами перед глазами девушки появлялось лицо Гийома, его ласковая, чуть грустная улыбка. И сердце Анжелины сжималось от ужаса. Какой же глупой и упрямой надо быть, чтобы его не послушаться! Сомнения и сожаления наваливались на нее, по крайней мере, в минуты, когда метель давала им передышку. То была постоянная борьба тела и разума, воли и неуверенности, усталости и мужества. И каждый раз, когда Себастьян останавливался свериться с компасом, она спрашивала себя, хватит ли у них сил двинуться дальше. Счастье, что Эстер требовалась помощь. Девушка подталкивала ее, переносила на руках через препятствия. Мужество девочки было поистине поразительным.