Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу
который я узнал — я же сам переводил этот роман «Короля ужасов», и не успел я как следует испугаться этого наваждения, как… Оно исчезло. Совсем. Не оставив ни страха, ни следа от страха. А я…
Я уставился прямо перед собой, на желтый песок. Не совсем желтый, а серовато-желтый, как…
* * *… как кирпичная стена с вбитыми в нее железными крючьями — перед зданием одного НИИ, где я работал лаборантом двадцать с лишним лет назад, вернее, перед тем крылом внутри огороженной территорией этого НИИ, где размещался виварий. В виварии жили собаки. А я выводил их гулять — такая работа была. Выводишь четырех псов из клеток, привязываешь к крючьям на стене, пока они топчутся там, моешь клетки, потом заводишь их обратно и берешь следующую четверку.
Продолжительность собачьей жизни там была где-то в среднем около месяца. Им сверлили в боку дырку, вставляли какую-то трубку и… Чего-то там изучали. Вроде бы, проходимость печени, а может, что-то другое — я не спец и был не в курсе. Мое дело было их выгуливать, а потом кормить. Кормили, кстати, хорошо — наука ведь тогда не гибла, а шла вперед семимильными шагами на благо отечества и построения развитого социализма. Или еще чего-нибудь — тут я тоже был не в курсе, поскольку до исторического материализма тогда еще не дошел (и сейчас — тоже).
Работа занимала часа три в день, платили за нее восемьдесят пять советских рублей, и я был вполне ею доволен. Собак я никогда не боялся, делал все чисто механически — три часика с утра повкалывал, и весь день свободен. Был, правда, один неприятный…
Ну, один минус. Где-то раз в три недельки привозили новых собак. Их надо было вытащить из грузовика и отвести в особое помещение, под названием «карантин». В «карантине» этом было… погано. Кормили там собак плохо, убирать велели раз в три дня, так что заходить туда… Да, и из грузовика туда тащить собак — тоже не подарок, я ведь для них еще совсем чужой, могли и… Но как-то обходилось. Ошейников у новых, конечно, не было — мне выдавали такой ремень с затягивающейся петлей. Удавку. Ее надо было накинуть на пса, отвести или оттащить (если маленький) в «карантин» и идти за следующим.
Варили для них жратву и сторожили виварий две старухи, торчащие все время в каком-то туповатом кайфе. Сперва я думал, они поддают потихоньку у себя в каморке, но потом, когда они ко мне присмотрелись и решили, что я не стукну начальству и вообще вполне безвреден, одна из них как-то заговорщически мне подмигнула, поманила в их закуток-кухоньку и предложила «нюхнуть эфирчику». Я почему-то вежливо отказался…
Как-то раз прибыл как обычно «живодерский» грузовик и я вел очередного пса в «карантин». Не знаю, какого хрена одной из старух там понадобилось, но она оказалась в узком грязном проходе между клетками. Пес у меня на удавке шел спокойно, но увидев старуху, рыкнул и рванулся к ней. А пес был здоровый… Старуха взвизгнула, крикнула: «Держи ее!..» — и кинулась бежать. Но бежать было некуда, кроме как в… раскрытую собачью клетку. Туда она и забралась, захлопнув за собой решетчатую дверцу. Собака у меня на удавке бесновалась, поставив лапы на прутья дверцы, но достать старуху не могла. Та вжалась спиной в заднюю кафельную стенку клетки и верещала:
— Души ее, суку, души…
Душить мне ее не хотелось — кстати, это был кобель, а не сука. Кроме того, меня вдруг поразила эта картина — картина, где все получилось наоборот. Человек и зверь, ненавидящие друг друга, разделенные решеткой — этого я тут уже насмотрелся, но в клетке всегда было животное, а человек — царь природы, венец, блядь, мироздания, — как и положено венцу, снаружи. Здесь все вышло шиворот-навыворот, неправильно, только… Мне вдруг показалось, что разницы — никакой. От перемены мест слагаемых… Ничего не меняется.
Я тупо смотрел на эту сцену, а старуха, перестав визжать, смотрела не на пса (тот уже впивался от ярости в железные прутья дверцы клыками), а на меня, не понимая, что со мной происходит, и не зная, чего от меня ждать. Он сломает зубы, как-то отстраненно, механически подумал я, и… Затянул удавку.
Через некоторое время пес отключился, рухнул на бок, из раскрывшейся пасти вывалился язык. Я открыл клетку, старуха бочком выбралась оттуда, и прошипев мне: «Ну, погоди, это тебе так не пройдет…», — заковыляла к выходу. Протискиваясь мимо лежащего на боку пса, она хотела было пнуть его ногой, уже занесла ногу в грязном валенке, но… кинула на меня быстрый взгляд и раздумала. Я глянул на пса, наклонился и ослабил удавку. Пес был жив — его бок приподнялся и опал, потом еще раз, потом он шумно задышал. Пока он не пришел в себя, я обхватил его под передние лапы и затащил в клетку. Там он несколько секунд полежал, потом приподнял голову, поднялся на нетвердые лапы, глянул на меня и… завилял хвостом. Я подмигнул ему и пошел за следующим.
А на другой день…
Я забыл про главное. Когда я только начинал там работать и старухи водили меня по двум помещениям вивария и все разъясняли, они указали мне на одну клетку и одна из них сказала:
— Эту не трогай…
В виварии стоял дикий лай — собаки скучали, томились целыми днями одни и появление каждого человека встречали громким лаем. Но пес в той клетке, на которую указала старуха, не лаял. Он сидел у задней стены, глухо ворча смотрел на нас, и глаза его горели лютой ненавистью.
— Вообще не выгуливать? — спросил я. А как же..?
— Да, никак, — махнула старуха рукой. — Он на всех кидается, никто его даже наверх, в лабораторию отвести не может. Надо усыплять, да у начальства руки не доходят. Ну, он и не ест почти… Сам сдохнет.
Ну, мое дело маленькое: понял — сполняй. Я и «сполнял», обходя эту клетку стороной… Правда, совсем «стороной» не получалось — его надо было кормить, и еще приходилось пускать воду из шланга, чтобы вымыть засранную клетку, прямо при нем, задевая его струей. Есть этот пес, правда, начал нормально, но злоба…
Однажды я пришел и увидел, что у него весь загривок в крови. Я подошел ближе. Пытаясь достать меня, он просунул голову в очень узкую щель между полом и дверцей и нижний прут впился ему прямо в кровавый загривок. Наверное, ему было жутко больно, но он даже не взвизгнул, а рыча, упорно пытался дотянуться до моих ног. Я поднес шланг к клетке и пес нехотя втянул голову обратно, еще сильнее поранив шею. Здорово же он нас ненавидел…
Видимо в тот же день, только после моего ухода, в виварии зачем-то сделали перестановку клеток. Наверное, хотели выровнять ряды (клетки были разной величины), или… Словом, небольшая перестройка — зав отделом техники безопасности вышел из запоя и решил продемонстрировать общественности, что он не дремлет на боевом посту. Занятный был мужик…
Как-то раз, месяца через два моей службы науке и прогрессу, он вызвал меня к себе на инструктаж. Я с интересом ждал, как он будет меня учить обращаться с собаками, но… Не дождался. Пожилой отставник-военный в кителе без погон, с отвислым красным носом, буркнул мне: «Садись», — сам сел за стол напротив и стал меня разглядывать. Потом спросил:
— Служил?
— Никак нет, — ответил я.
— Чего так?
— Мордой не вышел.
— Хохмач? — прищурился он.
— Есть немножко.
— Ладно… Пьешь?
— Бывает.
— А на рабочем месте?
— Некогда.
— Ты вот что… — он пожевал губами. — Ты… выпить — выпей, но чем старушки балуются — чтоб ни-ни. Понял?
— Понял. Я и не думал даже…
— Вот и не думай. Ты — парень молодой, тебе эта гадость ни к чему… Да… Ну, иди к своим собачкам. Небось думал, мозги тебе буду здесь ебать, а?
— Было, — честно сказал я. Он начал мне нравится.
— Ну, вот… А в армии не все дуболомы. Хотя… случается. Ну, иди-иди… он как-то загрустил и кинул быстрый взгляд на облезлый сейф в углу. — Мне работать надо.
Такой вот отставничок. Конечно, не полковник с нашей старой «дачи», но… В армии — не все дуболомы. Хотя и случается…
Словом, переставили клетки, перестроили всю малину, пришел я на следующий день, никто мне ничего не сказал, вывел первую четверку, вымыл пустые клетки и пошел отвязывать их от стены. Подходя к первой собаке, я машинально отметил, что она не бегает на поводке, а сидит и смотрит на меня. Странно, обычно они все всегда рады хоть чуть-чуть побегать, хоть на длинном поводке — после суток в клетке… Я оглядел пса и… Понял, кого я вывел.
Почему он не бросился на меня сразу — когда я открыл клетку и вывел его гулять? Почему не?.. Не знаю. Я — не кинолог. Он смотрел на меня в упор. Я вспомнил, что они не любят прямого взгляда в глаза и глянул чуть в сторону. Он выжидал. Он мог себе это позволить, а я — нет. Мне никто здесь не стал бы (да и не смог бы) помогать, и чем дольше я буду ждать в нерешительности, тем вернее он поймет, что я боюсь. А когда поймет, к нему уже не подойдешь. Поэтому подойти надо сейчас — сразу.