Джули Тиммер - Лишь пять дней
Мару привлекла цветная папка. Женщина вытащила ее и прочитала: «Стихотворения. Лакшми Николс. Детский сад».
Лакс рассказывала родителям о кружке поэзии и показывала им едва читаемые и совершенно бессмысленные стихи. Том считал, что весьма амбициозно учить детей поэзии, когда они еще толком не умеют читать или писать.
Мара пробежала несколько первых страниц, прописанных так тщательно и с таким нажимом, что в некоторых местах текст отчетливо проступал на другие страницы.
Она представила, как Лакс старается, выводя каждое слово как можно более тщательно, и почувствовала укол тоски.
Мара не хотела, чтобы ее дочь оставалась такой впечатлительной. Может, стоит попросить Гарри время от времени общаться с ребенком? От этой мысли запершило в горле.
— Мара?
От неожиданности сердце упало. Открылась дверь, и показался сонный Том в одних трусах. Склонив голову на плечо, он прошептал:
— Дорогая, что ты здесь делаешь? — Том часто моргал от резкого света.
— Я… ммм… привет! — прошептала Мара, лихорадочно пытаясь подыскать объяснение, что она делает в гардеробной дочери посреди ночи. — Я… ммм… не могла заснуть. И подумала, может, убрать здесь? Думала начать в воскресенье, когда она будет у родителей. Нужно избавиться от многого без ее криков протеста. И я тут подумала прийти посмотреть заранее.
— В три утра? — Том зашел в шкаф. — Ты… Ты плачешь?
Мара провела пальцами по щекам:
— Ой, да это ничего…
Том указал на папку в ее руках:
— Что это?
Она протянула ему.
— Ой, я помню это, — улыбнулся он, извлек первую страницу и протянул ей.
Хокку от Лакшми Николс.
Никто так не ошибается,
Моя мама никогда не сдастся,
Я гордая дочь.
Он кивнул, будто соглашаясь с сентиментальной поэзией.
— Красивый портрет, — прошептал он, указывая пальцем на фото, приклеенное возле стихов: Лакс и Мара держатся за руки, Мара одета в костюм моряка Папая, с огромными мускулами. — Хорошое хокку, мне оно всегда нравилось, — добавил Том.
— Ты его читал раньше? Я нашла это среди хлама.
Том пожал плечами.
— Я помогал его сочинять, хотя в основном я считал гласные и исправлял ошибки. «Дочь» поначалу была «дош», пока я не убедил ее, что мой вариант все-таки правильный. Но идея принадлежала ей. Ты была… не помню, где ты была тем вечером. Наверное, с «Теми Леди». Ей нужно было сочинить хокку, характеризуя человека и его качества, например честность, преданность. Она решила выбрать силу, и я спросил, что ей приходит на ум, когда она слышит это слово. И она, не задумываясь, сказала: «Мама».
Мара шмыгнула носом и провела рукой по лицу:
— Она подумала обо мне, когда ты произнес слово «сила»?
Том свел брови.
— А о чем еще она должна была подумать?
— Не знаю… о тебе? О мужчине-марафонце, который пробегает пятнадцать километров до завтрака и после этого способен погоняться за ней в саду?
— Да нет! Не такая сила! Ничего, что я делаю, не идет в сравнение с той силой. Знаешь, — он кивнул головой в сторону кровати, — твоя «гордая дочь» достаточно умна, чтобы понимать это.
— Она больше не гордится мною, после того фиаско в школе.
— Она переживет это. Помнишь, как ты стеснялась акцента своих родителей? «Жуть», так ты его называла, насколько я помню. И сколько это продлилось? Меньше года. А потом решила, что «другой акцент» не означает ничего, кроме «другой».
— Тот инцидент немного серьезнее, чем легкий индийский акцент.
— Нет, не серьезнее! Тебе было стыдно за родителей. Акцент для тебя, пьянство для меня. Гентингтон для Лакс. Все это одно и то же. Мы это переживем и обязательно справимся! — Он взял ее за руку. — Пойдем-ка спать.
Часть V
Суббота, девятое апреля Остался один день
Глава 37 Мара
В субботу утром Мара вошла в гостиную и обнаружила свою пятилетнюю малышку свернувшуюся клубочком на диване. Она была поглощена телевизором.
— Доброе утро, дорогая! — поздоровалась Мара.
Лакс не оторвала глаз от экрана. Покачав головой, Мара посмотрела на ребенка и подумала, что, возможно, Том прав: для Лакс состояние Мары не тяжелее перышка? И акцент ее родителей, и алкоголизм родителей Тома были куда тяжелее?
Лежащая на диване, игнорирующая маму, предпочитающая яркое шоу по телевизору, Лакс абсолютно не отличалась от любого другого ребенка Америки.
И пусть ее мама будет бродить по дому, заболевая все сильнее с каждым годом, или даже с каждым месяцем, Лакс это не принесет никаких неудобств, как и для остальных детей в стране.
Для любого другого ребенка на другой улице все останется по-прежнему. И прямо сейчас в любом доме на их улице, или во всем Плано, или в каждом штате дети лежат на диванах, увлеченные мультиками, а их родители тем временем орут друг на друга, расстаются. Старшие братья переезжают домой, их выгоняют из колледжа, а их сестры-подростки вдруг оказываются беременными. Так ли уж те неудобства, которые может испытывать Лакс, отличаются от неприятностей других детей?
Мара еще раз бросила взгляд на дочь, села за стол, отклеила бумажку из-под компьютера.
Она может продолжить обдумывать это, изучая свой список.
Полезно еще раз пробежаться по пунктам, даже если она собирается отменить свою миссию.
Мара остановилась на пункте, который еще не был окончательно завершен: письма к Тому и Лакс. Сейчас подходящий момент, чтобы их закончить. Том на утренней пробежке и в ближайший час не вернется. А Лакс так увлечена, что, даже если обрушатся стены, не заметит.
Мара открыла письма, напомнив себе, что ничего не нужно менять, только просмотреть. Этим утром у нее не было времени на бесконечное переписывание, которым она занималась предыдущие ночи.
Следовало приготовиться к сегодняшней встрече с «Теми Леди» за ланчем, накормить Лакс завтраком и проследить, чтобы она подготовилась к занятию танцами.
Даже собирание волос в хвост — требование учителя — превратится в тридцать минут уговоров и причесывания.
Кроме того, она в принципе никогда не будет удовлетворена письмами, не важно, сколько еще раз она их перечитает. Как можно в коротком письме пересказать все, что лежит на сердце?
Она дважды перечитала каждое свое сочинение, сохранила изменения. Завтра она их напечатает, положит в отдельные конверты и спрячет Тому под подушку после того, как муж уйдет на утреннюю пробежку.
Третий конверт она тоже оставит ему — список подсказок, которые она составила в надежде помочь в воспитании дочери.
И этот список она открыла, пробежала глазами, задумавшись, ничего ли не упустила?
Добавила раздел про обещание «Тех Леди», сообщая мужу, что он может просить Джину или Стэф обсудить с Лакс любую тему.
Также дописала параграф о том, что неоднократно предупреждала родителей о своем желании отдать девочку на продленку. Когда Лакс пойдет в первый класс, Мара считает наилучшим для нее посещать группу продленного дня. А Том сможет забирать ее после работы в удобное для него время.
Мара повторяла родителям, что это позволит Лакс лучше социализироваться. Хотя на самом деле она стремилась сократить участие своих родителей в повседневной жизни Тома на тот случай, если их присутствие станет слишком болезненным для него.
Она знала, Пори и Нейра будут настаивать, чтобы после обеда Лакс была с ними, и знала, что Том не сможет им отказать. Если только обе стороны не будут уверены: продленка — одно из последних желаний Мары.
Кроме того, Мара написала, что закрыла свой счет в банке и карточку и мужу не стоит об этом волноваться. Мара не хотела, чтобы Том имел возможность просмотреть список ее последних покупок. В целом она аннулировала все, что было можно, — почту, подписки, все, что могло быть доставлено домой на ее имя.
Наконец, на отдельном листе, который Том, вероятно, мог и выкинуть, если содержимое его разозлит, Мара указала названия нескольких церковных учреждений, которые смогут провести поминальную службу, даже если умерший и члены его семьи не были их прихожанами.
И даже если семья не сможет гарантировать, что когда-либо посетит церковь еще раз.
Том далек от религии, но, быть может, захочет провести поминальную службу по всем канонам.
Это, скорее, ритуал, а не истинная вера.
И нет старее обычая, чем собирать людей, говорить несколько слов об умершем и вместе скорбеть.
Даже если слова, которые захочет сказать Том, будут: «Да пошла ты!»
Мара еще раз перечитала перечень церквей. Стоило ли его добавлять? Было ли это честно? Ведь если что-то придет ему в голову, он не сможет игнорировать это. И если служба все же будет, он не скажет «Да пошла ты!», по крайней мере вслух!
