Александр Трапезников - Похождения проклятых
— Так что Агафья Максимовна и вчера здесь была, и сегодня ее на утренней службе видел, — продолжил разговор отец Сергий. — Она вообще часто приезжает, раза два-три в неделю, не говоря уж о праздниках. А в последнее время — особенно. Я ведь ее давно знаю, лет двадцать, столько же, сколько и тебя, Алексей. Но прихожанкой она всегда была Свято-Данилова монастыря, хотя не может жить и без нашего храма. Хорошая женщина, благочестивая, — добавил он. — Когда стало возможным, в Святые Палестины чуть ли не пешком с котомкой отправилась, а ведь было ей уже далеко за шестьдесят. Представляете? Проделать такой путь, да почти на перекладных, не зная языков и без лишней копеечки — по стопам первого нашего святого паломника игумена Даниила. Ну да с Божией помощью все возможно. Это сейчас туда на самолетах летают, а Агафья Максимовна пешочком, своими ножками.
— Когда же это было? — спросил Алексей.
— А уже на исходе советской власти, — ответил иерей. — Самое забавное, что о путешествии старицы написали в той самой дурацкой Книге Гиннесса, дескать, своеобразный рекорд передвижения в столь почтенном возрасте — с одного края земли на другой. Но Агафья Максимовна посчитала это за оскорбление, вы с ней об этом даже не упоминайте. Обидится и расстроится. Какие же могут быть рекорды в духовных и подвижнических рвениях? Это же не поедание гамбургеров. Среди америкосов, на скорость.
— Где же она может быть? — задумчиво промолвил Алексей.
— А вам не встречалась, батюшка, еще такая прихожанка — Ухтомская? — спросила Маша. — Ольга или ее тетушка?
— Нет, не упомню, — покачал он головой. — Да ведь фамилию в храме не спрашивают. Может, в лицо и видел. Ладно, я в просфорную загляну, а вы на литургию не опаздывайте.
— Обязательно, — ответил за всех нас Алексей.
Когда священник ушел (в движениях он был быстр, а телом жилист и крепок, как я заметил), Маша, обращаясь ко мне, произнесла:
— Это тот самый знаменитый и почти легендарный отец Сергий Разумцев, о котором вся православная Москва шумит. О нем самом нужно в Книгу Гиннесса писать.
— Чем же он отличился?
— Прежде всего, яркий проповедник и публицист, — сказал Алексей. — Я его еще по Киеву знаю. Он и в Сербии воевал, и в Приднестровье, и в Абхазии.
— А во-вторых, — добавила Маша. — Гроза всех кришнаитов, неговистов и прочих сект. Заодно и тем, кто в ереси жидовствующих перепадает. Спуска никому не дает, пощады не жди. Он сам бывший десантник, и у него какой-то там пояс по каратэ. Рука тяжелая, вразумляет и словом и делом.
— У нас два таких воинственных священнослужителя, — продолжил Алексей, — на которых косо поглядывают в патриархии. Отец Анатолий Берестов, с Крутицкого подворья, — он сам доктор медицины, лечит наркоманов, изгоняет из обмороченных бесовские силы, возвращает из тоталитарных сект в лоно Православной церкви. И отец Сергий. Один раз мне самому довелось принимать участие в его акции. И смех и грех.
— Расскажи, — попросила Маша.
Мне тоже было любопытно.
— Дело было года три-четыре назад. К нему обратилась некая женщина, прихожанка. Сказала, что ее дочь, школьницу, обработали кришнаиты. Ходит теперь с обритой головой и побрякушками, дома не ночует, на уроки не ходит. А последние два месяца вообще живет в их кумирне, и ее там вроде бы пичкают наркотиками и насилуют. Отец Сергий очень скор в своих решениях и поступках. В тот же час мы на двух машинах отправились в это кришнаитское капище. Нас было семеро. А тех — десятка четыре или пять. Но мы-то на своей земле, на русской. Разумцев летел впереди всех, с развевающейся бородой и в рясе. Надо сказать, что главный кришнаит тоже имел какой-то каратистский пояс. Да еще встретил нас с железным костылем в руках. И оборону они поначалу держали крепко. Но сломались все-таки быстро. Когда вышибли двери, кришнаиты забегали по всему арендованному логову, как разноцветные тараканы. Только успевай давить подошвами. Батюшка и давил, от чистого сердца. Главного кришнаита загнал в унитаз, как он только там уместился! Словом, девицу забрали и возвратили матери. Потом ею уже иеромонах Анатолий Берестов занимался. А нам в отделении — милиция приехала только под конец трагикомедии — лишь спасибо сказали. Потому что сами ничего с этими кришнаитами поделать не могли.
— Н-да! — с уважением произнес я. — Впечатляет. Не перевелись, значит, еще на Руси Осляби и Пересветы. Да ты и сам, вон, господина Грабовского с лже-Даниилом не хило дубиной попотчевал.
— Иной раз — сил нет терпеть, — признался Алексей. — Вроде и не годится так, а другого выхода-то и нет. Не будем активно сопротивляться, совсем сомнут. И ноги о душу вытрут.
3До начала литургии оставалось еще полтора часа. У нас было время, чтобы продолжить поиски. Не исключено, что Агафья Максимовна и сама придет в Воскресенский собор, к службе.
— А я опять видела Якова, но уже с двумя какими-то черненькими подозрительными типами, — сказала Маша. — Мне показалось, что он их отчитывает. А когда заметил меня, то быстренько отошел от них и начал ломаться. А на мой вопрос: Что за люди?, ответил: Какие? Разве это люди, это — сволочи. Словом, очень странно.
— А я встретил доктора Брежнева и дочь Скатова, — отозвался я. — И они меня постарались не узнать. Кстати, как ее зовут?
— Лариса Васильевна, — произнес Алексей.
— Но и это еще не все. Самое странное, что мне попались на глаза Ольга Ухтомская и… Света Ажисантова. Живее всех живых, как Лениниана.
— Ошибка исключена? — спросила Маша. Алексей задумчиво молчал.
— Я даже гнался за ними, но они убежали.
— Тебе девушек никогда не догнать, — усмехнулась она. Не может не надерзить. — Ребус какой-то.
— Да и мне кое-кто встретился, — сказал наконец Алексей. — На окраине Нового Иерусалима. Не хотелось говорить. Высокий старик с длинной бородой и в черной шляпе. Тот самый…
Мы поняли, кого он имеет в виду.
— Еще один призрак, — промолвил я. — Путешественник по эпохам.
— Знаете, в чем дело? — произнес Алексей. — Почему у нас все пока что не так получается, как бы хотелось? То мешает что-то, то авария, то мимо цели проходим. Потому что мы спешим, торопимся, пытаемся поскорей найти, а о Боге-то и забыли. О литургии вспомнили только сейчас, да и то благодаря отцу Сергию. Не исповедовались, не причащались. А какое может быть умное делание, какой результат без приобщения Святых Даров, Святых Таинств, без чистосердечной молитвы? Никакого. Все труды напрасны. Принимая Тело и Кровь Господа, мы соединяемся с Богом. Не зря священник восклицает во время литургии: Христос посреде нас! Сами ангелы стекаются в алтарь за Евхаристией. Потому что это истинный источник жизни, подлинная сокровищница веры. Первое средство против духовного зла и всяческих призраков. И мы с ангелами и небесными силами составляем в служении этом единый хор, одну церковь, одно собрание. Вот что такое Херувимская песнь и Божественная литургия. А мы ищем не там, где надо. Вот потому и не находим.
— А если ты причастишься без веры, без покаяния? — спросил я, подумав почему-то о Якове: а ну как и он заявится на службу?
— У таких сам Господь уста замыкает, — ответил Алексей. — Сказано Христом: не давайте святыни псам. Они и не могут взять, потому что это для них как огненный уголь. Бывает, что даже нечестивый покойник, которому перед смертью священник по просьбе родственников вложил в рот Святые Дары, встает ночью и выплевывает их на землю. Жжет и после кончины. Зато от праведного христианина, чья причастившаяся душа переходит в загробный мир, бесы бегут, как от молнии, а сами ангелы открывают небесные врата и провожают до престола Пресвятой Троицы… Мария Египетская начала свой великий покаянный подвиг и многолетнюю борьбу со страстями именно с причащения Тела и Крови Христовых. А мы забыли о том, что нужно было сделать в первую очередь! Это я виноват. Глазами видел, а душой нет. И умом ослеп. Думал, что мы отыщем святые мощи благоверного Даниила Московского по человеческому наитию, без приобщения Святых Даров. Слепец!
Я еще никогда не видел его столь расстроенным. Маша тоже заволновалась, а Алексей продолжил себя корить:
— Последнему дураку ясно, что без Бога — не до порога. А Тело и Кровь Господа придают человеческому разуму, всему организму самые чудесные свойства. Непостижимые и таинственные. Вот был такой случай во времена константинопольского патриарха Мины, в шестом веке. Один еврейский мальчик, сын стекольщика, вместе со своими сверстниками-христианами пришел в православный храм и причастился Христовых Тайн. Вернувшись домой, он рассказал об этом своему отцу-иудею. Тот так разгневался, что в неистовстве бросил отрока в плавильную печь. Супруга стекольщика три дня искала сына по всему городу. Пока не пришла в мастерскую мужа. Здесь она сквозь собственные рыдания вдруг услышала голос сына. И с ужасом обнаружила мальчика в плавильне, среди раскаленных углей. Он был невредим, и она вытащила его из печи. Каким же образом это произошло? Мальчик сказал, что некая женщина в светлой одежде часто приносила ему воду для погашения горящего угля, а когда он просил есть, давала пищу. Об этом писали церковные историки Евагрий и Никифор. Тело и Кровь Христова спасли его и очистили. Потому что на голгофском кресте Господь сам принес Себя в жертву для спасения всего человечества и каждого из нас. Своей Кровью Он омыл наши грехи, Своими страданиями избавил нас от вечных мук, Своей смертью даровал нам жизнь вечную. И за каждой литургией искупительный подвиг Христа не просто вспоминается, всякий раз при ее совершении вновь и вновь приносится жертва, спасающая род человеческий. Любовь Христа к нам настолько велика, что Он постоянно отдает Себя на заклание, чтобы Своими Пречистыми Телом и Кровью освящать нас и возрождать… У новомученика Вениамина, митрополита Петроградского, расстрелянного большевиками, даже Божественный огонь во время литургии — огромный пучок огня — вращался и сходил в чашу! А какую благодатную силу испытывали в храме люди в эти минуты! А к какой великой и страшной Тайне приобщается сам священник, который невидимо соприкасается с огненной Божией благодатью, его служение в эти мгновения даже выше ангельского, потому что он несет Самого Христа и преподает его молящимся. А я-то, старый дуралей…