Леонид Рудницкий - Клерк позорный
– Куда ехать? – затараторили они, оттирая друг друга животами.
– В гостиницу, – сказал Коржик.
– Какую гостиницу?
– Которая повыше. Они переглянулись.
– Садитесь! – самый проворный распахнул перед ним дверку. – Мигом домчу!
Коржик знаком показал, чтобы он открыл багажник. В этот момент у него зазвонил телефон. Это был второй аппарат, номер которого знали только несколько человек. Первый, основной, он отключил еще в Москве, а про этот забыл. Он посмотрел на определитель. Звонил Шульгин. «Попрощаюсь», – решил он.
– Алло?
– Здорово! – радостно пророкотал Шульгин, как ни в чем не бывало, будто они и не ссорились вовсе. – Никак не могу до тебя дозвониться. Ты сейчас где?
– На даче, – хрипло сказал он первое, что пришло в голову.
– Простудился, что ли? – поинтересовался Шульгин. – Голос у тебя какой-то не такой.
– Ага, – сказал Коржик, – сыро тут.
– Так дуй в Москву, – предложил тот. – Дело есть.
– Что за дело? – вяло спросил Коржик.
– Ты еще обналичкой занимаешься? – вопросом на вопрос ответил Шульгин.
– А что?
– Так занимаешься или нет?
– Да.
– Есть возможность сесть на большие потоки, – сказал он. – Очень большие.
– Что за потоки?
– Я тут устроился в одну фирму, у них налички – вал. И каждый день.
– У нас тоже много, – сказал Коржик, имея в виду Толяна.
– Ты не представляешь, о чем говоришь, – ответил Шульгин. – Здесь больше на порядок. Я ручаюсь. Ты сможешь оттуда уйти?
– Смогу.
– Это хорошо. Нам нужен свой человек в банке, который будет наблюдать за процессом.
Коржик прикинул, что в прежний банк ему ходу нет, но он знал еще один, где тарифы чуть выше, но зато и связи с руководством у него там крепче. Там он был с управляющим на «ты».
– У тебя есть где перекантоваться? – спросил он.
– А что случилось? – насторожился Шульгин.
– С женой поругался, – соврал он.
Шульгин вздохнул:
– Поживешь пока на моей даче. Там тепло.
– А где она?
– По Щелковскому, перед Балашихой.
– Завтра приеду, – сказал Коржик и нажал отбой.
«Ну, что ж, – с мрачным весельем подумал он, – буду погашать долг с зарплаты. Лет за семьдесят выплачу. Если, конечно, он не выкатит проценты. Тогда придется корячиться в два раза дольше. Как там говорил тот бомбила? „Всю жизнь комиком – лопатой и ломиком?" Это про меня».
Он повернул обратно, на ходу вырвал из украинского паспорта свою фотографию, бросил документ в урну и направился к кассам.