Паоло Джордано - Человеческое тело
В груди у сержанта возникает и поднимается в горло черный комок. Раньше с ним такого не бывало, но тело словно вспоминает нечто, что случилось с ним когда-то давно. Внезапно он понимает, что не кончит и что еще несколько секунд — и он даже не сможет продолжать. И в это самое мгновение в его паху на самом деле происходит то, о чем он подумал.
Потом Валерия будет настаивать на том, чтобы он все равно взял деньги. К ее доводам не придерешься:
— У тебя не получилось, но я же кончила, так что все равно ты их заслужил.
Рене смущен и подавлен — не столько из-за чувства стыда, сколько из-за оставшейся где-то в глубине печали, которая охватила его, когда они были в спальне. Они договариваются, что он возьмет половину: половина цены за половину сношения — это справедливо. Прощаясь, девушка пытается его утешить:
— Все нормально, Рене! После того, что тебе довелось пережить… Со временем все станет, как прежде, вот увидишь.
В этом-то все и дело, размышляет Рене, летя стремглав вниз по лестнице, чтобы не стоять как пень и не ждать лифта: сам-то он хочет, чтобы все стало, как прежде? И кем он, черт побери, был прежде?
Он перестает бегать по утрам, качаться в спортзале, гонять на мотоцикле. Единственное его занятие — подсматривать за Флавией Кампорези и ее сыном. Он прекрасно осознает, насколько это опасно, но ничего не может поделать с острой потребностью наблюдать за осиротевшей семьей. Как утром поднимаются, а вечером опускаются жалюзи, как Флавия неизменно берет за руку Габриэле, когда они выходят за калитку, как она чересчур осторожно выезжает из гаража и сразу же бросает взгляд в зеркало заднего вида, чтобы увидеть свое лицо, — все это гасит и одновременно разжигает пламя, пылающее в его душе.
Порой, все чаще и чаще, он решается выйти из машины и позвонить в звонок. Флавия его пускает, хотя иногда она сразу же усаживается обратно на диван, забывая о его присутствии. Как и в первый визит, она словно не обращает внимания на внешний вид. С той поры как в Беллуно установилась влажная жара, она ходит в одной и той же хлопковой ночной рубашке, совсем коротенькой, одна лямка то и дело сползает до локтя, приоткрывая грудь. Чаще всего Флавия этого даже не замечает. Ее нагота притягивает Рене с такой силой, что он с трудом сопротивляется. Когда он долго смотрит на нее, приходится встать, найти себе какую-нибудь физическую работу или умыться холодной водой.
О чем он думает? Как он оказался в этом доме? Перед ним жена одного из его солдат, трогать ее нельзя, это запретная зона. Он привык сдерживать эротические позывы, контролировать их, как контролирует работу рук и ног, огнестрельное оружие, кожаный руль своего немецкого автомобиля, но сейчас эти позывы сливаются с чувством вины и стыда, которые их лишь усиливают и смешивают все воедино. Он не владеет собой. Провал с Валерией С. поставил под сомнение его мужское достоинство. Он боится, что после пребывания в долине превратился в одного из мерзких типов, которые издали следят за плотью — в вуайериста, в импотента. Он всегда таких презирал, не мог их понять. И вообще с того дня, как они с Флавией разговаривали, сидя на крыльце, прошло уже три месяца, а ничего не изменилось.
Неожиданно, несмотря на все меры предосторожности, о его визитах становится известно. Однажды в столовой перед ним возникает Дзампьери.
— Слушай, сержант! Говорят, ты завел шашни с женой Кампо. Это правда?
— Нет.
— Ходят слухи.
— Я помогаю ей ухаживать за садом. Она же осталась одна.
Дзампьери постукивает вилкой по верхней губе.
— Ты что, правда думаешь, что так можно?
— Дзампа, ты все неправильно поняла.
— Однажды я видела фильм, в котором рассказывали похожую историю. Закончилось все очень плохо.
Ручаться он не станет, но, похоже, с того дня ребята обходят его стороной. Лучше об этом не думать. Ничего дурного он не сделал: просто предложил помощь одинокой матери. О том, что его к этому подтолкнуло, никто не догадывается, никто ничего не понимает — это его личное дело.
А может, его избегают вовсе не из-за этого. Из других подразделений вместо погибших прислали новых ребят, но как ни старается Рене, пока что отношения в коллективе наладить не удается. Он и сам поначалу отнесся к новичкам без энтузиазма, с трудом их запомнил, постоянно просил повторить, как их зовут, и они сразу почувствовали, что им не рады. Старики едят в одном углу, новички — в другом. Старики считают, что новички не способны понять, что им довелось пережить (вероятно, они правы), а новички не считают, что пережитое дает старикам право плохо к ним относиться, и придумывают всякие способы продемонстрировать ответную неприязнь. В целом картина не дает поводов для оптимизма. Сержант надеялся, что его взвод ожидает большое будущее, он был уверен, что его подчиненные станут блестящими, умелыми солдатами, а они катятся неизвестно куда.
Наверное, разговор с нахалкой Дзампьери и дает ему необходимый толчок, заставляет Рене отчасти потерять осторожность. Однажды вечером он предлагает Флавии то, что зрело у него в голове несколько недель, но ясно нарисовалось только теперь:
— Хочешь, куда-нибудь сходим, поужинаем?
Она выходит из обычного отсутствующего состояния. Глядит на Рене, словно на тайком пробравшегося в ее дом незнакомца, рот кривится в презрительной усмешке, и, ничего не говоря, она выходит из комнаты. Прощаясь, она просит его никогда больше не приезжать.
Каждый год в конце июля в Беллуно проходят спортивные соревнования. Шестьсот военнослужащих, которые принимают в них участие, делают это не из-под палки, но и не потому, что им это нравится: участие в подобных мероприятиях дает им дополнительные баллы, помогающие продвинуться по служебной лестнице. На соревнования стекаются журналисты из местных изданий и спонсоры, готовые предоставить щедрые призы в обмен на то, что грудь спортсменов украсят написанные крупными буквами названия их брендов. Болельщики заключают многочисленные пари. Баллезио знает об этом, но ничего не делает, чтобы прикрыть подпольный тотализатор: он считает, что азартные игры, как и прочие мужские слабости, — непременная часть жизни настоящего военного.
В этом году прошел слух, что полковник поставил двадцать евро на то, что в летнем биатлоне победит Мазьеро. Букмекеры, включая Энрико Ди Сальво, принимают ставки на капитана три к одному, он абсолютный фаворит, а на Рене, который всегда считался достойным противником, ставят не больше девяти евро. Это отражает физическое и психическое состояние сержанта: он заметно располнел, потерял форму, нервничает. Никто из его ребят не поставил ни цента на его победу, и он это знает.
Поэтому он сам удивляется, когда во второй половине гонки вырывается вперед. Без особых усилий Рене обходит Мазьеро на несколько десятков метров, набирает больше очков в стрельбе, попав четырем картонным силуэтам прямо в сердце. В первый раз он побеждает в этом дурацком соревновании, и в первый раз ему на это наплевать.
Впрочем, стоя на пьедестале, он испытывает удовлетворение от того, что возвышается над лысиной капитана. Военные на трибунах аплодируют, его ребят хорошо видно — они словно помешались. Несмотря на расстояние, сержанту кажется, что впервые у его обновленного недружного взвода появился общий повод для гордости.
— Поздравляю, сержант! — хрипит Мазьеро.
Рене чувствует, что у него вспотели руки.
— И я вас поздравляю, капитан!
Баллезио вручает тому, кто занял третье место, радиобудильник, проецирующий изображение на стене. Мазьеро, помимо медали, полагаются наручные часы «Suunto» в стальном корпусе, пригодные для подводного плавания, с большим циферблатом и бессчетным количеством функций. Такие стоят не меньше трехсот евро. Его приз, думает Рене, будет еще дороже.
Он склоняет голову перед командиром, чтобы тот повесил ему на шею позолоченную медаль. Потом раскрывает сверток. Рене чувствует на себе холодный взгляд Мазьеро и, стоя на верхней ступени, жалеет его — тот еще переживает из-за исхода бессмысленного соревнования.
Ему, занявшему первое место, тоже полагаются часы: жалкие пластмассовые часы «Swatch», с черно-зеленым ремешком под камуфляж. Не веря своим глазам, Рене вопросительно глядит на Баллезио, который делает вид, что не понимает. Потом Рене поворачивается к Мазьеро, тот ему улыбается: а ты думал, что все знаешь о командире?
Впрочем, утешительный приз не заставляет себя долго ждать. Душно, идет второй час ночи, а Рене все не уезжает, потому что свет в комнате Флавии еще горит. Он почти уснул (он уже несколько раз засыпал в машине и просыпался на рассвете, совершенно разбитый), как вдруг салон освещается голубоватым электрическим светом. Секунда — и его сотовый начинает подпрыгивать на пассажирском сиденье, рядом с остатками ужина. На дисплее появляется имя: Флавия.
