Максим Гаспачо - Место для радуги
Странный сон, странные воспоминания. Всего этого никогда не происходило со мной в реальности, по крайней мере, в этой жизни, но я отчетливо помнил и само здание, и тоннели в стенах, и то, как лазил когда-то по этим лабиринтам. Всё вокруг было очень знакомое, как будто я здесь был много-много раз. Этот сон был похож на дежавю. Где всё это происходило раньше? В другом таком же сне? В прошлых жизнях? Или в каком-то другом измерении? Здесь всё было гораздо более близкое и родное, чем в том мире, в котором я обычно просыпаюсь. Этот сон заставил меня в очередной раз серьезно задуматься о том, что есть наша реальность…
Со мной была девушка. Она была очень похожа на одноклассницу Иришку, но это была не она, или же она, но не в этом воплощении, а много рождений назад. Как странно — мы виделись с ней во сне и раньше, но каждый раз, когда я просыпаюсь, я не могу вспомнить ни её имени, ни её отчетливого лица. Остаются только образы — небесно-голубые глаза, светлые волосы, хрупкая фигурка и внешнее сходство с Иришкой. Было чувство, что мы бесконечно давно знакомы, как будто никогда и не расставались, а этот сон — просто место очередной нашей встречи. Только на этот раз сон был более отчетливым и запоминающимся:
Мы сидели рядом с заброшенным зданием. Казалось, что мы с ней в пути — не в этом сне, а вообще — как будто мы оба знаем про какое-то место, куда должны вместе придти и нам осталось идти совсем недолго. Но, опять же, что такое «недолго» по меркам вечности? И тут появилась ещё одна пара — парень с девушкой, оба во всем темном. От них исходили эманации грубого света. Они были не такие, как мы. У нас произошел небольшой разговор:
— Мы покурим. Не желаете с нами? — спросил парень и достал папиросу.
Я понял, что в ней забита трава и отрицательно помотал головой, поймав себя на мысли, что впервые вид косяка вызывает у меня неприязнь. Парень подсел рядом.
— Пробовал когда-нибудь? — спросил он, показывая мне косяк.
В этом сне я помнил всё, что происходило со мной в жизни.
— Я выкурил столько, что ты даже не можешь себе представить, — ответил я. — Тебе хватило бы на много жизней вперед.
Мне вспомнилось, как целые плитки высококачественного гашиша растворялись в моем кальяне, трубке и других курительных приборах, которыми был заставлен мой рабочий стол.
— Тогда почему отказываешься? — с удивлением спросил парень. — И как это ты умудрился столько выкурить?
— Я был программистом, — ответил я. — А знаешь ли, компьютеры и наркота — это как две половины одного лица. Мне всё это больше не интересно.
Этот разговор и дымящийся в руке моего собеседника косяк явно напрягали мою спутницу. Она взяла меня за руку и мы направились внутрь здания, оставив их троих — парня, девушку и косяк, наедине со своим кайфом.
Моя спутница была очаровательна. Когда мы заходили в здание, я очень сильно её захотел и прижал к себе. Я вспомнил, что мы уже занимались любовью в этом здании, и это было прекрасно. Но она меня отстранила и я почувствовал, что она не расположена на близость. Возможно, ей не понравилось, что я сказал тому парню много не нужных слов про компьютеры, про наркотики и про две половинки одного лица. Это действительно было лишним — у них была своя дорога и нам незачем было пересекаться, а тем более, вдаваться в дискуссии.
Моя спутница отстранила меня не грубо, но бескомпромиссно. На какую-то секунду у меня возникло негодование, и тут я сказал сам себе: «Имей к ней уважение, не думай только о себе». Как только я подумал эту мысль, она нежно взяла меня за руку. Удивительно, но я чувствовал её, а она меня, и очень много информации передавалось между нами по одному только взгляду или касанию. Я понял, что она не сердится на меня и уже забыла о моем порыве. Я почувствовал, что она хочет посмотреть на лабиринты и мне захотелось показать их ей.
Когда мы поднимались по лестнице, она произнесла коротенький стишок собственного сочинения. Мне запомнилось только одно слово: «mamdom». Рифма была очень простой, что-то типа: «mamdom, or freedom?» или «mamdom, it's not home, it's just mamdom».
Я не запомнил этот стишок дословно, но для меня в нём было очень много смысла. Когда она его прочитала, я понял, что в коротеньком детском стишке она передала всю глубину того понимания сути вещей, которую я осознавал в глубине себя, но не встречал ни одного человека, кто понимал бы это также. В тот момент я осознал, что она видит и чувствует мир так же как я, только она с необычайной легкостью смогла выразить это в трех строчках, когда я не смог бы этого сделать и в трех томах. Конечно же «mamdom» — это вся эта мамона, вся эта адская денежная система, направленная на то, чтобы похоронить высшее «я» человека под глубоким слоем повседневности и эгоцентрического маразма, скрывая и заслоняя собой истинную суть вещей.
Тот парень в черном или кто-нибудь другой из миллиардов его воплощений, скорее всего не понял бы суть этого стишка, но сейчас я чувствовал всем существом, что она и не прочитала бы его кому-то другому. Скорее всего, она сочинила его на ходу, но для меня этот экспромт был, как целая книга, прочитанная за один лестничный пролет, и эта книга называлась «Язык Любви».
Я был восхищен глубиной её души, грацией её ума и той непосредственностью, в которой все это сочеталось. Тут мне стало по-настоящему стыдно за себя: во-первых за свой животный порыв, во-вторых за пустое многословие на той площадке, а в третьих, четвертых и пятых за то, что я до сих пор не замечал в ней этих качеств — пока она явным образом не показала мне, что мы гораздо больше друг для друга, чем просто слияние тел, и что она всё знает обо мне самом и об этом мире также, а может быть и намного глубже, чем я сам. Она пристыдила меня, но по касанию её ладони я чувствовал, что это произошло не специально и что она не хочет, чтобы я напрягался.
Вся эта гамма осознаний и чувств произошла в считанные доли секунды, а потом меня охватил восторг оттого, что она — я чувствовал это всем нутром — единственный в мире человек, который по-настоящему понимает меня. Ответ на её стишок родился моментально и буквально на ходу:
— Для всех людей ответ со временем найдется, но нужных слов пока я не нашел,
Зато сейчас со мною мое солнце, и мне с тобою очень хорошо.
Она улыбнулась снисходительной улыбкой. Я почувствовал, что ей стало приятно.
— Подхалим, — ласково подумала она.
— Прямота — не подхалимство, — мысленно ответил я.
Впервые в жизни я чувствовал такую легкость в общении с женщиной. Не надо было придумывать, что сказать и что ответить. Не надо было играть в какие-то условности и одевать нелепые маски, чтобы быть в её глазах кем-то. Всё складывалось само собой с необычайной легкостью. Мы были как дети — мы просто шли, держась за ручки, и мне казалось, что я не иду, а лечу по воздуху. С ней было легко говорить — все её слова завораживали мудростью, облеченной в такие простые формы, что можно было слагать из них афоризмы. Слушая её, я понимал, что это не та мудрость, которая исходит из ума и которую книжные люди пытаются всю жизнь постигнуть. Эта мудрость исходила из её сердца и, скорее всего, она её даже не осознавала — она просто была собой и, находясь рядом с ней, я тоже был собой. Всё, что я чувствовал, было взаимно. Как много это значило!
Как только я осознал всё это, во мне вспыхнула пронзительная истина: «Это Ты! Это всегда была Ты!». Она почувствовала, что я это понял. Помню тепло её руки и как она с радостью посмотрела на меня. Помню, как я растерялся от глубины и значимости этого осознания. Я хотел воскликнуть слова: Это Ты! Я нашел тебя!
И тут я проснулся. О, как я не хотел просыпаться! Я проснулся и понял, что это была Она — женская ипостась моей души, которую я подсознательно искал не только всю свою жизнь, но — сейчас я это понимал вне всяких сомнений — все свои жизни, а может быть и всю вечность. Вот почему нам было так легко! Это была та единственная женщина, которую я всегда любил, всегда люблю, и всегда буду любить. Всё остальное — просто иллюзия, самообман и игра разума. Когда-то мы были вместе, а потом нас разделила гордыня и мы потеряли друг друга. Я стал рождаться и умирать в колесе сансары, с каждым разом все больше забывая первозданную суть вещей и самого себя, а она… думаю, что она всё это время делала всё, чтобы я смог, наконец, вспомнить себя и вернуться к ней.
Проснувшись, я почувствовал, что мне не надо ехать в Индию — она предупредила меня об этом во сне. Я знал эту девушку очень давно и полностью доверял ей. «Возвращаюсь, — подумал я. — Эта дорога никуда не приведет».
