Франц Фюман - Избранное
Марк Корнелиус Младший грезил мыслями или мыслил грезами о пересотворении земли, о ее возвеличивании до высот подлинного само-осуществления, а поскольку мечты его улетали из прокопченного города к заснеженным горным вершинам, то и мысль вырывалась из умозрительных схем, обретая чувственную конкретность. Вода из высокогорных, глетчерных родников! Он был одержим идеей сделать ее своим исходным, первичным сырьем. Слияние мысли и грезы привело к тому, что однажды утром ему привиделась микромеханически организованная вода в ее инобытной реальности — то есть абсолютно чистая. Эта привидевшаяся, не существовавшая до сих пор вода и послужила могущественнейшим источником его вдохновения. Но пока приходилось довольствоваться наличной водой; подобно тому, как дитя внезапно открывает, что множество вещей вокруг имеет форму шара, так и Марк Корнелиус Младший неожиданно открыл для себя многообразие влажной стихии — он карабкался по скальной крутизне к истокам горных ручьев, носился голым под проливным дождем, собирал снежные хлопья и обрывал лохмы облаков; вода же благодарила его по-своему — капля росы, что, вроде лупы, увеличила сеть прожилок на листке, подсказала конструктивный принцип центрального трансформационного агрегата для будущего завода, а отражение в луже, перевернувшее мир вверх ногами, натолкнуло ученого на гениальную мысль не поднимать ввысь, а свесить вниз обе заводские трубы, что позволяло экономить энергию за счет силы тяжести (этот принцип был впоследствии заимствован многими промышленными предприятиями). Он начал изучать научно-философские трактаты о воде и, разумеется, не мог пройти мимо Фалеса Милетского, утверждавшего, что вода — источник всего сущего на свете; в этом учении Марк Корнелиус Младший обрел для себя надежную философскую опору, дававшую ему силы отражать натиск полчищ психоаналитиков, насылаемых папашей. Кое-кого из них ему даже удалось обратить в собственную веру, благодаря чему возникла так называемая психогомеопатия.
Противостоя этому напору, Марк Корнелиус Младший хранил свой замысел сначала в голове, затем перенес его на бумагу, однако положил черновые записи в надежный платиновый сейф (подарок концерна к двенадцатилетию Марка), и тут Марк Корнелиус Старший скончался
(не желая отказываться от затеи с электронным бильярдом, он взорвался при неудачном опыте; ходили слухи, будто взрыв подстроен сынком в отместку папаше, однако только конкурентами могли распространяться столь гнусные инсинуации),
так и не успев объявить своего сына умалишенным; теперь Марк Корнелиус Второй оказался единственным наследником несметного состояния, он пребывал в расцвете лет и духовных сил и мог приступить к осуществлению мечты всей своей жизни. Пусть его замысел кажется сумасшедшим, это никого не касается; главное, что со стороны стройнадзора никаких возражений нет, земельный участок, включая горы, принадлежал наследнику, а других ограничений на Либротерре не существует. Строительные фирмы буквально дрались за подряд; кроме того, они видели тут возможность безо всякого риска опробовать новые технологии; по мере того, как рос завод, все громче становилась и молва о нем, а поскольку заказчик отмалчивался, пресса подогревала интерес читателей сенсационными заголовками. «Вода превращается в нефть?» — спрашивала, например, одна из крупнейших либротеррианских газет. «Игорные притоны под ледниками?» — вторила ей конкурентка.
Жирро присутствовал на незабываемой торжественной закладке «первого камня», которым оказался… пудинг; инициирующий мысленный импульс взорвал устройство, состоящее из восьми водородных бомб, но детонационная энергия загнала этот пудинг в коренные породы, и никто из присутствующих ничего, собственно, и не заметил.
Проект был грандиозен даже при либротеррианском размахе; один лишь гипербарический котел, обеспечивающий сверхвысокое давление (а оно потребно, чтобы сгустить латенцию, если таковая существует, до состояния потенции), насчитывал в поперечнике около двух километров при емкости не более полуметра — подобное соотношение объяснялось необходимостью противостоять колоссальным внутренним силам, способным разнести и саму гору, на которой был воздвигнут завод. Обе двухсотдвадцатиметровые заводские трубы свисали в десятикратно больший по своему диаметру котлован; из бриллианта величиной с голову ребенка была изготовлена шестерня для сердечника трансформационного агрегата — ленты Мёбиуса из чистейшего золота, по которой первичное сырье, то есть ледниково-родниковая вода, поступала в гипербарический котел, чтобы выйти оттуда уже микромеханически организованной. Но самым сложным во всем этом комплексе была очистная система, представлявшая собой сооруженный на глетчере и горных склонах каскад физико-биохимической фильтрации; посередке — пардон, следует сказать «в центре» — котла находился антиматериальный сепаратор, а именно сосуд с антиводой, которая хотя и не могла соприкасаться с очищаемой водой, однако, по замыслу ученого, играла ключевую, катализирующую роль при преобразовании латенции в потенцию.
На сооружение этого чуда современной техники, этого монумента человеческому упорству, понадобилось шестьдесят недель, то есть даже больше, чем на создание искусственного солнца, однако каждый день из этих шестидесяти недель являл любопытствующим взорам поистине захватывающее зрелище, тем более что строительная площадка не была огорожена, поэтому Жирро буквально разрывался между желанием добросовестно выполнить программу стажировки (тема работ — «Доказательства практической невозможности доказать существование теоретически несуществующего типа нейтрино») и неукротимой тягой, которая заставляла его каждодневно по нескольку часов простаивать в толпе зевак. Но ведь разве увидишь у себя, на Унитерре, использующиеся в скальных породах грейдеры размером с карманный фонарик? А лунные рефлекторы? А клейкогазовые транспортные средства?
Но, как уже было сказано, удивлялась и сама Либротерра; поезда привозили столько желающих поглазеть на строительство, что на время пересменки приходилось ограничивать доступ посторонних, чтобы не перегружать пассажирско-транспортные потоки. Тогда туристические компании быстро проложили сюда параллельные линии, и, уж разумеется, тут постоянно парили ЛЕТОТЕЛИ, летающие отели, которые при скромных командировочных Жирро были ему совершенно не по карману.
Более всего поражала устойчивость и продолжительность ажиотажа, не ослабевавшего на протяжении почти пяти кварталов, хотя только фармацевтическая мода сменилась за это же время целых семь раз; впрочем, оно и понятно, ведь даже в день торжественного пуска завода о его промышленном назначении было известно лишь то, что с исходным сырьем, а именно самой обыкновенной водой, под воздействием так называемой микромеханики произойдет какое-то несусветное превращение; при этом по-прежнему оставалось секретом, во что же, собственно, превратится сия вода. Правда, Марк Корнелиус Ашер Младший без устали твердил о новоорганизованной природе, о переходе на более высокую ступень истинной самореализации первоэлементов, однако не желал давать никаких более конкретных разъяснений. Подстегиваемые прессой слухи делались все невероятнее; одна предприимчивая букмекерская контора монополизировала право на проведение тотализатора, который принимал ставки-прогнозы относительно предполагаемой продукции горного завода; возникла и тут же раскололась на враждующие группировки секта «механософов»; в определенных теологических кругах иронизировали по поводу массового возврата к давно уже, казалось бы, изжитому келеровскому суеверию, среди же математиков поговаривали о новом чуде, вроде того, что некогда произошло в Кане Галилейской.
Жирро этих намеков не понимал, а спрашивать стеснялся, чтобы сызнова не попасть впросак. Дело в том, что он предложил было проверить микро механическую гипотезу М. К. Ашера математически, с помощью симуляционной модели, заложенной в компьютер, — тогда можно легко убедиться в возможности реализовать проект, однако в ответ собеседники лишь сочувственно качали головами, а один из них ехидно поинтересовался: разве промышленность финансировала заказ на подобную научную проверку? Нет? То-то и оно!
От эдаких уроков у Жирро прямо-таки опускались руки: Либротерра с ее парадоксами, например поразительным сочетанием размаха и ограниченности, казалась ему просто умонепостижимой; он никак не мог нащупать опорных точек, которые позволили бы ему сориентироваться; там, где Жирро рассчитывал встретить одобрение и поддержку, он наталкивался на иронию; вновь и вновь он убеждался в том, что собственные мысли и мысли его либротеррианских коллег расходились, словно две прямые, ухитряясь, однако, нигде не пересечься, поэтому он так и тосковал по привычной однолинейности родной Унитерры. Отменная организованность, четкая управляемость, полная предсказуемость — вот что отличало ее!
