Галина Таланова - Бег по краю
Лидия Андреевна с тоской смотрела на покосившуюся избушку, что стояла почти на курьих ножках. Отец когда-то поставил её на высокие столбы вместо фундамента. Денег на целый полный фундамент тогда не было, а чтобы дом не гнил, он был водружён на высоченные столбы так, чтобы под полом гулял ветер. Ступеньки крыльца и половицы совсем прогнили. Ходить по нему было нельзя, и Лидия Андреевна с унынием сожалела, что она не плотник. Кого бы нанять?
Хорошо, что не было дождей. Крыша текла – и на полу веранды выросла белая седая поросль, напоминающая заиндевевший мох. Обои отклеивались по углам, заворачиваясь, будто лепестки отцветающих цветов, раскиданных по полю. Все обои были в жёлтых пивных потёках от просачивающейся влаги. Тут и там сияли чёрные дыры с неровными краями, прогрызенные мышами. Потолок тоже когда-то был оклеен обоями, но обои давно пожелтели и были два десятка лет тому назад просто побелены. Теперь эта побелка постепенно осыпа́лась. Мел лежал, будто лёгкие первые снежинки на старом стуле, на пустом столе, на обшарпанном полу… Снежинки спускались с потолка на нитках паутины, точно гирлянды лёгкой мишуры под Новый год.
Мыши совсем обнаглели. Они ходили по комнате, совсем не обращая внимания на Лидию Андреевну. Они просто вылезали из своих норок и шастали по комнате, чувствуя себя дома. Шуршали, с хрустом отгрызали очередной кусок обоев, не только нагло подбирали просыпанные крошки, но и норовили залезть в запакованные продукты. Одна даже умудрилась утонуть в банке с красной смородиной, которую Лидия Андреевна протёрла с песком на зиму. Сдвинула баночку из-под консервов, которой Лидия Андреевна покрыла трёхлитровую банку с ягодами, прогрызла толстенную бумагу, закрывающую горло банки и, видимо, сорвалась в посудину и захлебнулась сладким сиропом.
Однажды, придя с реки, Лидия Андреевна нашла на столе маленькую мышку, почти мышонка. Стол был круглым и стоял посреди гостиной. Лидии Андреевне казалось, что туда мышкам не добраться. И она оставляла на нём продукты: печенье, конфеты, крупы. Увидев хозяйку дома, мышь заметалась по круглому столу. Она хотела спрыгнуть, да побоялась высоты, на которую нечаянно забралась в погоне за лёгкой наживой… Мышка опасливо поглядела за край стола, свесив головку с маленькими чёрными бегающими глазками-бусинами. И, не решившись прыгнуть, начала бегать по краю стола, испуганно и судорожно круг за кругом: один круг, второй, третий… Лидия Андреевна стояла в нерешительности, не зная, что предпринять. Прибить или поймать её она боялась. Муж бы поймал. Она помнит, что он не раз ловил их прямо руками и, завернув в лопушок, уносил далеко за калитку, не решаясь убить. Мышь, как загнанная, носилась по кругу, хотя её никто никуда не гнал: Лидия Андреевна застыла в оцепенении. Было что-то символическое в этом бесполезном беге по краю, когда надо крепко зажмуриться и спрыгнуть за край. И в этом будет твоё спасение. Но глупая мышь бежала по кромке стола круг за кругом, не осмеливаясь на прыжок. Лидия Андреевна подошла вплотную к столу – и тут мышь прыгнула и в мгновенье скрылась в своей чёрной дыре под плинтусом, махнув сереньким голым хвостом, напоминающим измочаленную верёвочку. Лидия Андреевна подумала, что она сама, как эта мышь, всё бежит, как загнанная, по краю, в погоне за концом пути, и не решается спрыгнуть, бежит, боковым зрением угадывая на мгновенье стремительно надвигающуюся опасность…
95
В тот вечер она, как обычно, позвонила Грише, он сообщил, что делает лабораторную работу по химии. После чего она легла спать. Ночь была у неё удивительно спокойная. Она – как провалилась. Ей снилось, будто она маленькая девочка. Рядом бабушка и мама. Они сидят за большим круглым столом. Бабушка печёт пироги с капустой, кажется, на столе стоит большой самовар, растопленный душистыми смолистыми шишками, напоминающими о скором Рождестве. Над столом горит большой светильник, накрытый сверху, будто корзиной какой-то, плетённым из лозы плафоном… Бабушка наливает ей полную чашку холодного молока, вытаскивает из печки румяную плюшку… Такой покой разливается в комнате, такой же мягкий и обволакивающий, как этот свет, сочащийся сквозь ивовые прутья. Маленькая Лидочка почему-то уверена, что у неё в жизни всё сложится хорошо. Она тоже научится печь большие и вкусные пироги с румяной корочкой и будет кормить ими своих деток.
Обычно она просыпалась, если в последние месяцы ей виделись её близкие. Просыпалась – и понимала, что это нереальность. Тут такого не было. Сон как сон… Словно была под убаюкивающим наркозом… Так ей впервые за много месяцев было уютно в своём сне… Родные были снова живые…
Лидия Андреевна встала с чувством, что она выспалась, жизнь продолжается, хоть совсем не радостная и светлая, как ей мечталось в том сне… Но всё равно надо жить. В конце концов, есть же и совсем одинокие люди. А у неё всё-таки – сын, значит, есть будущее, появятся внуки... Люди правильно говорят, что время лечит; не лечит, конечно, а так… зарубцовывает раны. Остаются корявые шрамы, похожие на высушенные растения. Но болит только, если трогать и надавить, а так среди дневной круговерти уже забываешь про это уплотнение…
Умывшись и одевшись, она стала звонить, как всегда Грише. Телефон не отвечал. Дрыхнет что ли?
Скоро придут продавцы, пора и просыпаться, в университет бы не опоздал… Паршивец! Она набрала номер ещё раз, но в трубке раздавались лишь длинные гудки… Звучали, как будто кто-то сигналил на дороге, торопясь проехать, но впереди поперёк встал большой крытый грузовик, который развернуло на накатанном льду после оттепели, заслонив собой всю дорогу…
«Может, линия связи повреждена или телефон отключили за неуплату?» – подумала Лидия Андреевна и ушла на работу.
Сделав дежурный обход своего участка и отдав маленькие приказания коллегам по цеху, Лидия Андреевна села за стол и открыла очередной технический регламент, который ей надо было срочно выправить. Сидела, смотрела в документ – и ничего не видела. Ей всё время казалось, что хриплой птицей кричит встревоженный телефон. Она даже несколько раз подходила к нему и снимала трубку. В трубке равнодушно плескалось холодное зимнее море. Сердце свернулось комком, как сворачивается в холодной воде капля расплавленного воска.
Примерно через два часа ей позвонил директор магазина, где работал Гриша, и сказал:
– Лидия Андреевна! Здравствуйте… – голос перешёл почти на шёпот от перехваченного дыханья. – Сядьте, пожалуйста. Я должен вам сказать, что случилось несчастье. Гриша впустил ночью каких-то людей. Сторож соседнего магазина это видел. Эти бандиты обокрали магазин…
«О, в «Канцтоварах», оказывается, продают компьютеры и прочую технику!», – почему-то подумала Лидия Андреевна, обмирая.
– Гриша погиб при исполнении служебных обязанностей. Сейчас он находится в морге при судебной экспертизе. Тело можно будет забрать не раньше, чем завтра. Все расходы по организации похорон фирма берёт на себя, но нам нужен паспорт Гриши. Мы сейчас к вам приедем. Скажите, пожалуйста, куда.
Дальше Лидия Андреевна ничего не помнит. Очнувшись, она увидела над собой лица двух перепуганных коллег, склонившихся над ней. В руках одной из коллег был пузырёк корвалола, в руках другой нашатырь… Почувствовала почему-то, что мёрзнет шея: горловина её ворота была растерзана. Возвращаясь из тумана, она смотрела на эти лица, с трудом понимая, где она и что с ней. Энергично тряхнула головой, пытаясь отогнать дурной тяжёлый сон, в который она внезапно провалилась, потом до неё стало доходить, что это не сон… Или, наоборот, сон продолжался… Она во сне что-то говорила ребятам, приехавшим с Гришиной работы.
Ребята всю организацию дальнейшего брали на себя, но договорились, что она покажет им место на кладбище, где похоронен Андрей. Они не очень-то и понимали, что произошло. Вроде бы у Гриши были какие-то друзья, которых он пустил поздно вечером в магазин в гости. Они, вероятно, постучались и попросили их впустить. Они даже пили чай с Гришей. Не водку, не пиво, не кока-колу, а чай… Дальше магазин был ограблен. На теле убитого обнаружили четырнадцать ножевых ран и с десяток кровоподтёков от ударов тяжёлыми предметами.
96
Весна в этом году запаздывала. Глубокий, по горло, снег лежал необозримыми сугробами, кое-где из которых торчали кресты, будто гигантские якоря. Найти могилу было почти невозможно, но она каким-то десятым чутьём вдруг поняла: это там, где чернеет чёрной якорной привязью верхушка невысокого креста. Будто она сама и была этой привязью, соединяющей прошлую жизнь и будущее, которое было теперь туманно, беспросветно, бесповоротно… Она попыталась дойти до этой чёрной металлической вязи и, сделав лишь шаг, ухнула в колючий снег. По пояс. Попыталась выбраться – и не смогла. Опереться было не на что. Все опоры оказались утрачены. Она попыталась помочь себе руками, но руки мгновенно ухнули по локоть в обжигающий сугроб, и она почувствовала шершавый наждак снега, заползающий к ней в рукав, сковывающий все её движения, засасывающий, словно гиблое гнилое болото, ноги в тоненьких колготках: вот уже и сапоги – того гляди пойдут ко дну… Только кочек тут не было. Были могилы. Холмики могил, но они были далеко, будто подводные рифы… Она сквозь толщу снега как будто видела все эти холмики… Она с трудом вытащила ногу и сделала ещё шажок вперёд – и снова ухнула в пропасть. Она не помнит, как она добралась до чёрной якорной привязи, торчащей из снежных торосов, но почему-то помнит ледяной холод, ободравший все её коленки и до боли замораживающий ледяной сыростью кончики немеющих пальцев ног. Деревянной рукой Лидия Андреевна соскребла, как растопыренной веткой, налипший на металлическую табличку снег и с облегчением вздохнула: «Здесь!» Теперь надо было выбираться назад. Она оглянулась – и ужаснулась: как только она добралась сюда? И непонятно, как она сможет отсюда вылезти? Ау! Кричи – не кричи… Никто не услышит… Ей снова стало страшно… Торопливо, но стараясь попасть ногой в образовавшиеся чёрные воронки, она начала свой обратный путь к окраине кладбища, где зеленела комендантская будка.
