Грэм Джойс - Курение мака
Нас действительно подставили. Позже мы подсчитали, что у каждого в рюкзаке было по пять килограммов, не меньше, первосортного морфина, который мы благополучно доставили в Чиангмай под самым носом у тайской армии. Конечно, идея использовать нас в трафике могла прийти в голову Пу, но почему-то за ним мне мерещилась тень Джека.
Джек позаботился о том, чтобы Пу рассказал нам о своем отъезде, прекрасно понимая, что мы постараемся найти проводника в деревне, как только Чарли избавится от своего недуга. Он знал, что у нас есть все шансы проскочить армейские патрули в нижнем течении реки. Несомненно, будь тот солдат более дотошным, нас бы поймали.
И сидели бы мы в чиангмайской тюрьме, надеясь на помощь Бразье-Армстронга, и все завертелось бы по новой. Джек отмазал бы своего помощника, а про нас, наверное, и вспоминать не стал бы.
Расскажи мы правду, нам бы никто не поверил.
Партия морфина, которую мы провезли вниз по реке, потянула бы в Чиангмае больше, чем на двадцать тысяч долларов, а на улицах Лондона или Нью-Йорка на ней можно было сделать около двадцати пяти миллионов баксов. Так мы превратились в контрабандистов, однако один из нас нес на себе вину гораздо более тяжкого преступления.
В ожидании самолета на Бангкок нам предстояло провести ночь в Чиангмае. Мы вернулись в наш отель, забрали чемоданы и сняли два двуспальных номера. Я не мог успокоиться, пока мы не окажемся в Лондоне. Чарли надо было показать врачу, но с этим приходилось подождать. Я решил остаться в номере Фила. Мик обещал присмотреть за Чарли, хотя большую часть времени мы все равно проводили вместе и из отеля не выходили.
Оставалось только гадать, что сделал бы Джек, найди он труп племянника до нашего отлета из Чиангмая. Если бы он пожелал расправиться с нами, нас могли бы убить еще на реке. Но изменилось бы его отношение, если бы он узнал, что мы убили его племянника? Я искренне надеялся, что он успеет перевести свое партизанское хозяйство в другой район до того, как случайно откроется страшная правда.
Организовать наш вылет оказалось нелегко. Я провел несколько тревожных часов на телефоне, пытаясь забронировать билеты. В конце концов мы обменяли наши билеты на прямой рейс Чиангмай – лондонский Хитроу, через Бангкок.
– Ты мне расскажешь об этом? – спросил я Фила, когда мы остались одни.
Он был бледен. Осторожно опустившись на край кровати, Фил положил руки на колени и уставился в стену.
Я попробовал еще раз:
– Тебе станет легче, Фил. Вот увидишь. Тебе надо поделиться.
– Ха!
– Что такое?
– Странно слышать это от тебя.
Я знал, что он благодарности от меня не ждет, но мне нужно было это сказать:
– Подозреваю, что я обязан тебе больше, чем когда-нибудь могу выразить словами.
– Все произошло почти мгновенно, – начал он бесстрастным голосом. – Когда ты выходил той ночью, мы, разумеется, пошли за тобой. Он выбил у тебя из руки нож, ударил, и ты потерял сознание. Совершенно. Просто лежал ничком в пыли. Он поднял твою голову за волосы и поднес нож. А я ему твоим ножом шею успел перерезать раньше, чем он тебе. Знаешь, как топор застревает в доске? Дергаешь, не вынуть?… Я так и не смог вытащить лезвие из его шеи, а он вскочил, споткнулся и ударился лицом о ступеньки. Уж лучше бы он поскорее умер, но он долго умирал. И кричать не мог – у него нож в горле был… Я не знал, что делать. Меня трясло и до сих пор трясет. Мик затащил его под хижину. Потом тебя отнес на циновку. Потом вернулся за мной. Он и порядок навел, прежде чем ты пришел в себя. Вот и все.
Хотя Фил сказал, что это всё, это была неправда. Теперь я понимал, что он имел в виду, когда говорил про ад. Он нарушил шестую заповедь – «не убий», выполняя пятую – «почитай отца своего», не по вере, а по зову крови и сложившихся обстоятельств.
Он внушал мне трепет.
Для Фила все это наше приключение обернулось не «Путем паломника» по ухабистой дороге соблазнов к вечному блаженству спасения, а отвесным нескончаемым падением в ад. Церковный староста за считанные минуты превратился в сознательного убийцу. Как он выберется из ада? Я даже не знал, это вообще реально? Если б я мог взять на свою душу его грех, я бы сделал это не раздумывая.
Но так не бывает.
– Я могу для тебя хоть что-нибудь сделать?
– Нет, папа. Ничего.
Мне хотелось плакать. Мой маленький мальчик, теперь я и тебя потерял. И ничего невозможно исправить. Я даже сказал Богу, в которого я не верю: ты же видел, как все случилось? Ты же не можешь его за это карать? Фил поставил кровные узы выше своих самых глубоких религиозных убеждений.
Если ты Бог, чего же здесь не понять?
Хотя побег из деревни и вымотал нас, мы были так взвинчены, что не могли уснуть. Мы с Миком и Чарли пили много, но не хмелели. Сидели в номере, курили, вздыхали. Говорили, но больше о пустяках и, чуть что, поглядывали на запертую дверь.
Так продолжалось, пока меня все это не достало, и я сказал Филу:
– Но почему, ради всего святого, ты не мог рассказать мне о том, что случилось? Почему ты мне не рассказал? Тогда я, возможно, понял бы, по крайней мере, почему ты так себя вел.
Мик ответил вместо него:
– Он защищал тебя.
– Защищал меня? Да он просто с ума сходил! Сходил с ума!
– Дэнни, – тихо сказал Мик. – Правда, у Фила была пара сомнительных моментов. Но с ума сходил ты.
Я вспомнил о духах, которых видел в деревне. Вспомнил про опиум, паранойю.
– Я?
– Да, ты. За Фила мы не боялись
– Главное, что выводило Фила из себя, – добавила Чарли, – он боялся, что, случись что, мы не сможем с тобой справиться.
Уже в бангкокском аэропорту Чарли сняла с себя амулет и вернула Мику.
– Мне он, правда, очень нравится, – сказала она, – но я хотела бы, чтобы он был у тебя.
Мик не взял.
– Почему?
– Давай договоримся, – сказал он, глотнув пива, – что ты вернешь его мне, как только примешься за старое.
Чарли поджала губы и наморщила лоб.
– Погоди отвечать, – продолжил Мик. – Подумай, неужели после всего, что случилось, я не заслужил права знать, придет тот день или нет, а если придет, то когда? Если не согласна, так и быть, можешь вернуть мне амулет.
– Насколько сильно ты пристрастилась? – спросил я. Я вообще понятия не имел о ее состоянии.
Чарли посмотрела на меня и надела амулет себе на шею. Я был готов обнять Мика.
Но сделки на том не закончились. Фил повернулся ко мне и сказал:
– Ты дал мне слово там, в джунглях. – Да?
– Да. Ты сказал, что будешь ходить со мной в церковь по воскресеньям. Целый год!
Я задумался. Конечно, я мог напомнить Филу, как Мик взвалил его на плечи и утащил из деревни, но сдержался.
– Ладно, буду ходить.
Фил выпятил губу, а потом фыркнул с явным удовлетворением. Он даже выпил со мной пива, чтобы скрепить договор.
Насчет зависти он был прав. Теперь я это усвоил. Я этим их всех разогнал: Шейлу, Фила, Чарли.
Детям, как я теперь понимал, пришлось уехать туда, куда я не мог за ними пробраться. А если и пробирался, то был вынужден играть по их правилам.
Я отправился за дочкой в джунгли. Почему бы не пойти за сыном в евангелическую церковь?
Не для того, чтобы вернуть его, – такая цель больше не стояла, а просто чтобы сказать: я здесь. С помощью Мика мне удалось выудить из него ответное обещание навещать нас раз в неделю.
Из аэропорта мы позвонили Шейле. Чарли и Фил разговаривали с ней по очереди. Потом и я поговорил немного. Мы говорили так, будто возвращаемся домой из отпуска.
– А ты? – спросила Шейла.
– Что я?
– Ты понимаешь?
– Да, понимаю. Нам нужно о многом поговорить, Шейла. Всем нам.
В воздухе, где-то между Бангкоком и Лондоном, пока Чарли спала рядом со мной, я тоже начал клевать носом. Мне снилось, что я плыву по зеленой реке на плоту, сделанном из частей нашего самолета.
39
Кажется, что это было совсем недавно. Цветок лотоса, распустившийся в свой срок под утренним солнцем. И жизнь, прожитая в другом воплощении.
Чарли дремлет, положив голову на мое плечо, рядом – плюшевый медвежонок. Ее волосы слегка колышатся от мягкого дуновения вентилятора. Одна рука лежит на коленях, другая закинута над головой, будто указывает вверх. Она снова приняла свою позу полета, ту, на которую я часами смотрел, когда она лежала в детской кроватке. На шее у нее висит амулет. Думаю, жертва Фила будет влиять на ее карму в большей степени, чем на его собственную.
Карма. Теперь я разговариваю как хиппи или как буддист? Я даже не знаю толком, что такое буддист, и вряд ли могу так себя называть. Меня не очень волнуют религиозные убеждения. Религия – это наркотик, такой же как виски или телек. Только цветом отличается.
Но я верю в духов и привидения. Потому что понял их суть. Они не с того света к нам приходят. Они живут среди нас, сидят у нас на плечах, на правой или левой руке. Мы их сами порождаем своими поступками. За мной постоянно бегал один мелкий дух. Разве что за рукав меня не тянул в тот день на маковом поле, пока я его не узнал. Этот дух пытался убедить меня, что я лишен сердца.
