Элис Сиболд - Милые кости
На шоссе номер 30, у заставы Илз-Род, к которой приближались Рэй и Рут, я увидела Лена, выходящего из квартиры над парикмахерской. Он шел к машине, неся с собой легкий студенческий рюкзачок. Это был подарок женщины, хозяйки квартиры. Она когда-то пригласила Лена на чашку кофе, познакомившись с ним в полицейском участке, куда ее направили из колледжа «Уэст-Честер» на стажировку по криминалистике. В рюкзаке лежали разрозненные предметы: одни предназначались для показа моему отцу, а другие вообще не предназначались для родительских глаз. К последним относились фотографии мест, где были обнаружены закопанные детские трупы, — но во всех случаях локтевые суставы были на месте.
Когда Лен позвонил в больницу, медсестра сказала, что у мистера Сэлмона сейчас находится жена и еще кто-то из родных — Лен терзался чувством вины, а когда он въехал на больничную парковку, муки совести сделались просто нестерпимыми. Он не сразу вышел из машины, а еще посидел под беспощадным солнцем, которое жарило сквозь лобовое стекло.
Я видела: Лен раздумывает, как выразить словами то, что предстоит сказать. Над ним довлела одна — единственная мысль: начиная с семьдесят пятого года, то есть почти за семь лет знакомства, которое теперь еле теплилось, семейство Сэлмонов не теряло надежды увидеть мои останки или услышать весть об аресте мистера Гарви. Но их ждал только амулет.
Подхватив рюкзак, он запер машину и прошел мимо девушки, торговавшей у входа нарциссами. Он знал номер папиной палаты и поэтому, поднявшись на пятый этаж, не стал обращаться к медсестрам, а просто постучался в приоткрытую дверь.
Моя мама стояла к нему спиной. Его словно ударило, когда она повернулась на его стук, не отпуская руки моего отца. А я вдруг почувствовала себя никому не нужной.
Поймав на себе взгляд Лена, мама сначала немного растерялась, а потом выбрала самый легкий путь.
— Ага, полиция тут как тут! — Она попыталась обратить эту встречу в шутку.
— Лен, — только и сумел выговорить папа. — Абби, помоги мне сесть.
— Как самочувствие, мистер Сэлмон? — спросил Лен, пока мама, нажимая на кнопку, поднимала изголовье кровати.
— Зовите меня просто Джек, — попросил папа.
— Не стану вас обнадеживать, — сказал Лен, — мы его не поймали.
Папа заметно сник.
Мама подложила ему под спину и шею поролоновые подушки.
— В таком случае, что вас сюда привело? — спросила она.
— Мы нашли одну вещь, которая принадлежала Сюзи, сказал Лен.
Он в точности повторил те слова, с которыми когда-то предъявил родителям мою вязаную шапку с бубенчиками. У мамы в голове эта фраза отозвалась далеким эхом.
Прошлой ночью, когда мама смотрела на спящего отца, а вслед за тем он, проснувшись, увидел ее голову на своей подушке, оба хотели стереть из памяти ту первую ночь, со снегом, градом и дождем, когда они прильнули друг к другу, но так и не решились облечь в слова заветную надежду. Именно прошлой ночью мой папа впервые произнес: «Она к нам не вернется».
Простая истина, которую давно усвоили все, кто меня знал. Но ему нужно было проговорить это вслух, а ей — услышать от него эти слова.
— Мы нашли подвеску от ее браслета, — сказал Лен. — Замковый камень Пенсильвании, с гравировкой.
— Это я купил, — сказал папа, — в городе, у станции метро «Тринадцатая улица». Там стоял киоск; продавец надел защитные очки и тут же выгравировал инициалы, не взяв за работу ни цента. Я и для Линдси такой же купил. Помнишь, Абигайль?
— Помню, — сказала мама.
— Мы нашли его около закопанного тела в Коннектикуте.
Мои родители вдруг на мгновение замерли, как зверьки, вмерзшие в лед: широко раскрытые глаза молили о свободе.
— Это была не Сюзи, — сказал Лен, спеша заполнить паузу. — Но можно сделать вывод, что Гарви причастен к другим убийствам, в Делавэре и Коннектикуте. Амулетик Сюзи найден, в районе Хартфорда.
Папа и мама следили, как Лен теребит тугую молнию на своем рюкзаке. Мама пригладила папины волосы и попыталась поймать его взгляд. Но папа думал только о подоплеке этого неожиданного визита — о возобновлении моего дела. И маме, которая едва начала обретать уверенность, пришлось скрыть, что ей невыносимо переживать это заново. Имя Джорджа Гарви лишило ее дара речи. Она никогда не знала, что о нем сказать. Ей казалось, что вечно ожидать его ареста и наказания — это все равно что приучать себя к жизни с врагом, тогда как сейчас важнее было научиться жить в этом мире без меня.
Лен вытащил из рюкзака большой пластиковый пакет на «молнии». Родители заметили, как внутри что-то блеснуло. Лен протянул пакет маме, и та взяла его в руки, держа на некотором отдалении.
— Разве вам это не понадобится, Лен? — спросил папа.
— Экспертиза уже проведена, — сказал он. — Место находки зафиксировано, сделаны необходимые снимки. Возможно, когда-нибудь я попрошу его обратно, но пока можете оставить себе.
— Открой пакет, Абби, — попросил папа.
Я видела: мама на весу отодвинула язычок «молнии» и склонилась над кроватью.
— Пусть хранится у тебя, Джек, — сказала она. — Это ведь был твой подарок.
Папа трясущимися руками взял пакет и не сразу нащупал в нем острые уголки металла. Потом он с осторожностью извлек подвеску, стараясь не дотрагиваться до пластика. Это мне напомнило, как в детстве мы с Линдси играли в шпионов: если коснешься какого-нибудь предмета — завоет сирена, и тогда тебе несдобровать.
— Вы уверены, что это он убил тех девочек? — спросила мама, не отрываясь от золотого камешка на папиной ладони.
— Полной уверенности не бывает, — сказал Лен.
И опять его слова прозвучали эхом из прошлого.
У Лена был определенный набор фраз. Последнюю у него позаимствовал папа, чтобы приободрить нашу семью. Жестокая фраза, способная обескровить надежду.
— Думаю, вам лучше уйти, — сказала мама.
— Абигайль! — возмутился папа.
— У меня больше нет сил.
— Буду беречь эту вещицу, Лен, — пообещал мой отец.
Перед уходом Лен приподнял воображаемую шляпу. До маминого отъезда у них случился роман, но какой-то тягостный. Близость во имя забвения. А ведь именно это влекло его теперь в квартирку над парикмахерской.
Я отправилась на юг, к Рут и Рэю, но вместо них увидела мистера Гарви. Он сидел за баранкой рыжего фургона, собранного из кусков одной и той же модели, — чудовище Франкенштейна на колесах. Кое-как прихваченный тросом капот то и дело щелкал челюстями, угрожая встречному ветру.
Двигатель наотрез отказывался превышать максимально допустимую скорость, хотя мистер Гарви что есть силы давил на педаль газа. Он провел ночь рядом с пустой могилой, и во сне его преследовало: 5! 5! 5!
Проснувшись на рассвете, он двинулся в Пенсильванию.
Силуэт мистера Гарви казался каким-то нечетким. На протяжении многих лет он гнал от себя воспоминания об убитых женщинах, но сейчас жертвы всплывали одна за другой,
Самую первую девочку он обесчестил случайно. Что-то его разозлило — и уже было не остановиться, по крайней мере, так это виделось ему по прошествии времени. После этого она перестала ходить в гимназию, куда они оба были недавно приняты, но он не придал этому значения. Его родители то и дело кочевали с места на место, и он подумал, что одноклассница тоже куда-то переехала. Он раскаивался в изнасиловании этой тихони, которая, кстати, даже не пикнула, и считал, что вскоре оно у обоих выветрится из памяти. Его толкнула к ней какая-то неведомая внешняя сила. Когда все было кончено, она еще несколько мгновений смотрела на него в упор. Бездонными глазами. Потом натянула порванные трусы и прижала их пояском юбки, чтобы не спадали. Ни один из них не произнес ни звука, и она ушла. Тогда он порезал себе руку перочинным ножиком, чтобы легче было обставиться, если отец спросит, откуда кровь: вот, мол, смотри — и вытянуть руку. Случайно порезался.
Но вопросов не последовало; никто его не искал. Ни отец той девчонки, ни брат, ни копы.
Тут я узрела очередное видение мистера Гарви. Рядом с ним возникла все та же девочка, которая умерла через пару лет после того случая — сгорела, когда ее брат заснул с сигаретой. Она расположилась на переднем сиденье. Я подумала: неровен час, он и меня начнет вспоминать.
Единственное, что изменилось с того дня, когда Мистер Гарви привез меня к Флэнагенам, — это ограждение из крашенных суриком стоек. И еще: по некоторым признакам стало видно, что клоака распространяется вширь. Южная стена сторожки покосилась, а крыльцо медленно, но верно уходило под землю.
Рэй предусмотрительно припарковался на другой стороне Флэт-роуд, под буйными зарослями кустарника. Но «шевроле» пассажирской стороной нависал над бордюром;
— Куда подевались Флэнагены? — спросил Рэй, выходя из машины.
— Папа рассказывал, что корпорация, которая выкупила землю, предоставила им другой участок, и они снялась с места. — Как-то здесь неуютно, — поежился Рэй.
