Марина Юденич - Дата моей смерти
— Совершенно верно.
— Для того, чтобы к чему-то кого-то подготовить?
— Снова — в точку.
— А без женитьбы — никак?
— Подготовить — возможно, но дальнейшее — нет.
— То есть, с ним надо будет работать все то время, пока он будет занимать нужный пост?
— Умница. Ты меня радуешь.
— А потом?
— Потом? «Потом», я думаю, наступит не скоро, и к тому времени ты сама, скорее всего, захочешь оставить все, как есть.
— Вы думаете, я влюблюсь?
— Это — вряд ли. Но обязательно родишь детей, и вообще, тебе должно быть комфортно в этой роли.
— Кем он должен стать?
— Браво! Ты даже не спрашиваешь, какой он из себя и сколько ему, по меньшей мере, лет?
— Но это ведь ничего не изменит, если решение принято?
— Верно. Знаешь, я должен восторгаться тобой.
— Но вам отчего-то не хочется?
— Да. Мне отчего-то не восторгается…
— Отчего?
— Не знаю — Сказать?
— Скажи. А впрочем — не надо. Я знаю, и ты знаешь, что я знаю. Так?
— Так.
— Ну и ладно. Пока я начальник, бояться мне тебя нечего, а до той поры, как мы поменяемся местами, еще очень много воды утечет…
— Но я вряд ли захочу вам зла — Без комментариев…
— Хорошо. Так, кем же он должен стать?
— А догадайся? Но без ложной скромности.
— Господи! Но они все какие-то убогие…
— Ну почему — они? Они, иными словами, те, кто сейчас уже известен в качестве претендентов, действительно не должны вызывать симпатии у такой девицы, как ты. Но ведь я не случайно начал с возраста: смотри вперед. Время твое, и того, кто должен составить тебе пару, еще не пришло. Потому пусть «они» тебя не смущают. Он же намного приличнее, поверь, намного. Но работать с ним надо уже сейчас. И, скажу тебе сразу, это очень непростая работа.
Потому что мы намереваемся вручить тебе отнюдь не кусок глины.
— А что же — скалу?
— Почти — И мне ее — грызть?
— Фу! Ты же не грызун. Ты — творец, скульптор, Пигмалион в юбке. Тебе ваять. Доротею.
— В штанах — В брюках, в костюме для гольфа, в смокинге, в бриджах для верховой езды… И далее — по списку…
— Но он-то хоть — ничего?
— Слава Богу! Я уж думал, мы тебя совсем заморозили. Ничего. Очень даже ничего. Но придется поработать — Женат?
— Да. И жену, хотя она и старше его, любит.
— Любит?
— Любит. Не иронизируй, потому что мы анализировали. Видишь, какая волнующая тема: даже я заговорил стихами.
— Дети?
— К счастью — нет. Но должны будут быть. У тебя. Потому, что он детей иметь не может.
— Мило.
— Ну, это детали. Однако, есть еще одно обстоятельство. Это, чтобы ты очень уж не задавалась.
— Интересно…
— Выбор пал на тебя на основе анализа, как ты понимаешь, многих факторов, но в числе прочих, один тебе не понравится. Это точно.
— Какой же?
— Твоя сестра.
— Машка? И что же она, влюблена в него?
— Да нет, вроде бы… Она, по-моему, не очень влюбчива? А если, и влюбчива, то без расчета на взаимность Я не прав?
— Без комментариев, можно?
— Можно. К делу это не относится, значит, можно Она просто вхожа в его дом, и дружит с его женой.
— Ну, она со многими женами дружит — Это известно. Но в данном случае, она должна будет облегчить тебе задачу. Он умен, расчетлив, подозрителен. Чужих — к себе, практически, не подпускает.
— И при этом — влюблен? Не очень — то складывается.
— И при этом — влюблен. Бывают, знаешь ли, в этой области, нелогичности…
— Не знаю.
— Ну, так поверь на слово — Хорошо. Но я никогда не хожу с Машкой на их сборища. Это сразу привлечет внимание. И если он так уж подозрителен…
— Нет, речь не о том, чтобы вторгаться в семейный круг. Это, действительно, удивит и вызовет разговоры. Задача иная. Машка, как ты ее называешь, должна будет слезно попросить его взять тебя на работу. Я думаю, он не откажет. Во-первых, он почему-то терпимо относится к твоей сестре.
Прочих бывших подруг и приятелей жены наш герой очень технично разогнал — Ничего удивительного! Она — бесхребетная, полезная во всем, и никакой потенциальной опасности… Чувствуют все, даже самые эмоционально тупые.
— Ну, он далеко не туп эмоционально.
— Тем более. К тому же для жены — видимость: вот, не всех выгнал, осталась же при тебе Муся. Тоже ход.
— Да. Кстати, они все, действительно, называют ее Муся…
— Ненавижу….
— Почему?
— Муся — это бедная родственница, приживалка, сиделка, прислуга. Они ее и воспринимают в таком качестве, и никто не хочет видеть большего.
— Да, понимаю тебя. Но в нашей ситуации — это только на руку. Если он видит твою сестру именно так, вряд ли сумеет ей отказать. Тем паче, она ведь никогда никого не обременяет просьбами.
— Вы хорошо осведомлены.
— Просто помни иногда, что тебя окружают такие же профессионалы, как и ты, только каждый — в своей отрасли — Уяснила.
— Так вот, он наверняка не откажет ей. А она попросит за тебя. Сестру.
Молодую. Красивую — опустим. Умную. Добрую. И умеющую быть преданной, так же, как и твоя Муся. То есть, прости, Маша. Безработную. Но классного специалиста.
— Тогда почему безработного?
— Фирма обанкротилась. Фирму мы тебе подготовим. Он же, как раз думает расширять отдел рекламы. Тут тебе и карты в руки…
— Да, поначалу, все, действительно, просто…
— Потом — тоже будет просто. Потому, что мы вооружим тебя одной маленькой тайной. Его тайной.
— Уже интересно. Скелет в шкафу? Бриллианты в стульях? Убиенный младенец?
— Нет, « одна, но пламенная страсть», как говорил поэт — Больше, чем жена?
— Ты должна постараться, чтобы стала больше, много больше. Пока она только тлеет, но материал подходящий, горючий, дунешь — и…
… И судьба наша с Егором была решена.
Дальше все происходило в точности так, как и планировал человек с тонкой полоской седых усов.
Мне хорошо известно теперь его имя, и название могущественной фирмы, которую он возглавлял с парой таких же, как он, пожилых, респектабельных мужчин, умеющих виртуозно играть на чужих слабостях, будь то слабости человеческие или целого огромного государства.
Но из этих моих знаний не следует ровным счетом ничего Потому все прозвучавшее выше излагается всего лишь как сказка — страшная сказка, вырвавшаяся в наш мир из лабиринтов своего зазеркалья.
Трое очень непохожих друг на друга мужчин продолжают вместе со мной обсуждать ее печальные итоги.
Впрочем, если бы не своевременное вмешательство каждого из них итоги могли оказаться куда более страшными Разговор начат некоторое время назад и то, что это своего рода финал, понимают все, от того, наверное каждый, считает своим долгом сказать то, что не успел сказать раньше, или объяснить что-то, что по, его разумению должны напоследок узнать присутствующие — Пожалуй, я единственный из всех, кто не сумел выполнить функции, возложенные на меня до конца — с некоторым скептицизмом, в котором, тем не менее, отчетливо звучит грусть, произносит высокий сухопарый мужчина, сутулый, с усталыми умными глазами, пронзительными и насмешливыми одновременно. Этого человека зовут Михаил Сергиевский. Он адвокат, один из лучших московских, и приглашен был в команду по настоянию другого моего гостя — швейцарского банкира Гвидо фон Голденберга, всем своим видом, являющим полную противоположность своему протеже.
Гвидо свеж и подтянут.
Даже в идеально сидящем деловом костюме, он кажется спортсменом, только что сошедшим с дистанции. Так мускулисто его тренированное тело. А щеки покрыты свежим альпийским загаром, словно за плечами у него не три недели в хмуром московском межсезонье, а сплошной лыжный марафон на сияющих склонах его родных Альп.
— Ну, я не думаю, что еще кто-то из присутствующих придерживается подобного мнения — живо реагирует он на уничижительное признание адвоката.
Все поддерживают его молчаливым согласием.
— Спасибо. Но я остаюсь при своем. Следствие, в котором я представлял интересы потерпевших, как вам известно, зашло в тупик, и закрыто со стандартной формулировкой « за отсутствием состава преступления»
— Хорошо, что не события — вставляю я. — Отсутствие состава, насколько я понимаю, не отрицает факта самого преступления?
— Браво! Вы овладеваете юридической грамотой прямо на лету. Не отрицает, но и не позволяет привлечь виновных к ответственности, да и вообще не дает нам основания назвать кого — то виновным.
— Я бы сказал, не дает нам права, — снова вмешивается банкир, проявляя отменные знания и юриспруденции, и русского языка, — но отнюдь не лишает основания.
— Да, это, пожалуй так, но что толку?
— То есть как это, что толку? — снова парирую я, — А целостная картина преступления, которое, хотя и не доказана с точки зрения закона, но совершенно ясна нам. И потом, оно пресечено, что тоже немало.
— Но какой ценой!
