Бернард Вербер - Тайна Богов

Вот почему космические корабли и ракеты Земли-18 остановились у невидимого барьера, который смертные назвали «силовым космическим полем».

Я хмурюсь.

Как же мы выберемся наружу?

Доверься Афродите. Она знает, как это сделать.

Сквозь стекло, окружающее этот мир, я вижу нечто огромное и розовое. Это рука богини. Она ощупывает сферу и прокалывает ее чем-то вроде гигантского шприца.

Значит, это стекло проницаемо.

Это даже не стекло, а очень прочное и гибкое вещество. Конец иглы приближается к летающей тарелке.

Эдмонд Уэллс бросается к канату и отвязывает его от металлической петли внутри летающей тарелки. Канат тут же выдергивают через потолок. Теперь нас ничто не удерживает.

Раздается шум, похожий на рев урагана. Нас засасывает в иглу. Промчавшись сквозь металлический туннель, мы попадаем внутрь шприца. На его стенках видны линии разметки.

Шприц удаляется от прозрачной сферы, сквозь иглу я вижу, как удаляется от нас Земля-18. Огромные руки снимают иглу со шприца, и мы оказываемся на пластинке, похожей на лабораторное стеклышко.

Широкий пинцет отделяет верхнюю часть деревянной летающей тарелки, словно створку устрицы. Узкий пинцет хватает меня за шею и поднимает в воздух, как насекомое, и перемещает в пробирку диаметром примерно один метр. Я пытаюсь выбраться из нее.

Огромный изумрудный глаз приближается, чтобы удостовериться, что все идет как надо. Я надеюсь, что пальцы, держащие пробирку, не разожмутся. Тут мне на голову сваливается Эдмонд Уэллс.

Нашу тюрьму-пробирку проносят через комнату и помещают в какой-то аппарат. Внутри темно.

– Что это такое?

– Лабораторная центрифуга.

– И что с нами будет?

– Нас начнут вращать, чтобы мы стали нормального роста.

– С тобой уже это делали?

– Нет. Я, как и ты, попал на Землю-18 под наркозом, и не знаю, как это происходило. Но Афродита не нашла, где Афина прячет анестезирующие препараты, поэтому обратное превращение мы будем переживать в сознании. Она говорит, что это неприятно, но терпимо.

Раздается шум мотора, как на американских горках, когда кабина поднимается на верхнюю точку. Наша пробирка начинает медленно вращаться, потом все быстрее. Под действием скорости из вертикального положения она поднимается в горизонтальное. Мы с Уэллсом парим в воздухе, как космонавты в невесомости.

Вибрация усиливается. Нас прижимает к стенкам пробирки, лицом друг к другу. Мое тело растянуто во все стороны. Щеки у нас трясутся, как у пилотов, испытывающих перегрузки. Глаза Эдмонда, кажется, вот-вот выскочат из орбит. У меня тоже, и я изо всех сил зажмуриваюсь. Мое лицо расплющено. В висках стучит. Мне больно.

Скорость вращения увеличивается. Кажется, что голова вот-вот взорвется, руки и ноги оторвутся от тела. Кожа прилипает к стенкам пробирки. Лицо Эдмонда Уэллса превращается в гримасу. Я чувствую, что кости моего черепа отделяются друг от друга. И вдруг руки и ноги действительно отрываются с сухим треском. Кровь не бьет струей, а размазывается по стенкам. Теперь я просто обрубок с головой.

Неприятно, но терпимо!

Голова отрывается от шеи, как пробка, вылетающая из бутылки шампанского.

У меня больше нет головы, но я продолжаю думать! Как это возможно?

Это потому, что я бессмертное разумное существо. Когда смертные теряют сознание, чтобы избавиться от боли, мы, боги, сохраняем рассудок.

Голова Эдмонда Уэллса тоже оторвалась от тела. Теперь это просто шар, покрытый волосами. Он медленно кружится в пробирке. Он смотрит на меня и больше не улыбается. Наши головы парят наверху, сталкиваясь, прижимаясь щеками.

Мы смотрим друг на друга, но говорить не можем. Вдруг наши рты открываются. Челюсти разваливаются.

На глаза что-то давит, они вылезают из орбит. Оптический нерв вытягивается и лопается. Теперь и глаза плавают в воздухе отдельно от головы.

Изображение исчезает.

Уши превращаются в птичьи крылья и отрываются от головы.

Звук исчезает.

Нос отправляется в свободное плавание.

Без глаз, с дырами вместо ушей, меня вряд ли можно назвать красавцем. Череп разваливается, как расколотый орех. Мозг вываливается, но я не чувствую ни малейшей боли.

Я продолжаю мыслить.

Центрифуга превратила нас в мыслящее пюре.

Я вспоминаю, как, будучи смертным, готовил ужин: я складывал овощи в блендер, чтобы приготовить суп-пюре. Выбирал скорость, нажимал красную кнопку, и урчание мотора означало, что процесс начался. Репа, морковь, сельдерей теряли форму, превращались в жидкое пюре. Мое тело перенесло уже немало экстремальных ситуаций, но такого я никогда не испытывал.

Я, человек, созданный, из грязи, становлюсь фаршем.

Я, человек, созданный из пыли, становлюсь пылью.

Я, человек, вышедший из моря, становлюсь супом.

Но превращения на этом не закончились.

Я становлюсь все жиже.

Превращаюсь в пар.

В газ.

Перехожу из твердого состояния в газообразное.

Я стал атомной пылью. Но сохраняю разум.

Больше нет боли.

Нет тревоги.

Мишеля Пэнсона как существа из плоти, имевшего имя и запах, издававшего звуки, больше нет.

Нет больше страха.

Я облако, меня нельзя ранить, ударить, использовать. Я вернулся к простейшему состоянию: распался на атомы.

Меня мучает только один вопрос:

Существую ли я еще?

58. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: КОАН

В японской культуре дзен коан – это парадоксальное утверждение или вопрос, который помогает осознать ограниченность нашей логики. Коан кажется абсурдным, однако он стимулирует мозг, побуждая думать по-новому. Цель коана – заставить воспринимать реальность иначе, чем мы привыкли. Закосневшему рассудку коан даже может причинить боль.

Это объясняется тем, что мы привыкли мыслить в рамках двухмерной логики. Наш разум привык к четким, разграниченным понятиям (черное – белое, зло – добро, левое – правое, истина – ложь и т. п.). Коан заставляет нас съехать с проторенной колеи. Можно сказать, что «треугольник в представлении шара – это коан».

Вот несколько примеров:

Что делать, когда делать нечего?

Что находится на севере Северного полюса?

Существует ли Вселенная, если в ней нет разумных существ?

Светло ли от черного света?

Каков звук хлопка одной ладони?

Существует ли иллюзия?

Человек смотрит в зеркало, зеркало смотрит в человека.

Забыть о себе означает быть признанным Вселенной.

Куда девается белизна, когда тает снег?

Ищи то, чего тебе не хватает, в том, что у тебя есть.

Я согласен со своим мнением?

Стремитесь к свободе, и станете рабами своих желаний. Стремитесь к дисциплине, и обретете свободу.

Любая вещь известна потому, что мы считаем, что знаем о ней.

Слушай тишину.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

ТВОРЕНИЕ В СИНЕМ

СВЯЩЕННАЯ ГОРА

59. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЭДЕМ

Я невесом, нематериален. Я – атомная пыль.

У меня больше нет кожи, никакой оболочки, никаких границ.

Температура повышается, и атомы становятся все более летучими. Они отделяются друг от друга, разлетаются, кружатся.

Я горячий пар. Облако.

Я смешан с моим другом Эдмондом Уэллсом. Никогда и ни с кем еще я не был так близок.

Пробирка, которую мы теперь наполняем в виде газа, соединена со шлангом. Меня отделяют от моего друга. Мои собственные атомы уносит потоком воздуха. Теперь я нахожусь в другом сосуде, большего объема. Этот сосуд помещен в центрифугу, которая вращается в обратную сторону. Температура понижается, я конденсируюсь.

Из газообразного состояния я перехожу в жидкое. Холод и скорость продолжают действовать. Я сгущаюсь.

Как написано в Библии: человек – глина, оживленная дыханием Бога.

Я собираюсь воедино. Восстанавливаюсь. Становлюсь больше, шире, тяжелее. Мои атомы, словно следуя известному плану, соединяются, чтобы воссоздать меня, сохранив пропорции, но увеличив масштаб.

Мне не приходится начинать свой путь с эмбриона. Я сразу становлюсь взрослым. Глаза твердеют, превращаются в два шарика для пинг-понга, сначала красные, потом белые. Под прозрачной кожей и черепными костями в полушариях мозга образуются извилины. Формируются ногти. Зубы появляются из челюстей, как ростки деревьев.

Это не больно. Просто новые ощущения – становиться твердым после того, как был газообразным.

Мышцы краснеют, кожа теряет прозрачность. Сердце начинает биться. Сосудистая система наполняется живительной красной жидкостью, которая несет сердцу кислород и сахар.

Я возвращаюсь к жизни.

Центрифуга останавливается. Я нахожусь внутри огромной пробирки. Я наг и дрожу. Все мои мышцы напряжены, сердце колотится, кожа покрыта потом. Я совершенно без сил. Я задыхаюсь. Сквозь стекло пробирки я вижу, как приближаются какие-то пробирки. Я хочу встать на ноги, но так ослаб, что мне это не удается. Я соскальзываю на дно и, свернувшись калачиком, засыпаю.