Алла Дымовская - Рулетка еврейского квартала
Инга, собственно, и не могла взять деньги сразу же, ей еще необходимо было подготовить и другую сторону своего дела. А тут все зависело от агента Кости. Нескольких потенциальных жильцов, впрочем, Левин уже приводил. Но Ингу к переговорам не слишком допускал, видимо желая скрыть интересы своей фирмы. Инга ему не препятствовала, делала вид, что так все и надо. Пусть думает, что бизнес с ней вести легко и где-то даже можно одурачить. Ведь именно такой человек, что рассуждает о себе, будто всех умней, и не замечает ловушек под носом от того, кого сам полагает провести.
Наконец и Костя перестал тянуть упрямую корову за хвост, а заодно с ней и тратить Ингино время – один из претендентов его удовлетворил. То была солидная в возрасте пара, он – бывший крупный управленец из гостиничного бизнеса в Сан-Франциско, она – просто жена, и оба на старости лет пожелали осесть в Лос-Анджелесе и получать все радости от глянцевой стороны его жизни. Инга свои переговоры с семейной парой вела нарочно затруднительно и морочила Косте голову постоянной сменой настроений. То она готова была продать дом ко всем чертям хоть бы и завтра – подавитесь им задаром, то на следующий же буквально день рыдала ему в трубку, что не переживет расставания с этим зиккуратом, где отдал душу ее дорогой покойный муж. Костя наитерпеливейшим образом все сносил от нее и оттого получился несказанно рад, когда Инга наконец заявила ему, что согласна продать мистеру из Сан-Франциско, но вот же условие:
– Я, Костенька, в деньгах, конечно, нуждаюсь. Но не могу же я съехать неизвестно куда. Не в меблированную же квартиру или в отель? Я, поймите, привыкла… к определенному роду жизни.
– Господи, мэм, да кто же вас заставляет выезжать немедленно. Как обычно, в контракте у вас будет месяц на переезд, – утешил ее Левин, действительно пораженный незнанием ею таких элементарных вещей.
– Но, Костенька, куда же я перееду? Ведь новый дом мне еще надо приобрести. А где я возьму на это средства? – скорбно и наивно поинтересовалась Инга, тут и подступая к главному вопросу. – К тому же я не хочу жить более в Калифорнии. В Нью-Йорке у меня кое-кто из родственников…
– Ох, с вами прямо беда, уж простите. Вы словно как маленькая. Подпишем с вами контракт, вы получите сразу на ваш счет часть денег. И заметьте, бо€льшую часть. А после, через месяц, произведем окончательный расчет, закроем договор. Но тут уж вы непременно должны будете съехать. Потому что с того момента дом станет уже не ваш. И, кстати, вот вам телефон хорошего агента в Нью-Йорке, могу за него поручиться.
Инга телефон взяла и даже для правдоподобности в Нью-Йорк позвонила. А потом в течение нескольких дней так добросовестно морочила Косте голову, торговалась даже до истерик, что боится обмана, что вот ее несчастную каждый может обидеть, что совершенно довела его до безумного состояния. В результате договорились (чтобы успокоить одинокую бедную вдову) о том, что семейная чета заплатит ей миллион вперед и даст месяц на выселение. И пусть миссис Рамирес знает – в Америке люди привыкли честно платить по счетам. Даже и пожалели ее отсталость, задуренную русским беззаконным беспределом. На ее бесконечные благодарности за доверие к ней Костя объяснил, что никакого особенного доверия нет, а все дело опять упирается в закон. И ежели Инга нарушит условия контракта, то миллион ей придется вернуть. А не будет миллиона, дом отберут в пользу истцов просто так, и она только потеряет деньги. Инга умилилась и закону, и контракту, хотя и без Кости уже знала его детали наизусть. И успокоенная на вид совершенно подписала бумаги. Тут же и состоялся денежный перевод на ее счет.
Теперь в ее распоряжении свободно имелся целый месяц. Костя, забрав документ, немедленно оставил ее в покое, ведь выцыганил то, что хотел. Инге это несколько было досадно. Нет, с одной стороны, агент Костя служил лишь помехой ее плану, но вот обидно же, что интерес к ней у молодого человека оказался чисто коммерческим. Двойной срок ее жизни позволял ей называть Костю Левина молодым человеком, хотя он не только был ее нынешним ровесником, а и на года три старше, никак не меньше того. А Костя, если пустить побоку его корыстный расчет, казался ей очень даже приятным и на вид, и в общении. И вообще Костя получался обладателем многих достоинств – высокий достаточно, чтобы даже Инга могла позволить себе рядом наибольшие каблуки, и с интеллигентным выражением лица, что, однако, свидетельствовало не то чтобы о могучей его образованности. А только бывают такие лица, тонкие и породистые от природы, которые с ходу дают впечатление о необыкновенном умственном развитии его хозяина, даже если тот потомственный слесарь-водопроводчик. А у Кости Левина лицо производило именно это впечатление. При очень остром носе, но вовсе не длинном, хотя и с намеком на горбинку, светло-серых глазах, расставленных слишком широко, так что у Кости в будущем определенно выйдут сложности с подбором оправы для очков, брови его, чересчур уж густые, казались естественно-пристойной толщины. Лоб, уже и сейчас довольно высокий, с грядущим облысением получится и вовсе сократовский, а облысение ему, как и всем пышноволосым жгучим брюнетам, определенно грозило. В общем, не будь между ними «дела», Инга скорее всего обратила бы на Костю и женское свое внимание. Хотя, может и нет. Ведь у Левина, стопроцентного еврея, наверняка поблизости существовала мама, а то и другие многочисленные родственники, а что это такое, Инга знала очень хорошо. Да и не выходит из таких эмигрантских детишек настоящих мужчин. То ли дело, к примеру, ее Родриго. И тут же Инга удивилась на себя. Это надо же, ее покойник муж, оказывается, может служить за образец. Вот тебе и Петрушка! Но думать о Родриго даже и в таком ключе ей немедленно расхотелось, потому что это могло потянуть за собой несколько иные мысли – о ее невинно убиенном муже. А главное, иногда в голову ей и приходило против воли, какой же ужасный конец должен был быть у ее Родриго – не просто умирать, а умирать в одиночестве и страшном разочаровании, а может, в отчаянии и тоске – ведь видел же он, что именно сделала его жена, и всю правду узнал в один миг. А уходить с такой правдой не дай бог никому. Отсюда она неожиданно озлобилась на Костю, так ему и надо! Раз уж он пренебрег ею, ну и она порадуется, что оставляет его в положении крайнего и во всем виноватого дурака. Она еще мало совсем жила в Америке, а полностью внутри ее отношений не жила вовсе и не знала поэтому, что Костя и не пренебрег ею. Напротив, миссис Рамирес очень и весьма Костю Левина впечатлила. Но только и у него был жесткий и необходимый кодекс поведения, не дозволявший ронять престижа фирмы заигрыванием или даже флиртом с собственным клиентом. И потому у Кости только по усам текло.
Инга тем временем самостоятельно и в огромном секрете закончила свои отношения с Дионисием Кондратьевичем. Все бумаги поспели вовремя, сделку зарегистрировали, и торговец из Норильска отсчитал ей обещанные деньги тут же в банке Калифорнии. Инга, однако, любезно отклонив предложение управляющего немедленно зачислить сумму на счет, упокоила наличность в заранее снятом сейфе, дескать, ей еще надо подумать, как правильно распорядиться капиталом. И у нее есть спешные расходы. В банке ей чуть ли не кланялись, но смотрели как-то с недоверием. И Инга решила даже до вечера не тянуть, а отбыть из города с деньгами немедленно, сейчас же. После она торжественно отъехала в свой бывший дом в последний раз, передала там ключи от всех помещений и от машины лично Дионисию Кондратьевичу и нарочито сухо отклонила его предложение с шиком обмыть покупку. Знает она эти обмывания, неделю будет пить, пока полиция не привлечет за нарушение порядка и тишины. Дионисий Кондратьевич, однако, помог ей снести чемоданы в арендованный «Форд-универсал», ему же Инга и сообщила на всякий случай, что пока жить она станет в одном из отелей Санта-Моники, надо же и ей немного отдохнуть от пережитого.
Ни в какую Санта-Монику она, разумеется, не поехала. А сразу же вернулась в банк, где и изъяла из хранилища заветную сумку. Оттуда Инга немедленно отбыла на частную парковку в Западном Голливуде, где пересела в другой автомобиль – тайно взятый напрокат мощный черный «Кадиллак». Ей вдруг при взгляде на свое новое транспортное средство стало забавно от одного воспоминания. А ведь завтра к счастливому Дионисию Кондратьевичу явится за «порше» местный торговец подержанными машинами, который уже дал Инге задаток. То-то выйдет смеху и шуму. Ничего, пусть поищут ее в Санта-Монике. И денежки престарелого семейства из Фриско тоже при ней, в этой же сумке. Она еще позавчера закрыла свой счет в «Бэнк оф Америка» и перевезла все в сейф банка Калифорнии. Теперь оба миллиона с гаком составят ей компанию в путешествии.
Дорога ей предстояла дальняя. Через Палм-Спрингс, через пустыню. И дальше, прямиком, нигде не останавливаясь, не нарушая скоростной режим, держать курс на Лас-Вегас.
