Владимир Гржонко - Дверной проем для бабочки
Вместе с пережитым где-то там, под землей, страхом к Карлосу вернулось и воспоминание о Другой женщине, отвратительной и лживой, которую он тогда спас… Не дал, как Бандиту Хорхе, утонуть в дерьме… Вот где оно, его прошлое… никуда, оказывается, не делось, проклятое! Темень в этом мрачноватом дворике стояла почти такая же, как и тогда, в детстве, в его родном переулке. Почему всё происходит именно так? Все самые серьёзные и значительные события его жизни обязательно были связаны либо с ненормальными бабами, либо с дерьмом! Жалкий вонючий мекс, вот кто он такой! Хуже, чем дурачок Хозе! Придурок, такой же придурок, как его беспутная, неистово верующая мамаша! Всё, что он может, — это унижаться или, вот как сейчас, полыхать злобой, нянькая того гадёныша внутри… Даже из Пустоты его выбросили! И Очкарик — глупый трусливый Очкарик, которого он спас в церкви, — тоже от него отказался… Чудотворец хренов! Если бы не большая светящаяся баба, увлёкшая его за собой, так он бы этого Очкарика отделал… совсем как дурачка Хозе! Ладно, раз уж так всё получилось и кино закончилось, то и нечего теперь мандражировать. Обоссать поддатого мужика на бабе было куда как опасней!
Карлос медленно прикрыл за собой калитку и, придерживая её рукой, вгляделся в темноту. Компания была тут как тут: мальчишки переминались с ноги на ногу вокруг девиц, и только один из них, самый прыткий, куда-то исчез. По железным прутьям снова прошла дрожь. Только на сей раз, похоже, трясло самого Карлоса. Как тогда, на мостике над пропастью… А сопляки как будто ждали его: стояли неподалеку, в центре дворика, перешёптывались и посмеивались над его нерешительностью. Вот и хорошо, сейчас он им покажет, что может сотворить разбойник, оставшийся без своего чудотворца! Карлос наконец оторвался от решётки и сделал несколько шагов вперёд. И хотя он прикасался к железу только руками, во рту появился ржавый солоноватый привкус. Хорошо бы снова мазнуть дерьмом по лицу… Или достаточно того, что он в нём уже выкупался?..
— Тебе чего, мужик? — спросил один из сопляков, пытаясь придать голосу оттенок мужественности. — Ищешь кого-нибудь?
Карлос с самого начала намеревался сильно ударить этого мальчишку по лицу. Так сильно, чтобы второго бить уже не пришлось: убежал бы, дешёвка, забыв и о бабах, и о приятеле. Это чтобы потом, когда он с этими самыми бабами возиться начнёт, никто ему не мешал. А криков, даже если бы кто и закричал, Карлос не боялся. Это Нью-Йорк! Да и не успели бы они закричать, ну только если бабы, от удовольствия. Ах ты, надо же… в последний-то раз под ним соседская поблядушка кричала. Ласковая была, тварь! Это после того, как Бандит Хорхе…хм… утоп. Давно это было…
Ударить Карлос никого не успел, потому что второй сопляк наклонился к нему и заговорил с блудливыми нечёткими интонациями, нетерпеливо пошмыгивая носом.
— Слышишь, может, ты бабу ищешь, а? У нас тут вот девочки, и недорого. Хочешь? Серьезно, можно и минетик по-быстрому, а хочешь, так и… Вот она, — он бесцеремонно ткнул пальцем в тоненькую и отстранённую девицу, — она классная, бля буду! Обслужит как надо. Ну что, давай? Только бабки вперёд, мужик, сам понимаешь. А то у нас не хватает… А можешь другую, только она еще… Да хоть двоих бери, за ту же цену. Нам не жалко. Только деньги вперёд.
Карлос на секунду опешил. Потом остро, насколько это было возможно в полутьме, вгляделся в стоящих перед ним мальчишек. Э-э, да эти-то… Наркота, дрянь пропащая! Он посмотрел на девиц. Худая стояла неподвижно, с равнодушным видом засунув руки в карманы своего плаща. Толстая, поймав взгляд Карлоса, откровенно ухмыльнулась и снова стала что-то нашёптывать на ухо худой. Дурной привкус во рту усилился. Одного Карлос утопил, другую спас… А сейчас вот опять неладно! Карлос коротко и сильно толкнул сопляка, который от неожиданности нелепо шлёпнулся на задницу, и шагнул к равнодушной девице. Ну! Девица пожала плечами и, все так же глядя куда-то в сторону, как бы сквозь него, медленно вытащила одну руку из кармана и щелкнула какой-то застежкой. Свободные, похожие на балахон, штаны тут же упали вниз, закрыв ступни, и она легко переступила через них, высвободив одну ногу и из брючины, и из туфли одновременно. Плащ распахнулся, и Карлос заметил сверкнувшее под ним голое худое тело. Девица вынула из кармана другую руку, зачем-то понюхала кончики пальцев и легко усмехнулась. Карлос дрожащей рукой дотронулся до её маленькой груди с крохотным мальчишеским соском. Тело было гладким и холодным. Карлос повел ладонью вниз и тут же отдёрнул её, хотя девица послушно отставила ногу пошире. Лобок у неё был гладкий, как и вся остальная, совершенно пластиковая на ощупь кожа! О Иисус!
— Слышишь, мужик… Ладно, я вижу, ты крутой. Не надо денег, нам же не жалко. Пользуйся, пожалуйста. Только я сразу понял — тебе не такое нужно. Ну, в смысле, не так, чтобы просто перепихнуться под забором. Идем, покажу тебе кое-что! Мы всё равно сами собирались…
Сопляк тянул его за рукав, и Карлос пошёл за ним. Пошёл, потому что так поразившая его девица послушно направилась в глубь двора, волоча по земле свои штаны, по-прежнему не глядя ни на кого и не запахивая плащ. А толстуха всё старалась достать губами до уха подруги, дошептать ей свои тяжёлые масляные секреты… Прямо под глухой стеной с единственным низким и темным окном, рядом с покривившейся дверью подъезда, стоял большой картонный ящик. Сопляк остановился, хихикнул и легонько ударил по нему ногой.
— Ну вот, здесь мы и расположимся. А когда придет Чарли с товаром, так будет еще веселее. Правильно я говорю? Ну что, кто будет первым? У нас, — сопляк таинственно понизил голос и приблизил лицо к уху Карлоса, — игра такая, понимаешь? А то так-то уже не интересно — ну трахаешь их и трахаешь, радости-то… А теперь смотри, мужик, что мы сделаем. Вот ты, например, отходишь в сторону, а мы все в парадняке прячемся. А одна из девок лезет в ящик. Понимаешь? Нет? Ну а ты возвращаешься и через дырку в ящике… Понял? А потом угадываешь, кого это ты только что оттрахал! Классная игра, бля буду! Через ящик, да ещё и в темноте… Ну, теперь понял? Давай, ты первый. Теперь отвернись, пока мы кого-нибудь в ящик упрячем. Ну, не ломай кайф, мужик! За бесплатно же!
Карлос покорно отошел в сторону, сам не понимая, что с ним происходит. Какие-то неведомые чудовищные силы, казалось, долго жевали его в своем тёмном бездонном рту, а потом выплюнули остаток в виде вонючего грязного человечка, и теперь ему придётся снова стать тем, кем он родился и кем, по-видимому, уже и умрёт — тупым и жестоким мексом. Как тогда, как сейчас, как всегда… Эти силы в виде придурка-нищего, обдолбанной в конец гладкой девицы или сопливых нанюхавшихся пижонов с их блядскими играми продолжали добивать его, и он уже не сопротивлялся, ненавидя и проклиная себя за это. Ну и ладно, трахнет он эту гладкую, и другую трахнет. И наркоту шмыгливую отделает как надо. Чтоб кровью, суки, харкали. Сколько ж можно дурака валять? Кончились загадки, началась обычная жизнь — правильная, суровая. В общем, такая, какая она есть на самом деле…
— Ну пошли, мужик. Всё готово, — навязчивые липкие пальцы тянули Карлоса за рукав. — Сейчас самый смак и получится, бля буду. Чарли товар достал, все в кондиции, так что начинай давай!
И снова вместо того, чтобы вмазать сопляку и добавить потом ногами, коротко и беспощадно, Карлос почему-то покорно подошёл к стене, к ящику. Ему послышалось, что внутри, в картонной утробе, кто-то пошевелился и вздохнул. Не обращая внимания на насморочный нетерпеливый шепоток, он вдруг представил себе, как там, внутри, голая гладкая девица, рабски прогнув своё тело манекена, вся скрючилась, сложилась пополам и прижимается маленькими острыми ягодицами к лохматой неровной дыре, выставляя на холодящий воздух самое своё нутро… И покорно ждёт, чтобы легко — как тогда, на шоссе — погрузить его в себя и самой погрузиться в него и, может быть, снова от чего-то спасти… О Иисус! Нервный он стал, прямо как Очкарик! Опять хватается за идиотские выдумки! Нет, больше никаких глупостей: сейчас он покажет этой бабе, что к чему. Да и всем остальным тоже…
Карлос рванул скользкую пуговку на брюках, потом — молнию и, зарычав, прильнул к ящику. Картонные стенки заколыхались и слегка поддались под его напором. Его встретило гладкое холодное тело. Ну же! В ответ на его остервенелый толчок где-то там, внутри, сухо щелкнуло. Ну же! Раньше, с той ласковой поблядушкой, ему никогда не требовалось помогать себе руками… A-а, вот оно! Пронзительно и знакомо запахло разогретым на солнце пластиком…
…Карлос летел и, как ночная бабочка о стекло, бился о мягкий ящик. Бился и летел. Летел и бился. И жадный звериный ребёнок захлебнулся в этом полете, съёжился и юркнул, сучонок, в раскалённый низ живота, щекотно заворочался там, готовясь выпрыгнуть наружу, хлестануть, не разбираясь, куда попало и выдохнуть потом удовлетворённо и жалко…
