Дмитрий Новоселов - Нарушители правил
– Да.
– А как выглядел тот парень?
Теперь уже некоторое время для сосредоточения понадобилось портье.
– Парень, как парень. Здоровый с косичкой.
– С хвостиком?
– Да.
– В футболке?
– Да.
– В очках – хамелеонах?
– Да.
– А как его звали?
– Они его не представили.
– О чем-то говорили?
Спартак задумался.
– Да ни о чем особо. Дворник сказал, что в машине у ментов сидела обезьяна. Наверное, спьяну показалось.
– Спасибо, – обреченно сказал я. – С меня пузырь.
Давным-давно рассвело. Какой-то приблудный ветерок трепал занавеску. Я сидел на кровати по-прежнему голый, обхватив голову руками, и представлял себе Индиану томящегося в застенках. По идее, воспитанный на патриотичном голливудском кинематографе, он не должен был нас выдать. Это было бы не по сценарию. Мало того, предатель вряд ли мог бы рассчитывать на благосклонность такой девушки, как Мэрилин.
На часах – семь. Пора принимать решение. Я разбудил Жанну и объявил ей о том, что Джонса загребли.
Это известие даму не обескуражило.
– Потом разберемся, – смело заявила она. – Вначале сделаем дело.
Еще не до конца побрившийся и поэтому непонятный Беатриса, тоже был настроен шапкозакидательски.
– Я тебя прикрою, – сообщил он. – Пойду вместо Джонса. Я думаю, что от меня будет даже больше пользы.
Мы перекусили вчерашним ужином и разъехались. Первым вышел Беатриса. Он теперь ни в какую не хотел расставаться с образом женщины. Чтобы немного соответствовать пейзажу развалин, он нацепил синюю юбку, в каких щеголяют стюардессы и проводники поездов дальнего следования, коричневую рубашку а сверху – спецовку, на которой почему-то было написано «мостоотряд № 3». Он убыл первым, чтобы освоиться на месте и сообщить нам о возможной засаде. В руках он сжимал одну из холщевых сумок, в которую мы положили ружье и патроны.
Вторым отправился я. В руках у меня была вторая холщевая сумка. И больше ни чего. Мне предстояло добраться до витаминного завода на троллейбусном маршруте № 17, самом длинном и долгом.
Жанна должна была выйти следом, минут через десять. В ее задачу входило поймать такси и ждать нашего возвращения.
Перед выходом мы еще раз проверили связь. Я включил свой телефон, заменил танец с саблями на вибрацию и сунул трубку в карман. Аппарат пришел в движение еще на троллейбусной остановке.
– Здорово, – сказал Аркадий. – Ну, как там у нас дела?
– Все отлично. Москва дала добро. Можешь начинать обзванивать клиентов и подбирать штат.
– Прекрасно. Когда состоится передача?
– Я думаю, что завтра. Напишем договор, составим накладную, ты распишешься в приемке товара, выдашь доверенность и можешь вывозить. С этого момента будешь считаться дилером.
– Хорошо. Но, я хочу дилерские цены и особые условия.
– Аркадий. Завтра. Все завтра.
– Что, тогда пока?
– Постой…
Аркашка ждал, что я скажу дальше. А я размышлял: надо ли?
– Ну? – не вытерпел новоиспеченный директор.
– Я сейчас еду на витаминный завод…
– Куда?!
– На витаминный завод…
– Там же одни руины.
– Не важно. У меня там назначена встреча…
Я не знал, как рассказать Аркашке суть, не вдаваясь в детали.
– Встреча опасная.
– Ты такой загадочный.
– Тут замешаны деньги и еще эти убийства.
– Какие?
– Твоих бывших начальников.
– Как интересно! – Аркадий очень заволновался, даже повысил голос. – Расскажи.
– Потом. Короче… Если я часа через полтора не выйду на связь, звони Полупану.
– И что сказать?
Действительно, что? Не про обезьян же.
– Скажи, что меня убили и мой труп на витаминном заводе цех номер два.
– Чушь какая-то. Объясни в чем дело.
– Некогда. Ты понял? Часа через полтора. Не раньше.
– Понял, – испуганно повторил Аркадий.
Не знаю, правильно ли я сделал, но мне казалось, что так я буду чувствовать себя более уверенно.
Сразу после Аркадия, как по расписанию, позвонила жена.
– Целую, пупс, – заворковала она. – Ты знаешь, я вчера ходила к Тагамлицкому.
– Ну и?
– Денег он дал. Но, вел себя странно.
– Как?
– Заискивал, я бы даже сказала, лебезил. По сумме не торговался, наоборот, накинул. Он что заболел?
– Наверное.
– Послушай, лапа. Тут Элла Жуткер, предлагает нам с сыном смотаться недельки на две в Египет или Турцию. Раз уж у меня появились деньги, ты ведь не возражаешь?
Ни фига себе. Это сколько же ей дал Тагамлицкий?
– Я не возражаю.
– Только это… – жена застеснялась. – Отъезд завтра. Мы можем не увидеться, котик.
– Разлука сближает, – не совсем уверенно произнес я.
– Ой, сусел, ты у меня прелесть! Это все для сынка. Ему очень нужен йод. Их так нагружают в школе. Ты точно не злишься?
– Нет, конечно.
Я подумал, что еще вчера она безумно скучала, а сегодня уже куда-то валит. Причем мне не было обидно.
Жена начала сыпать еще какими-то мудрыми изречениями Эллы Жуткер, но я сослался на занятость и прервал связь.
То, что когда-то было витаминным заводом походило теперь на декорацию к фильмам о ядерных конфликтах. Получалось, что нашей стране теперь нафиг не нужны никакие витамины.
У Джонса определенно есть кинематографический вкус, раз он выбрал именно это место. Я без труда нашел дыру в заборе и побрел по тропинке к корпусам. Почему-то я был уверен, что легко найду этот самый второй цех. На деле все оказалось не так просто. Указателей никто никаких не поставил. Я в отчаянии шнырял по территории и уже готов был позвонить Беатрисе, как совершенно случайно увидел на кирпичной стене жестяную табличку «Цех № 2. кролики».
Ну вот, вначале обезьяны, теперь кролики. Поднимаясь по лестнице, я размышлял над этим странным фактом и пришел к выводу, что на кроликах в былые времена испытывали новые лекарства.
Еще я подумал, что правильно сделал, открывшись Аркашке. Ударить меня по голове и украсть деньги в этих развалинах ничего не стоит.
Второй цех был залит восходящим солнцем. Ничто не мешало проникновению его обжигающих лучей. Стекол давно не было. Сперли даже рамы. Огромное помещение было разбито на несколько участков стенами и перегородками разной высоты и непонятного предназначения. Я надеялся, что за одной из них прячется вооруженный Беатриса. Меня так и подмывало крикнуть ему, что это я пришел, но мы предварительно договорились, что я не буду его звать. Вдруг там уже притаились такие же разведчики с противоположной стороны. Я глянул на часы. Чтобы найти подходящее место для обмена у меня есть десять минут.
Вначале я ходил около окон, потом проследовал к центру. Каждый раз, заглядывая за очередную стену, я надеялся встретить там папашу, но тщетно. Может быть, в армии он был разведчиком?
Наконец я выбрал место. Небольшой квадрат окруженный невысокими стенами, скрываясь за которыми Беатриса мог к нам незаметно подобраться. Вместе с тем проходы между перегородками были достаточно широкими, чтобы можно было без толкотни быстро убежать.
Чтобы дать деду ориентир я покашлял и даже пропел под нос какую-то мелодию.
Ровно в девять со стороны лестницы послышались шаги. Под подошвами ботинок зашуршал битый кирпич.
14.
– Андрей! Ты где?
– Тут.
Он вышел из-за стены. В пиджаке и галстуке. Как на плакате. Мужественный и многообещающий, с легкой усмешкой.
– Теперь узнал? – спросил я.
– Как не узнать.
Я был ему рад. Друг. Из того времени, когда снег за шиворот не вызывает раздражения.
– Принес? – спросил я.
Он вытащил руку из-за спины и показал ту самую папку.
– А ты? Я протянул в его сторону сумку.
– Ну, давай, – попросил он.
– Вначале ты, – не поверил я. – Ты ведь знаешь, я не вру, – вроде убедительно.
– Ты один?
– Да.
– Как папа?
– Он умер.
Ни каких «прости», как была усмешка, так и осталась.
– Ладно, – он протянул папку.
Я взял изделие, повернул прозрачным пластиковым верхом к себе. Даже журнал на месте. Я заглянул внутрь. Листы там. Он подошел и взял сумку за ручку. Я отпустил. Захаров посмотрел на деньги, повернулся ко мне спиной и пошел к выходу. Все что ли? Мне стало обидно. И грустно с ним расставаться. Я хотел спросить про Аню. Я хотел его окликнуть, но вместо этого стоял как истукан, а пальцы по старой привычке залезли в папку и стали перебирать листы. Неужели я опять начал считать? Или это порыв от нервов?
– Тринадцать, – сказал я.
Захаров остановился.
– Чё?
– Я говорю: тринадцать. Листов тринадцать. А было – четырнадцать. Одного листа не хватает.
Захаров хмыкнул. Все считаешь?
– Бывает.
– Да, тринадцать, – подтвердил он. – Бабу я не отдал. Она мне самому нравится. Из вредности.
