Роберто Арльт - Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы
Бальдер полагал, что в самих материальных формах жизни кроются грехи, природа которых неясна и несвойственна человеку. Например, как мог жить человек, который предал Иисуса? Самоубийство Иуды Искариота вызвано ужасом, порождаемым в душе человека совершенным им самим страшным грехом. Если у такого человека не хватает мужества лишить себя жизни, то постоянное воспоминание о злодействе превращает само злодейство в ответвление долгого и сумрачного пути.
Бальдер, сам того не сознавая, искал этот путь. Он пытался разорвать узы, связывавшие его с обществом ему подобных, и проникнуть в подземелье, где двигались души-личинки. О своем состоянии Бальдер впоследствии говорил так:
«Если бы тогда мне явилось некое высшее существо и предсказало бы, что меня ждут вечные муки, я все равно не отступил бы от своего намерения быть рядом с Ирене. Каждый кубический дюйм моего тела настоятельно требовал, чтобы чары, которыми околдовала меня эта девушка, не рассеивались. Мне было необходимо, „совершенно необходимо“ пройти той таинственной тропой всемирного подземелья, где бледные полувоспоминания, чудовищные атавистические пережитки и слепые судьбы ждут случая, чтобы напитаться нашей кровью, которую они там черпают полной чашей.
Хочу отметить одну аномалию. Основанное на опыте предвидение событий, которые по логике вещей должны произойти (время показало правильность моих предположений), не только не ослабляет желания ступить на запретный путь, но даже подогревает его и усиливает. Разве не дьявольская алхимия управляет нашими чувствами, которые, вместо того чтобы вести от тьмы к свету, как того требует логика нормальных чувств, действуют наоборот: ведут нас от света к сумраку и от познанного — к тайне? С перехода через границы начинается систематическое нарушение всех добрых начал, от природы заложенных в человеческое сознание. Человек ищет окончательную истину наперекор своим заблуждениям».
Предание гласит: принц Непослушный вопреки советам своих Учителей хочет ступить на Запретный Путь, где его подстерегают многие Искушения. Он знает, что, если не будет Сильным, погибнет в пасти Чудовища. Принц верит в себя, ступает на Сумрачный Путь и побеждает Чудовище. Этой победой он приобретает Мудрость.
В атмосфере кошмара
альдеру кажется, что он скользит по резиновому полу. Но пол не резиновый, а деревянный. Эстанислао проходит большой зал с побеленным сводчатым потолком, мимоходом видит свое отражение в зеркале и выходит на галерею, увитую зелеными виноградными лозами…
Три головы оборачиваются к нему: Ирене, Зулема и мужчина.
Мужчина встает и пожимает ему руку. Он невысок, на носу с горбинкой очки, держится крайне холодно. Слова с каким-то присвистом вылетают из тонких губ. Бальдера охватывает брезгливое чувство.
— Очень рад с вами познакомиться, инженер Бальдер… Бальдер садится за столик напротив Ирене. Погружается в ее красивые глаза, которые из карих стали зелеными.
— …как вы понимаете, было необходимо…
Мужчина говорит с медоточивой хитрецой. Бальдер поддакивает, но почти его не слушает. Зато пожирает взглядом лицо собеседника — маленький человечек своей непривлекательной персоной олицетворяет дело первостепенной важности.
Бальдер старается собраться с мыслями и повторяет:
— Разумеется… разумеется… Мне тоже хотелось с вами познакомиться…
Зулема смотрит на него и подталкивает подругу локтем. Холодный человек высвистывает увертюру к первому действию:
— …от Зулемы я узнал, что вы женаты.
Бальдер уже овладел собой и смотрит на живую изгородь из бирючины, отгораживающую от улицы утрамбованную землю патио. Пентаграмма телеграфных проводов прерывается в вышине зеленым треугольником магнолии. У самой земли, за кустами бирючины, мелькают белые альпаргаты и черные брюки…
— …должен признать, что вы поступили как порядочный человек…
Бальдер спрашивает себя: «Неужели этот человек так груб как его расписывала Зулема?»
— …но этого не достаточно. Я друг семейства Лоайса…
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает Бальдер Ирене не решаясь при посторонних говорить ей «ты». Потом поворачивается к Альберто и решительным тоном спрашивает: — Что вы обо всем этом думаете?
Медоточивый человечек задумывается, словно над ходом при игре в шахматы. Делает рокировку.
— Препятствовать этому не имеет смысла. Не правда ли?
— Да-да… конечно…
— О, Альберто! — вмешивается Ирене.
— Ведь вы наш друг, как я понимаю? — спрашивает Бальдер.
— Да, но я также друг семьи Лоайса. Ирене наивная девочка…
Бальдер и Ирене обмениваются лукавым взглядом. Он лихорадочно думает: «Не стоит просить этого механика, чтобы он пояснил мне, как он понимает наивность. Если придираться к словам в нашей интеллектуальной беседе мы никогда не кончим».
— О да! Совершенно с вами согласен, что Ирене — наивная девочка, как раз поэтому я и проявил в отношениях с ней благородство, которого никто от меня не требовал. Может быть, слова теряют свое значение, как только их произносят, вы не находите?
Хитроумный человек откидывает голову. Сквозь стекла очков ищет на лице Бальдера иронию. Но Бальдер глядит серьезно. Он серьезен внутренне и внешне. Медоточивый человечек прерывает его свистящим шепотом:
— Как же мне не заботиться об Ирене, если я заменяю ей отца?
Рыжий петух остановился на мраморной лестнице, ведущей на галерею из патио, и рассматривает сидящих за столиком. Стоит, насторожив сморщенный гребень потом что-то кокочет, проходит за стулом Ирене и принимается безуспешно клевать мозаику.
Бальдера подмывает спросить у человечка, почему он говорит таким медоточивым голосом. Словно гадюка высвистывает ему в ухо свой ядовитый секрет.
— Сознавая это, я и согласился на ваше посредничество в этом деле.
Щуплый человечек мнет пальцами свои щеки и челюсти. И тем временем изучает лицо Эстанислао. Ситуация невыносима. Бальдеру хочется удрать. Холодный человечек неумолимо продолжает:
— Добрых намерений недостаточно. Мы можем согласиться на продолжение ваших встреч с Ирене только при условии, что вы разведетесь с женой. Ирене — девушка из общества…
Бальдер быстро спрашивает про себя: «Из какого общества?..»
Альберто продолжает:
— Ее отец был подполковником нашей армии. Как и вы, я не отрицаю, что некоторые общественные условности утратили всякий смысл, но мы живем в обществе и обязаны эти условности соблюдать.
Бальдер пытается скрыть свое изумление. Он думает: «В какой стране мы живем? Этот рабочий, моральный долг которого быть революционером, говорит мне, инженеру, о необходимости соблюдать светские условности. Жаль, что он не в России. Там бы ему показали!»
Оскорбления Бальдер оставляет при себе. Отвечает мягко:
— Я понимаю, что Ирене — девушка из общества и, стало быть, вы вправе требовать от меня, чтобы я сделал ее счастливой, разведясь с женой и женившись на ней.
Медоточивый человечек вкрадчиво спрашивает:
— И вы женитесь на Ирене?..
— Да… я женюсь. У меня предчувствие, что с ней я буду счастлив.
Ирене вонзает в Бальдера рыжеватые лучи своих глаз. Инженер взволнованно смотрит на ее нежное бледное лицо, обрамленное черными локонами. На глазах у Зулемы и Альберто они могут лишь пожать друг другу руки, и в сознании Эстанислао вихрем проносятся горы, снежные поля, дома с крутой крышей; он подходит к дубовым решетчатым воротам, Ирене выходит ему навстречу, чтобы поцеловать его. Почему бы нет? В конце концов, разве такое уж большое преступление оставить жену и сына?
Горячо вступается Зулема:
— Не сомневайтесь, Бальдер, не сомневайтесь! Кто, если не Ирене, может сделать вас счастливым? Сиди спокойно, девочка. Вы не знаете, как она добра…
Бальдер смотрит на широкое лицо Ирене, на ее глаза, непрерывно пожирающие его, и спрашивает:
— Ты думаешь, что поладим?..
Ирене медленно краснеет.
— Да, Бальдер, мы будем счастливы.
Эстанислао согласно кивает, и при этом вздрагивает от грустного предчувствия. Оранжевый тент залит солнцем, хрустально щебечут птицы в зеленой листве. Но у него на сердце печаль.
Альберто, скрестив на груди руки, созерцает скатерть, затем поднимает голову и спрашивает:
— Разве могли мы поступить иначе, Бальдер?..
— Почему вы меня об этом спрашиваете?..
— Поймите, Ирене вас любит. Нам это известно. И единственное, что мы смогли сделать, — это помочь ей стать счастливой.
Эстанислао готов быть снисходительным к этому медоточивому человечку, который его одновременно изумляет и завораживает, и он делает широкое движение рукой, но рука повисает в воздухе, потому что Зулема восклицает:
