Сергей Морозов - Великий полдень
— По-моему, какая-то дурацкая игра, — вырвалось у меня, когда Александр выключил компьютер.
— Я же говорил, папочка, тебе будет неинтересно.
— А тебе самому что — очень нравится?
— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Так себе. Но ведь у нас в школе все играют.
— Ну и что что все! А ты придумай что-нибудь более интересное.
Александр нахмурился.
— Все ребята играют, — повторил он. — И потом — мне поручили выполнить мою миссию!
Я сразу понял, о чем он в этот момент подумал. Однажды он попробовал отстоять собственное мнение — это было на Новый год — а в результате лишился товарища. Может быть, он уже жалел об этом… Неужели в самом деле жалел?
— Все правильно, — кивнул я. — Ты выполнил свою миссию. Игра есть игра.
А может быть, это было даже к лучшему. По крайней мере Александр не слишком расстраивался из-за потери макета. А глупая игра, что ж ведь когда-нибудь она надоест.
Я погладил Александра по голове и поднялся.
— Папочка, ты завтра что, едешь в Деревню? — вдруг спросил сын.
— Еду…
— А меня возьмешь с собой?
— Но… — запнулся я, — я еду туда не надолго, по делу.
— Знаю. На похороны, — спокойно сказал Александр. — Так ты возьмешь меня?
— Детям там нечего делать.
— Почему? — покраснел Александр.
— Ты что, похорон не видел? — ляпнул я.
— Конечно. Не видел.
— Ну да, правда, ты их еще, кажется, не видел… Там не будет ничего интересного, — твердо сказал я. — Кроме того, тебе завтра в школу.
— А похороны — уважительная причина.
— Нет-нет, это исключено.
— Но почему, папочка?
А действительно, почему?.. Я смущенно молчал. Александр рвался со мной в Деревню, надеясь увидеться с Косточкой. Это ясно. Значит, он и правда жалел о том, что не захотел пожертвовать Братцем Кроликом. Может быть, ему даже было стыдно, что он — такой большой, а как маленький вцепился в какую-то плюшевую игрушку.
— Ты хочешь помириться с Косточкой? — напрямик спросил я.
— Если он захочет.
— А если нет?
— Его дело.
— Вот молодец! — обрадовался я, но тут же спохватился: — Зачем же ты хочешь ехать?
Я пытливо посмотрел ему в глаза. Александр отвел взгляд и ужасно покраснел. Если не ради Косточки, то… Не иначе, как ему хотелось повидаться с той, которую однажды в санях «выбрал» и провозгласил «своей» и которую потом пригласил танцевать у новогодней елки, — с ней, с Майей! Ну конечно, так оно и было!
— Пожалуйста, папочка, возьми меня с собой, — дрожащим голосом проговорил Александр.
Странная мысль пришла мне в голову. Интересно, кто кому стремился подражать: дети нам или, может быть, все-таки мы нашим детям? Теперь наше с Александром «увлечение» одной и той же девушкой показалось мне даже забавным, но, кто знает, если бы сын был постарше на каких-нибудь лет пять, это было бы совсем не смешно. Слава Богу, пока что ни о каком соперничестве не могло быть и речи. Что же мне было делать? Не брать его с собой только из-за того, что сын, пожалуй, будет мне обузой и, чего доброго, станет путаться под ногами, мешать моему общению с Майей?..
— Хорошо, поедем — сдался я, — если мама разрешит.
— Мамочка разрешит, — обрадовался Александр. — Она как раз говорила, что пора бы мне уже помириться с Косточкой.
— Она так говорила? — слегка удивился я.
— Да. Потому что нехорошо ссориться с крестным братиком. Она говорит, что и Мама тоже хочет, чтобы мы помирились.
— А ты сам — хочешь? Может, вам и правда пора помириться?
— Тогда бы мне пришлось распотрошить Братца Кролика, — серьезно сказал Александр. — Ну уж нет!
— Глупости, это все в прошлом.
— Нет, иначе он не захочет. Я знаю.
— Что же, так и будете друг на друга дуться?
— Не знаю, — вздохнул Александр.
— Ну ничего, как-нибудь устроится.
— Только не надо, папочка, опять вмешиваться и нас мирить!
— Я и не думал вмешиваться, — замахал я руками.
— И мамочку попроси, чтобы не вмешивалась. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул я.
Поздно вечером, когда жена пила на кухне чай и сосредоточенно жевала бутерброд, я спросил:
— Так завтра едем на похороны?
— Ты поезжай. Я приеду попозже. К вечеру. С Мамой.
— Я думал, мы поедем вместе.
— Это же твой приятель — доктор. Не мой.
Это была ее обычная манера разговаривать, когда ей что-нибудь не нравилось или она не хотела что-то обсуждать.
В отличии от Александра, мысли которого, как мне казалось, были для меня словно открытая книга, в которой я легко мог все читать, моя собственная жена была для меня загадкой. То, что она меня по-своему любила, в этом я, пожалуй, не сомневался, но какого она обо мне мнения как о мужчине, и вообще как о человеке, этого я не знал. И потому, наверное, предполагал худшее. Я никогда не мог быть до конца уверен, что понимаю ее, а сама она, даже разнежившись, не имела склонности к откровенности. Хотя с подругами, а особенно с Мамой, она была весьма откровенна. Когда-то меня это обижало, но, в конце концов, ко всему привыкаешь.
В данном случае у меня имелись кое-какие версии. Во-первых, Наташа вообще не любила кладбищ и всего, что с этим связано. Сходить на поминки — другое дело. Во-вторых, она всегда недолюбливала нашего горбатого доктора. Не за его увлечение «медсестрами», конечно, она не была ханжей, а за его язвительную проницательность. Впрочем, из-за этого она не стала бы уклоняться от похорон. Скорее всего, решила солидаризироваться с Мамой, у которой, очевидно, была своя причина игнорировать похороны. Я уже говорил, что обычно она, Мама, была распорядительницей на подобных семейных мероприятиях. Но на этот раз Папа повел себя крайне бестактно, ни с того, ни с сего возложив хлопоты на изумрудноглазую шатенку. К тому же сама Альга проявила в этом деле чересчур заметную активность, когда сразу после произошедшего бросилась к сынишке доктора и даже самолично отвезла его в Деревню, чтобы поместить в Пансион. Конечно, такое горячее участие в судьбе мальчика свидетельствовало лишь о ее доброй и отзывчивой душе. Вполне естественно, что ей пришло в голову отвезти его в Деревню, где хозяйничала ее лучшая подруга, которая, в свою очередь, с не меньшим энтузиазмом принялась устраивать сироту в его новом доме… Тем не менее факт остается фактом: в данной ситуации Папа повел себя бестактно. Не удивительно, что Мама потеряла терпение и, решив проигнорировать похороны, так сказать, устроила Альге «обструкцию». Само собой, теперь обе женщины будут хитрить, сказываться больными и так далее, но никогда не признаются напрямую.
— Может, взять с собой Александра, — сказал я.
— Бери, — молвила Наташа.
— А как же школа?
— А что школа? — фыркнула жена. — Разве это школа?
— То есть? Что ты хочешь этим сказать? — поднял я брови. Она так легко согласилась, чтобы Александр ехал со мной.
— Разве это нормальная школа? Разве он может научиться там чему-нибудь хорошему?
Последняя фраза показалось мне довольно подозрительной. Значит, ей не нравилась школа. Она упрекала меня?.. Впрочем, я не стал развивать эту тему на ночь глядя.
— Значит, ты не против, если он поедет со мной? — переспросил я.
— Что ж, хоть побудет на свежем воздухе. Да и с Косточкой помирится.
— Давай не будем вмешиваться в их отношения, — предложил я.
— Это проще всего, — снова фыркнула она, явно чем то недовольная.
— Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться.
— Будь твоя воля, ты бы вообще ни во что не вмешивался!
— То есть?
— Забился куда-нибудь в норку и сидел бы там всю жизнь тихо, как мышь. Вот и все.
— Ты к чему это говоришь?
— Ни к чему, — ответила жена.
— Ну хорошо, — сказал я.
И эту тему я тоже не стал развивать.
5
Уши так и не обнаружились, хотя по словам Наташи, а ей накануне рассказала Мама, на их поиски были брошены лучшие силы. Толя Головин, несмотря на свою чрезвычайную занятость, занимался этим лично, все ж затронута честь мундира. Ждали до самого последнего момента, что их доставят. Надеялись пришить, что ли… Вообще вся процедура сильно затянулась. Не только из-за ушей. Еще потому, что как всегда дожидались Папу. Он вроде бы намеревался прибыть с утра, но его так и не дождались. Что было довольно странно, учитывая его стремление держать Альгу около себя, а она теперь педантично выполняла поручение распоряжаться на похоронах.
Народу на кладбище собралось немного. Из ближайших, «своих» были лишь Майя с Альгой, попадья да я. Даже дядя Володя не смог прийти — ему было велено остаться с детьми в Деревне. Наши старички также отсутствовали. Эти, хотя и прибыли в Деревню, из — за чрезвычайной слякоти и промозглости сидели в особняке. Непонятно, с какой целью явились на кладбище телевизионщики во главе с популярным телеведущим, свидетелем нападения на доктора. Если телевизионщики что-то засняли на похоронах, то я так и не понял, что именно. Для дежурного сюжета в хронику светских новостей материал был, прямо скажем, мрачноватый. Странно, что они вообще сюда просочились. Еще непонятнее и неуместнее было присутствие нескольких явно бандитских рож, правда, с прилично-скорбным выражением. Это пожаловала делегация от Парфена — с целью продемонстрировать лояльность Папе. Пустили ж таких! Ходил между нами также мой протеже, симпатичный официант Веня с небольшим подносом, на котором теснились фарфоровые кружки с горячим грогом, и вежливо предлагал «погреться». Он уже выглядел здесь совершенно своим.
