Лиана Мориарти - Что забыла Алиса

— За что его не прощу? — перебила Алиса.

— Ну и ну! — Кейт убрала с липких от блеска губ прядь золотистых волос. В волнении она даже забыла о высокомерном тоне.

— Из-за чего мне нужно его прощать? — Алиса еле удерживалась от того, чтобы не положить руки на красивую шейку Кейт и не придушить ее.

— Здравствуй… — На плечо сзади легла чья-то осторожная рука.

Алиса обернулась и прямо перед собой увидела Доминика.

— Как дела, Кейт? — спросил он, не убирая руки с плеча Алисы, будто лаская. Было приятно, что он не стеснялся делать это открыто. — Поздравляю, поздравляю! Субботний вечер определенно удался.

В нем странно смешивались уверенность и застенчивость.

— Ты-то как, Доминик? — поинтересовалась Кейт.

От жгучего любопытства и свежайших сплетен лицо ее просто горело.

— Готовлюсь к понедельнику. — Доминик убрал руку с плеча Алисы, на что она не обратила внимания, и сделал незаметное легкое движение ногой, будто в боксерском поединке. Потом улыбнулся Алисе. — После поговорим.

Она улыбнулась в ответ. Он смотрел на нее так, как Ник, когда они только начали встречаться. От такого взгляда она чувствовала себя очень желанной и исключительно интересной. Она подумала, что так бы сейчас смотрел на нее Ник.

— Хорошо, — ответила она.

— Доминик, вы нам нужны! — пронзительно закричала какая-то женщина.

Он послушно заторопился к ней.

— Значит, ты ему ничего не сказала о вас с Ником? — поспешно спросила Кейт.

— Нет еще.

— Но это точно?

— Думаю, что да. Надеюсь. Это пока секрет.

— Понятно! Закрываю рот на замок. — Кейт, шутя, сделала движение, будто застегивая рот на молнию.

— Так из-за чего же мне нужно прощать Ника?

— Э-э… Что ты сказала? — рассеянно произнесла Кейт. — Ах да… в общем, мы говорили о Джине.

— О Джине? — повторила Алиса, мысленно хватая Кейт за плечи и тряся ее так, что у той застучали зубы.

— Знаешь, ты говорила, что он не удосужился даже прийти на похороны. Ты казалась такой… Ну, вот поэтому все вообще так неожиданно.

Получается, Ника не было на похоронах лучшей подруги Алисы. Но почему? Причина, должно быть, имелась действительно веская. И разводились они явно не из-за этого.

— Я вот что хочу сказать… — начала Кейт, теребя пуговицу на тренчкоте и глядя на Алису чуть ли не робко. — Знаешь что… если это только из-за детей, не сходись. Мои родители жили вместе именно поэтому, «из-за детей», — она сделала пальцами в воздухе знак кавычек, — а ведь детей не проведешь: они очень хорошо чувствуют, когда родители презирают друг друга. Это ужасно… Ужасно расти в такой обстановке. И потом, Доминик — это ловушка. Правда-правда! Вот… можешь принять как бесплатный совет от Кейт, дорогая! Все, лечу! Пока!

И Кейт ушла, стуча каблуками, перебросив за плечо сумочку и подтягивая пояс тренчкота.

Может, не такая уж она была и жуткая.

Я уже подумала было: а не наплевать ли мне на этот утренний анализ крови? Не прийти, да и все. Прогулять.

Но, само собой, ровно в восемь я уже была на месте. Написала на доске свою фамилию. Протянула руку медсестре. Поверила на пробирке, правильно ли написаны моя фамилия и дата рождения. Прижала ватку к пятнышку крови.

— Счастливо, — сказала сестра, когда я выходила из кабинета.

Вечно она со своим этим «счастливо». Этак свысока.

— Иди ты со своим «счастливо», — ответила я и ударила ее в нос.

Дж., не подумай только, что я и вправду так поступила. Конечно же нет. Я ответила: «Большое спасибо!» Потом я пошла в офис, и, само собой, Лейла была уже там; блестя глазами, тряся волосами, забранными в хвост, начала трещать, как отлично прошло окончание семинара в пятницу, когда мне пришлось уйти, как хорошо о нем отзывались, как двенадцать человек записались на семинар для продвинутого уровня.

— Ты хоть спросишь, почему мне пришлось уйти? — поинтересовалась я. — Знаешь, что с моей сестрой? Слышала, что она попала в больницу?

Знаешь, Джереми, ее серьезное лицо как-то сразу осунулось. Она словно потерялась, и у меня было такое чувство, что я пнула котенка. Она буквально рассыпалась в извинениях. Она уверяла, что думала, будто я не люблю говорить о личном.

Да, не люблю! И не любила никогда! Бедная женщина.

Вот и окончательное подтверждение, что я — ужасный человек.

Алиса сидела на ступенях передней веранды, нежилась в лучах осеннего солнца, доедала торт с заварным кремом, который оставила мать, и раздумывала, куда ей нужно идти. В ежедневнике на сегодня стояло: «Л — 10 утра». Что скрывалось за «Л» — человек, который где-то ждет ее? Важно ли это «Л»? Можно было бы позвонить Элизабет или матери и внести ясность, но казалось, у нее не хватало на это сил. Пойти, что ли, вздремнуть…

Вздремнуть? С ума, что ли, сошла? У тебя дел — вагон и маленькая тележка! — заорал внутри тот же противный голос.

— Замолкни, зануда, — вслух сказала Алиса. — Не помню я, что там за вагон и маленькая тележка.

Она закрыла глаза и с удовольствием ощутила на лице солнечное тепло. Было совершенно тихо, только где-то вдалеке гудел мотоцикл. Удивительно тихо в пригородах в середине рабочего дня. Обычно она замечала это, только когда болела и вынуждена была не ходить на работу.

Она открыла глаза и зевнула. Можно, пожалуй, и доесть этот торт с заварным кремом. Осталось-то всего ничего. С того места, где она сидела, на доме напротив виднелась табличка «ПРОДАЕТСЯ». Так вот где жила Джина. Наверняка Алиса не раз бывала в этом «шикарно отремонтированном, стильном доме», забегая занять сахару или еще за какой-нибудь ерундой. Если бы Алиса как следует обо всем поразмыслила, то предположила бы, что после тридцати не заводила новых друзей. У нее их вполне хватало. И потом, выходить куда бы то ни было ей хотелось только с Ником и Элизабет, а еще она готовилась стать матерью. Она полагала, что для развлечения этого вполне достаточно.

Но, похоже, дружба с Джиной занимала значительное место в ее жизни. Когда Джина умерла, на душе у нее стало невыносимо пусто. Это озадачивало Алису. Похоже, она слишком много суетилась из-за чего-то.

Звук мотоцикла стал ближе.

Ой… Он ехал по дорожке к ее дому. Это что, «Л»?

Алиса вытерла рот рукой и поставила тарелку на ступеньку рядом с собой.

Мужчина в черной кожаной куртке, с лицом, скрытым под непроницаемым черным шлемом, подъезжая к ней, приветственно махал рукой в мотоциклетной перчатке. Он остановился, поставил мотоцикл на тормоз, выключил зажигание.

— Здорово, старушка, — произнес он, снимая шлем и расстегивая молнию на куртке.

— Здорово… — растерянно откликнулась Алиса: так она еще никого не приветствовала.

Он был красив на грани пародии: широкий разворот плеч, бицепсы, сияющие глаза, четко очерченный подбородок. Алиса поймала себя на том, что огляделась в поисках какой-нибудь женщины. Что толку было в этом писаном красавце, если не с кем перекинуться многозначительным взглядом — ни с подругой, ни с сестрой.

Ну не с ним же она встречалась? Такого просто не могло быть. Он был, как говорится, не ее поля ягода и больше всего походил на персонаж из мультика. Она еле удерживалась от того, чтобы глупо не захихикать.

— Чем подкрепляешься перед занятием? — вопросило это олицетворение мужской сексуальности.

— Перед каким занятием? — переспросила Алиса.

В голове у нее все смешалось. Может быть, это жиголо и приехал он, чтобы обслужить ее по полной программе? Как-никак, а она была женщина средних лет, да к тому же с собственным бассейном.

— На тебя не похоже. — Он стянул куртку, и белая майка задралась, открывая его тренированный пресс.

Ну что ж… От этого мир в тартарары не провалится.

Не-е-е-ет, сэр! Допустим, она сделала предоплату…

Алиса принялась беспомощно хихикать.

— Ты чего это? — Он сухо улыбнулся.

Повесив шлем на руль мотоцикла, он направился к ней. Что нужно было говорить? «Вы так хороши, что мне даже смешно»?

От приступа смеха ноги у нее стали ватными. У него сделался испуганный вид. Да что же это такое! Привлекательные люди ведь существовали на самом деле. Они тоже умели чувствовать. Алиса взяла себя в руки.

— Со мной произошла неприятность, — заговорила она, глядя на него. — На прошлой неделе… в спортзале… упала, ударилась головой… Теперь страдаю от провалов в памяти. Поэтому прошу извинить — я не помню ни кто вы, ни зачем вы здесь.

— Да брось ты! — ответил он и подозрительно посмотрел на нее. — Сегодня же не первое апреля!

— Нет, — вздохнула Алиса. Дурацкий смех прекратился. У нее начинала болеть голова, и она повторила: — Я не знаю, кто вы.

— Я… это… — произнес он. — Я Люк.