Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом
Глава двадцать вторая
Omnia mutantur, nihil interit[12]
Ресторан был оформлен в деревенском стиле. На стенах аляповатые пейзажи и декоративные снопики колосьев вперемежку с какими-то сухоцветами, должно быть призванными изображать луговые цветы, с потолка там и тут свисают связки лука и перца, в углу – потертое конское седло, ставшее уже непременным атрибутом любого уважающего себя заведения подобного рода. Данилов, иронизируя, называл подобные дизайны «клиническими пасторалями».
Место было выбрано по двум причинам. Из-за умопомрачительно вкусного, как утверждал Полянский, мяса по-купечески, приготовляемого в горшочках, и из-за соответствия московскому «золотому стандарту» – чистота, шаговая доступность от метро, умеренные цены. Когда-то в этот стандарт входили и вежливые расторопные официанты, но это было очень давно.
— Официанты вымерли как динозавры, остались одни халдеи, — не раз повторял Полянский, любящий не только обобщать, но и преувеличивать.
Полянский удивил с самого начала тем, что явился с опозданием на полчаса. Данилов как раз допивал вторую бутылочку газировки.
— Так ждал нашей встречи, что на час спутал время, — вместо извинения сказал он и пояснил: – Это я не злонамеренно опоздал на полчаса, а добросовестно пришел на полчаса раньше.
Данилову было все равно – злонамеренно или добросовестно. Он продолжал радоваться жизни. В том числе и тому, что видит друга.
— Ты похудел, Вова, — после обмена приветствиями настал черед обмена впечатлениями. — Но ничего – выглядишь моложе.
— Это я побрился. — Данилов машинально провел рукой по непривычно голым щекам. — И немного поиграл на скрипке, а музыка не только вдохновляет, но и омолаживает. Недаром почти все дирижеры, композиторы и прочие музыканты живут долго.
— Да, например Моцарт и Шопен.
— Моцарта отравил злодей Сальери, — напомнил Данилов. — А у Шопена смолоду был туберкулез. И то, что он дожил до сорока лет, уже большая заслуга. А ты вот все округляешься, скоро будешь как Колобок.
— Я скоро буду комком нервов, — скривился Полянский. — У нас на кафедре такое творится. Не то слияния ждем, не то реорганизации. Ох! Армагеддон, Содом и Гоморра! Впрочем, мне это все параллельно – я найду куда приткнуться, но ежедневно наблюдать это бурление дерьма очень тяжело.
— Крепись, — посочувствовал Данилов.
К столику подошел совсем юный официант.
Полянский раскрыл меню, сразу же заглянул в конец и спросил тоном пресыщенного знатока:
— Что, разве у вас нет токайского кьянти?
— Нет, — с приличествующим сожалением подтвердил официант.
— Мда… — помрачнел Полянский. — А виски «Кантритаун» есть?.. Тоже нет? Ну ладно, тогда принесите нам по салатику с креветками, только укроп в него крошить не надо, и по бутылке безалкогольного пива.
— Это все?
— Пока все.
— Что за цирк? — спросил Данилов после ухода официанта. — Я же говорил тебе, что решил не пить…
— Это не цирк, а психологический прием. Не секрет, что алкогольные напитки приносят любому заведению больший доход, нежели еда. Тем более что их и готовить не надо – открыл и разлил. Поэтому официанты натаскиваются на втюхивание алкоголя. На настойчивое втюхивание. И не устрой я этого, как ты изволил выразиться, цирка, нам бы пришлось несколько раз отклонять предложение выпить что-нибудь покрепче. Я здесь не первый раз и успел изучить все их приемчики. А так – все по чесноку. Нет у вас путных напитков, так мы просто вынуждены пить безалкогольное пиво и минералку.
— Умно, — одобрил Данилов.
Официант принес салат и пиво.
— Через час, пожалуйста, два купеческих горшочка, — попросил Полянский.
— Оно раньше и не будет готово, — заверил официант.
Он выждал еще секунд десять – вдруг клиенты решат заказать что-то еще – и ушел.
— Понты! — фыркнул Игорь. — Можно подумать, что только после получения заказа повар начинает разделывать мясо и чистить картошку с луком!
— Разве не так? — спросил Данилов, пробуя пиво.
Пиво с непривычки показалось очень горьким. Или это просто сорт такой?
— Все готовится заранее, я тебе уже это говорил. После заказа только смешивается, доводится до кондиции и подается на стол. Ну бог с ними, давай лучше расскажи о себе.
— Да что там рассказывать. — В отличие от Игоря Данилов не спешил набрасываться на салат – растягивал удовольствие. — Сначала депрессия, потом дурдом… Очень, знаешь ли, интересное впечатление – оказаться по ту сторону баррикад не где-нибудь, а именно в дурдоме.
— Могу представить, насколько это хреново…
— Не можешь, — покачал головой Данилов. — Пока сам не поваляешься на койке, ты даже и в общих чертах не представишь себе, что такое дурдом. Кафедра психиатрии на пятом курсе не дает никакого представления об этом месте. Так же, как и все книжки, начиная от «Пролетая над гнездом кукушки» и заканчивая прикольными байками, которые так любят рассказывать психиатры. Все это, пардон муа, херня на постном масле, в первую очередь потому, что книгу можно отложить в сторону, с практических занятий или с лекции удрать в кафе или в кино, а из дурдома больной уйти не может. Это самое страшное – несвобода, она даже страшнее того, что тебя никто не понимает. Или просто делают вид, что не понимают, — какая разница?! Главное не в этом, а в том, что человек начинает чувствовать себя бессловесной тварью!
— Да… — вздохнул Полянский. — Я приезжаю из Египта, и тут сразу две новости… Ты знаешь, я всегда очень любил твою маму. Она была добрым, искренним и вообще очень хорошим человеком. Пусть земля ей будет пухом, что тут еще скажешь?
— Я ее тоже любил.
— Как же иначе? Эх…
Застольные беседы хороши тем, что паузы очень гармонично заполняются едой. Когда тарелки опустели, а пива осталось на донышке, Полянский подозвал официанта.
— Мне воду с газом, — сказал Данилов.
Безалкогольное пиво не пошло – было оно каким-то ненастоящим, что ли. Полянский из солидарности заказал воду и себе. Помимо воды он попросил официанта принести им холодец.
— Холодец у них тут особенный, — пояснил Полянский, — лучше колбасы.
— Я люблю холодец, — ответил Данилов.
— Ну, про кормежку в больнице я не спрашиваю, и так все ясно. А что у тебя произошло с докторами?
— Мы не сошлись с ними по одному богословскому вопросу. Они утверждали, что я шизофреник, а я доказывал им, что являюсь безобидным психопатом, который не желает пить их сраные таблетки. Конфликт вылился в противостояние, мне даже пришлось отдохнуть от жизни в связанном виде, но этого я почти не помню, потому что все время спал. Потом я ломал голову над тем, как вообще буду выпутываться из этой ситуации. Башка трещала от напряжения, а из ушей валил пар…
— Я общался с Еленой.
— Лена – это просто уникум! Героиня невидимого фронта! — заверил Данилов. — Вытащить меня за уши из этого дерьма! Ты знаешь, что она ухитрилась разжиться ксерокопией моей истории болезни?
— Джеймс Бонд и Штирлиц не справились бы с этой задачей, — улыбнулся Полянский.
— Живешь с человеком, привыкаешь к нему, и кажется он тебе таким знакомым, таким понятным, а случись что, и удивляешься: «Как же это раньше я ничего не замечал?»
Следующую паузу заполнили холодцом. Полянский не обманул – блюдо и впрямь оказалось очень вкусным.
— Ты уверен, что у нас останется место для мяса? — усомнился Данилов.
— Конечно останется, — заверил Игорь. — Тем более что его принесут минут через двадцать, не раньше. Ты как раз успеешь досказать свою одиссею.
— Самое интересное, как в детективных романах, было в конце. Я лежал в коридоре и думал о жизни. Я там вообще много думал. Да, случилось все это в воскресенье. После обеда. На посту зазвонил телефон. По тому, как отвечала сестра: «Да, Геннадий Анатольевич», «Хорошо, Геннадий Анатольевич», «Я поняла, Геннадий Анатольевич», несложно было догадаться, что звонит заведующий отделением. Сразу после разговора сестра побежала в первую палату, местный люкс, откуда только накануне выписался пациент…
Фамилию артиста Данилов давно вспомнил, но называть не стал. Врач должен хранить врачебные тайны, пусть даже и чужие.
— Ну, думаю, сейчас какого-нибудь блатного бобра к нам привезут. Интересно же, развлечений там немного. И тут медсестра подходит к моей койке и говорит: «Владимир Александрович, заведующий отделением распорядился перевести вас в первую палату. Пойдемте…» Представляешь? Если бы я не лежал, то упал бы. Смотрю на нее и так полушутя уточняю: «А голос у вашего заведующего не пьяный был?» «Нет, — отвечает, — нормальный был голос. Он так и знал, что вы удивитесь, и сказал, что завтра сам вам все объяснит».
— Ну, прямо «Тысяча и одна ночь»! — восхитился Полянский.
