Олег Рой - Паутина лжи
День уже клонился к вечеру, Юля намекнула, что пора собираться домой, но ее никто не поддержал. И Саше, и Насте с Ясей хотелось еще погулять, и даже проснувшийся Гоша всем своим видом давал понять, что отнюдь не торопится завершить прогулку.
– Пошли обойдем вокруг пруда, – предложил Саша.
Юля согласилась. Она, конечно, знала о том, что у ее мужа есть любимое место в Москве. В самом начале их отношений, еще в период ухаживания, когда Саша был так влюблен, а Юля еще не отвечала ему взаимностью, он однажды привел ее сюда и рассказал, какую роль играет этот пруд в его жизни. И позже, в первый год их совместной жизни, они несколько раз приезжали сюда – погулять, полюбоваться отражением усадьбы и церкви в воде, поговорить о чем-то важном или просто помолчать вместе, ощущая себя единым целым. Потом родились дети, навалились заботы, и они уже перестали приезжать сюда вместе… И, как дала понять жизнь, очень зря.
Неугомонные Яська с Аськой затеяли игру в догонялки и умчались далеко вперед, а Саша с Юлей неторопливо шагали по берегу, наслаждаясь красотой угасающего летнего дня. Саша толкал впереди себя коляску, и сидящий в ней Гошка с интересом изучал все вокруг, иногда принимаясь оживленно лопотать на своем детском языке и показывать пальцем на то, что его особенно заинтересовало. Это были то порхавшая вокруг его головы пара ярких бабочек, то трясогузка, весело скачущая по дорожке перед ними, то промчавшийся мимо шоколадный ирландский сеттер, то художница, воплощавшая на своем мольберте один из красивейших видов Москвы.
Заметив девушку еще издали, Саша замер. Художница сидела к нему спиной, и он не мог видеть ее лица, густые пшеничные волосы, струившиеся по ее плечам, и длинный яркий сарафан цвета весеннего неба показались ему хорошо знакомыми…
Мария!.. Неужели он наконец нашел ее? Встретил после стольких месяцев воспоминаний и мечтаний? И что теперь? Подойти, поздороваться, заговорить с ней? Неудобно перед Юлей… Жена сразу обо всем догадается. Или пусть догадается? Наплевать на все условности, самому подвести Юлю к ней и познакомить этих двух самых важных в его жизни женщин? Нет, это плохая идея, даже нелепая. Наверняка обе будут смущены, почувствуют себя неловко – зачем ставить их в неудобное положение? Но что же тогда? Пройти и сделать вид, что не заметил? Трюк, к которому обычно прибегают все горе-донжуаны. Дешевый и пошлый трюк – но, похоже, ничего другого не остается.
И он, склонившись над коляской, старательно изобразил, будто очень занят ребенком и ничего вокруг его не интересует. Так они с Юлей уже почти миновали девушку, но в последний момент Саша не удержался и все-таки обернулся. В тот же самый миг художница подняла голову от рисунка. Их глаза встретились.
Это была не она. Не Мария. А совсем другая девушка. Тоже очень красивая, тоже лет двадцати, тоже любящая рисовать. Наверное, студентка художественного вуза.
И еще один эпилог
Закат за окном уже догорел, но она не спешила зажечь люстру. Последнее время она полюбила сидеть вот так, в потемках, сумерничать, как это называлось в книгах русских классиков. Не читать, не открывать нетбук, не включать телевизор, даже по возможности не подходить к телефону. Просто сидеть и смотреть в большое, во всю стену, окно. Когда в комнате горит свет, сразу начинает казаться, что за окном полная темнота. Но пока не дотронешься до выключателя, замечаешь, что темноты-то никакой и нет. Есть усыпанный многочисленными огнями берег озера, есть светящиеся красным и желтым фары автомобилей, есть вода со скользящими по ней судами, которые тоже мигают разноцветными огоньками, есть очертания гор на горизонте. Даже небо – и оно не выглядит темным, а кажется лишь сочно-синим. А вскоре взойдет луна, засияет ровным золотым светом, и тогда на зеркальную гладь озера ляжет дрожащая серебристая дорожка. Зыбкая и в то же время такая реальная, почти осязаемая, что кажется – ступи на нее, и устоишь, удержишься на воде, можешь сделать шаг, другой, третий… И в конце концов придешь к счастью. Только вот где оно, это счастье, как оно выглядит, как его искать? Никто не знает…
Уютную тишину разорвала трель мобильного, и она недовольно поморщилась. Как не вовремя, в самом деле! Ну что стоило звонящему набрать ее номер чуть раньше или чуть позже? Или лучше вовсе не набирать. Просто оставить ее в покое, дать отдохнуть. Она и так уже нанервничалась за последнее время со всеми этими событиями… Еще раз вздохнув, она все-таки протянула руку к мигающему в полумраке телефону, взяла его, посмотрела на дисплей. «Анна». Помощница. Ну что ей еще надо? Будто нельзя было решить все вопросы днем? Или отложить до завтра?
– Что тебе, Анна?
– Извините, что беспокою вас в такое время, – затараторила трубка, – но мне только что позвонил один человек… Из Италии…
– Кто именно?
– Вам его имя ничего не скажет… Но несколько лет назад он собирался стать нашим клиентом. С ним работал Леонид, но тогда что-то сорвалось. Так вот, этот человек хочет… Ну, вы меня понимаете…
– Нет, Анна, не понимаю. Что хочет этот человек?
– Он хочет, чтобы в его семье появился ребенок.
– Вот как?
– Да. Тогда, насколько я поняла, шли переговоры о мальчике, но теперь мальчику уже четыре года, и они с женой решили, что хотят девочку. Я, конечно, сказала им, что после истории с разоблачением доктора Мишина мы больше не занимаемся этим бизнесом, но он так просил, так просил… Обещал, что готов заплатить и больше, хоть вдвое больше, чем это стоило раньше. Мне пришлось сказать, что я посоветуюсь с вами.
– Надеюсь, ты не назвала моего имени? – усмехнулась она.
– Что вы, госпожа Иоганна, как вы можете такое говорить! – возмутилась помощница. – Я и раньше-то была очень осторожна, иначе мы с вами не вышли бы сухими из воды. И теперь тем более я лишнего слова не произношу, пока все не обдумаю…
– Да, Анна, в этой истории нам с тобой действительно повезло…
Госпожа Иоганна Паули, урожденная Эггер и носившая несколько лет в своей жизни фамилию Кравчук, снова усмехнулась.
Она всегда была везучей и знала это. Но знала также, что это ее везение – не проявление милости фортуны и не подарок Небес, а ее же, Иоганны, собственная заслуга, результат ее способностей и усилий.
С первых лет, а точнее, даже дней своей жизни, Иоганна была на редкость упряма и настойчива. А еще – очень сообразительна. Она очень быстро, уже на втором году жизни, поняла, что от папы и в особенности от брата можно добиться чего угодно, если как следует поныть и всем своим видом изобразить невероятные страдания. Тогда они пожалеют свою любимицу и сделают все, чего она хочет. А вот с мамой, увы, такой номер не пройдет. К маме надо было искать другие подходы, каждый раз разные. Но Иоганне удавалось и это – она ведь была сообразительной.
Командовать братом, кстати, получалось лучше всего. Ведь мало того, что она девочка – она еще и младшая. Стало быть, ей надо во всем уступать. Оставлять ей лучшие куски, отдавать безропотно любую вещь, которая ей глянется, и делать все, что она потребует. А разве может быть как-то иначе?
Даже в луганской школе Иоганна всегда была лидером среди подруг. А уж в московской все и вовсе смотрели ей в рот – еще бы, иностранка, да не откуда-нибудь, а из самой Швейцарии! Учителя, все как один, были к ней снисходительны, подчас излишне. Но ведь бедная девочка живет в чужой стране, русский язык для нее не родной, ей так трудно… О том, что у бедной девочки учится в этой же школе, на три класса старше брат, для которого русский язык тоже не совсем родной, но который прекрасно со всем справляется, учителя почему-то благополучно забывали.
Что касается одноклассниц и подружек по двору, то для них Ваня была непререкаемым авторитетом и эталоном всего – красоты, моды, стиля поведения. Девочки делали прическу, как у нее, подражали ее походке, повторяли ее интонации и словечки и копировали один в один манеру танцевать. Получить от Вани какую-то мелочовку в подарок считалось у них большой удачей, зазвать к себе в гости – величайшим счастьем, а уж приглашение к ней домой и вовсе воспринималось как некое проникновение в Святая Святых, приобщение к чему-то почти божественному.
Естественно, именно Ваня стала первой девочкой в классе, на которую обратили внимание мальчики. Именно ей были адресованы первые записки с робкими признаниями и корявыми, но трогательными стихами собственного сочинения, именно ее приглашали в кино и на свидания, именно ей дарили цветы и шоколадки. Телефон в те годы в квартире Эггеров звонил, не смолкая, порой только что не раскаляясь докрасна, но часть абонентов при этом не решалась вступить в разговор и бросала трубку, едва услышав «Алло!», или молча сопела, так и не отваживаясь заговорить. Родители ворчали, Иоганна только смеялась. Никто из звонивших, писавших записки и приглашавших в кино ее не интересовал.
