Елена Ляпота - Через тернии к свету (СИ)

— Может, вы все-таки вспомнили что-нибудь интересное? Врагов? Завистников? Кто-нибудь мог желать им смерти?

Лиза закатила глаза и на губах у нее промелькнула грустная улыбка.

— Враги? Да у них по определению не могло быть врагов. Это ж в доску свои перцы. Баловались всем подряд и никогда не жадничали. У них столько корешей, что мама дорогая. И все как один — тянулись к ним поближе. Как к дойным коровам.

— Да ну тебя, — негромко сказала Катя, — Можно подумать, их кто-нибудь любил. Кроме нас.

— А почему? — осторожно вмешался следователь.

— Бескрыши. Бабники. А иногда — настоящие сволочи, — в глазах Кати задрожала слеза, — Мне говорили, а я не верила. До последнего не верила… Потом пришлось.

— Расскажите поподробнее, — попросил Черненко, — Может, было что-нибудь такое, ну, скажем, в прошлом, за что им могли бы мстить?

— Не знаю. Я ничего об этом не слышала.

— Они когда-нибудь были во Франции?

Катя как-то странно посмотрела на капитана Черненко, и он понял: эта девушка знает. Знает, и готова рассказать. Он не ошибся.

— С неделю назад я случайно познакомилась с Викой, бывшей невестой Вадика. Я почему-то думала, что она — курица тупая и безмозглая. Так называл ее Вадя. А Вика оказалась нормальной. Когда я спросила, почему же они расстались, она рассказала мне страшные вещи.

Четыре года назад они всей компанией встречали Новый год во Франции, у ее пожилого дяди. Там работала молоденькая русская. Вадик, Женя и Артем сразу положили на нее глаз, начали приставать. Девушка отбивалась, как могла, а потом не выдержала, отпросилась и ушла домой. И ребята ушли. Вика думала, что они отправились шататься по улицам.

Потом явился парень этой девушки. Оказалось, что она не вернулась домой.

Вечером следующего дня приехала полиция, задавали вопросы. Ребята слезно просили Вику подтвердить, что они были в доме и никуда не выходили. Клялись, что на них хотят повесить разную гадость, в которой они не виноваты. Вика и ее подружка согласились.

Лишь потом они узнали, что ту русскую служанку изнасиловали и убили…

Вика призналась, что сразу поняла правду. Но отказываться от своих показаний не стала. Боялась, что ее посадят за ложь.

Катя замолчала, и в комнате воцарилась идеальная тишина, прерываемая лишь приглушенными звуками, доносящимися с улицы. Там, за окном, бурным ключом била обыкновенная человеческая жизнь. Все ходили с улыбками и радовались наступившему Новому году. И только здесь — в этом кабинете — густым невидимым туманом нависли призрачные воспоминания о чужой невыносимой боли…

— Похоже, она-таки осталась жива, наша потерпевшая, — пробормотал вслух следователь, — и выбрала довольно изысканный способ мести.

8

К полудню пришли результаты экспертизы странной книги. Язык, на котором она была написана, идентифицировать не удалось. Символика, очевидно, придумана автором этой книги и понятна только ему.

Арбалет вытащить не получилось. Пришлось ломать.

Зато удалось доказать, что иглы были выпущены именно из него. Правда, ни одного отпечатка пальцев, ни единой пылинки, соринки, обнаружено не было. Идеальное орудие убийства. Пойди найди, кому он принадлежит. Разве что сам признается, или отыщутся свидетели, видевшие подобную штуку у кого-нибудь в руках.

Но свидетелей не нашлось. Тогда капитан Черненко распорядился обыскать вещи Анны Лиман, что остались в коттедже.

В саквояже оказались вполне обычные вещи: белье, документы и старая потрепанная тетрадь.

«Дневник» — было написано посредине большими русскими буквами.

Капитан пролистал обыкновенные тонкие листочки в клеточку, исписанные довольно небрежным женским почерком. Ничего интересного. Размышления на бумаге.

Черненко на время отложил тетрадь в сторону — на досуге перечитает, вдруг обнаружит на свежую голову какую-нибудь ниточку, которая пока не желала добровольно кидаться в глаза.

Паспортов оказалось два — один русский. Другой — заграничный. И виза стояла польская.

Следователь сунул оба паспорта оперативнику — тоже на проверку.

Он еще раз потряс саквояж, прощупал дно и радостно воскликнул. Есть — потайной карман, спрятанный довольно замысловато. Черненко долго вертел саквояж в руках, пытаясь сообразить, как открыть эту проклятую штуковину. Наконец, ему это удалось, и следователь вытащил наружу небольшой сверток.

— Документы, — задумчиво прошептал он, — Паспорта, водительские права, кредитные карточки. Все на иностранном. Фотография мужская. Вот вам наш загадочный убийца.

9

Капитан Черненко сидел за рулем служебной машины, мурлыкая себе под нос подхваченный из динамиков магнитолы мотив. Все складывалось хорошо. Как по маслу.

В папке у него лежали письменные показания врача и медсестры отеля, которые утверждали, что Анна Лиман, совершившая попытку самоубийства, все время находилась под их присмотром. Ни на минуту не приходя в сознание. И это хорошо. Это просто отлично. Факт присутствия некоего Франца Санссека — владельца найденных документов — налицо. Все улики, подтверждавшие его присутствие у него в руках.

Мотив — в дневнике самой Анны. И в газетных вырезках, заботливо подброшенный участниками кровавого карнавала.

Остается только дожать подозреваемую. А это представлялось капитану Черненко делом нетрудным. Куда ей деваться?

Хотя насчет умственных способностей Анны Лиман у него были весьма серьезные подозрения. Или он ничего не понимал в этой жизни…

Некоторые «зачем» не давали ему покоя, не находя своего логического объяснения…

Зачем эта возня с самоубийством? Отвлекающий маневр? Но в коттедже было пять человек. Глупо рассчитывать, что они всем стадом помчатся за помощью…

Зачем оставлять столько улик? Эти газетные вырезки? Документы? Любой здравомыслящий человек сообразил бы, что их сразу раскроют…

Наконец, зачем понадобилось перерезать телефонный провод и прокалывать колеса машины? Анна ведь могла умереть без медицинской помощи. Если только…

Если только она не притворялась…

В пузырьке с успокоительным были найдены остатки этого лекарства, однако неизвестно, сколько таблеток на самом деле приняла женщина.

Но зачем — если при ней и так всю ночь дежурили врач и медсестра?

В кармане завибрировал мобильник. Черненко тихо выругался, но полез доставать.

— Але!

— Андрей Станиславович? Это Збруев. Только что пришел факс из Брянска. Паспорт на имя Анны Лиман недействителен. Эта женщина умерла четыре года назад.

— Вот черт, — прошипел сквозь зубы Черненко.

Теперь он решительно ничего не понимал. Если преступникам удалось обмануть закон и представить девушку мертвой, в то время как сами четыре года готовились к страшной мести, то почему, мать его так, они так глупо подставились?

10

Следователь Черненко протянул удостоверение дежурному врачу, и тот долго и внимательно изучал его, словно собирался выучить наизусть.

— Что ж вас так долго не было, капитан? — насмешливо спросил он, возвращая документ.

— Дела. Расследование. А что, были какие-нибудь эксцессы?

— Да нет. В палату никого не пускали. И не выпускали.

— Понятно, — улыбнулся Черненко, — Потерпевшая уже пришла в себя? С ней можно поговорить?

Доктор отчего-то усмехнулся и прищурил маленькие, словно у китайца, глазки.

— С ней — не можете.

— Почему?

— Потому что это не она, а он. Мужчина. С длинными волосами. В женской одежде и лифчике со вставками. Мы все собирались звонить, ведь вы не приезжали, а у нас дел, знаете, сколько?

— Какого хрена? — глаза капитана Черненко стали круглыми от удивления, брови поползли наверх, и стало вдруг нечем дышать.

— Не знаю. Не спрашивал. И вам рекомендую не сильно мучить пациента. Парень очень истощен. Причем, больше, на мой взгляд, морально, чем физически. Сегодня утром он едва открыл глаза. Но не сказал ни слова…

Черненко обескуражено вздохнул и привалился плечом к белоснежной больничной стенке. Одна малюсенькая деталька головоломки стала на свое законное место и перевернула все следствие вверх тормашками.

Теперь у него не было мнимого подозреваемого…

Был цирк, который нужно было как-то логически объяснить.

Что он мог приписать этому французику? Разве что присвоение чужих документов и маскарад. А за маскарад нынче не сажают.

Вышлют из страны на родину — и дело с концом. Может, дадут условно за какую-нибудь мелочь…