Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет
ГЛАВА 26. Мам, а меня ты тоже засыновишь?
1970
После ужина папа позвал нас в гостиную. Ребекка уже сидела на диване с Бобби на руках, скрестив лодыжки. У папы было такое серьезное лицо, что весь ужин (фасоль, рис, кукурузный хлеб) встал у меня в животе колом.
— Вот что, ребята. Ваша мама наконец дала согласие. Чтобы Ребекка вас усыновила. — Папа отхлебнул тоника с лимоном, уже три месяца он пил только этот безобидный напиток. Они с Ребеккой ходили по разным инстанциям. Я каждый день следила за папой, хотела убедиться, что он не сорвался снова.
Мику новость нисколько не тронула.
— Я уже давно не маленький, меня это все не колышет.
— А зря. Существует масса юридических тонкостей, которые очень существенны, и для тебя тоже, — сказал папа.
— Я так давно об этом мечтала. — Ребекка посмотрела на меня. — Я понимаю, это тяжело, простите, если невольно причинила вам боль. Но… в общем, я была бы счастлива стать вашей законной матерью.
— А вы сами разве этого не хотите? — спросил папа таким тоном, будто предлагал нам двойную порцию мороженого.
— Ладно, наверное, можно и так. — Мне уже исполнилось тринадцать, и я не могла допустить, чтобы все они поняли, насколько на самом деле для меня это важно.
— Вот видите, ваша сестра будет рада! — Папа заулыбался.
— А что мама? Что она сама говорит? — спросил Энди.
— Она готова подписать бумаги, — сказал папа.
— Хм. Вообще-то мне без разницы, что она там говорит и думает, — фыркнул Энди.
Папа потрепал его по голове.
— Так будет лучше для всех нас.
— Тебе виднее, папа, — заметил Мика и начал просматривать журнал «Мэд мэгэзин», там классные карикатуры.
— Я хочу лишь одного: чтобы вам было хорошо и спокойно, — сказала Ребекка. — Если вы не согласны, я настаивать не буду. Принять подобное решение непросто. Каждому из вас.
— Вы должны быть благодарны Ребекке за то, что она готова пойти на подобную жертву.
— Что ты такое говоришь, Фредерик? Это вовсе не жертва. — Она расправила воротничок на рубашке Бобби и чмокнула его в щеку.
— Мам, а меня ты тозе засыновишь? — спросил он.
— Ты и так уже мой сыночек, Бобби.
— Мы семья. Мы хотим быть счастливыми. Вот почему нам необходимо уладить это недоразумение. — Сказав так, папа вышел из комнаты.
Мне хотелось побежать следом, посмотреть, не припрятал ли он где-нибудь бутылку.
— Вы уже достаточно взрослые, подумайте вместе, стоит вам соглашаться или нет, поговорите. — Ребекка встала и пошла к двери. Бобби не желал, чтобы его уносили, он горестно прокричал:
— Я хочу с Энди!
— Ну и что же нам делать? — Я подбежала к Мике.
А он мне:
— Как только закончу школу, уеду отсюда. Мне все равно, кто будет считаться моей мамой.
— А мне не все равно, — сказал Энди. — Ребекка имеет право быть нам мамой. Она столько лет о нас заботится.
— Это да, этого не отнимешь, — согласился Мика.
— Он сказал, что мама собирается подписать нужные бумаги. — Энди стиснул руки на груди. — Пусть Ребекка меня усыновляет. А вы как хотите, мне плевать, что вы думаете, я решил.
— Нужен кто-то, кто будет вас опекать. Я буду жить в Нью-Йорке и больше не смогу заботиться о тебе и о сестре.
— Я уже сама о себе забочусь, — напомнила ему я.
— Я тоже, — сказал Энди.
— По-моему, это не совсем так. — Мика начал разглядывать дуб в окне.
Мне стало стыдно. Я вспомнила, как он с нами носился, когда мы с Энди были маленькими.
— Я хотела сказать, что с нами уже не нужно так возиться, как тебе приходилось, когда мы были малявками.
— Мика правильно говорит. И здесь нам точно лучше, чем у мамы, — продолжил Энди. — Даже не представляю себя снова там.
— Я тоже, — сказал Мика.
А я думала вот о чем. Если Ребекка будет считаться нашей матерью, нам всегда будет куда вернуться. Даже если папа снова начнет пить или уйдет, даже если мама никогда больше с нами не встретится. У нас будет дом. Всегда.
— Я лично за, — сказала я.
— И я за. — Энди сел прямо и расправил плечи, выставив вперед острый подбородок. — Это чертовски правильное решение.
Мика легонько подергал меня за ухо.
— Значит, так и сделаем, Вистренка и Энди-разумник.
Мы отправились в комнату Ребекки и папы, они обнимались. Мы закатили глаза, потом сообщили о своем решении. А папа сказал, что мама прилетает, хочет поговорить с нами сама. Я потерянно уставилась на папу. Я не знала, что она будет присутствовать при нашем предательстве. Мне сдавило виски.
— Я так рада, что вы все согласны. — Ребекка кинулась нас обнимать.
— Тогда я улажу последние формальности, — сказал папа.
Кто-то постучался.
— Да-да, — сказала я.
Вошла Ребекка с большой косметичкой.
— Ну? Ты ли не красавица, Вирджиния Кейт?
Я покрутилась, демонстрируя свое темно-красное платье с юбкой-колокольчиком, отделанное белой тесьмой.
— Я как увидела его в магазине, сразу подумала, как раз для тебя.
— Ты тоже отлично смотришься.
— Спасибо. — Ребекка была в темно-синем костюме, волосы аккуратно зачесаны за уши.
— Я тут подумала, что могу уложить тебе волосы. Хочешь?
— Да, здорово. — Я села на кровать.
Она вытащила бигуди и тюбик. Расчесав мои волосы, она смазала их гелем для укладки и накрутила на бигуди.
— Придется некоторое время подержать. — Она достала помаду. — Розовая подойдет?
— Мне бы другой оттенок, если можно.
Она улыбнулась и протянула мне тюбик с оттенком чуть темнее.
Накрасив губы, я посмотрелась в ручное зеркальце, которое держала Ребекка. На меня оттуда смотрела мама, я сделала вид, что не вижу ее, потом разглядела в отражении бабушку Фейт и облегченно улыбнулась.
Ребекка протянула мне маленькую белую коробочку.
— Это тебе.
Внутри лежали серебряные сережки в форме цветов.
— Ой, спасибо, Ребекка!
Я прикрепила их к мочкам, их легкая тяжесть придавала ощущение взрослости.
— Серебро хорошо подходит к твоей коже.
Пока мы ждали, когда мои волосы «схватятся», поговорили о мисс Дарле. О том, какая она мудрая и знает про всякие приметы. Правда, я не сказала Ребекке, что еще она умеет разговаривать без слов, что мы с ней частенько обмениваемся мыслями.
Наконец, Ребекка сняла бигуди и расчесала мои ставшие слегка волнистыми волосы.
Вот теперь я была готова предстать перед мамой.
Папа с мальчиками ждал на крыльце, то притопывая ногой, то хлопая пальцами по бедру. Это здорово действовало на нервы. Он отращивал бороду и стал похож на киношного таинственного незнакомца, обычно в него влюбляются без памяти все местные девушки и далеко не сразу понимают, что человек он так себе.
Энди и Мика шутливо друг друга мутузили. Оба в черных костюмах. Причем Энди свой уже испачкал и помял.
Бобби прыгал с верхней ступеньки на вторую и обратно, вверх-вниз, вниз-вверх. Он был в синих бриджах и белой рубашечке. Он раз пятьдесят выкрикнул:
— Энди, смотри, как я могу. Ну, Энди! Смотри!
Ребекка поманила рукой мисс Дарлу, попросила нас сфотографировать.
— Вы все просто неотразимы. — Она приставила аппарат к глазу. — А теперь давайте хором, дружно: «Ура!»
— Ура! — грянули мы, почти все.
Отдав аппарат Ребекке, мисс Дарла подошла ко мне и протянула бархатный мешочек.
— В молодости я все время ее носила. Замечательно подойдет к твоим сережкам.
В мешочке лежала серебряная цепочка с кулоном: серебряная головка лошади, а глаза зеленые из какого-то прозрачного камня. Головка открывалась, внутри лежала туго свернутая в рулончик полоска бумаги.
— Ой, спасибо, мисс Дарла. Какая красота!
Я вытащила рулон, хотела расправить, но мисс Дарла перехватила мои пальцы.
— Прочтешь потом. — Она подержала ладонь на цепочке, потом медленно ее опустила. — Это подарок Джимми Додда.
Я спрятала рулончик в кулон и протянула его мисс Дарле, чувствуя, какой он увесистый.
— Я не могу это принять, мисс Дарла. Раз это подарок Джимми Додда.
— Глупости. Такое украшение годится для молоденькой девушки, то есть как раз для тебя. А у меня есть и другие памятные вещицы.
Я надела цепочку на шею, она действительно хорошо смотрелась.
— Когда прочтешь мое послание, спрячешь в кулон свою записку, разумеется с заветным желанием.
Она глянула мельком на Ребекку и продолжила:
— А знаешь, сегодня утром были кое-какие знаки.
— Знаки? — не поняла я.
Мисс Дарла засунула руки в карманы брюк.
— Я нашла в кухне двух лягушек и уколола палец остролистом. Но у тебя все будет нормально, запомни это.
Я растерянно поморгала.
— Хорошо, мисс Дарла, запомню.
Мы все набились в папин «форд» и поехали. Голубенький «корвэйр» папа давно продал одному однокашнику. Мисс Дарла помахала нам рукой, у ее ног вилась Софи Лорен. Я старалась не ерзать, чтобы не помялось платье. Мика тоже сидел спокойно, правда, теребил узел галстука. У Энди был отрешенный вид, будто ему ни до чего нет дела.
