Клер Моуэт - Люди с далекого берега
— Капрала Фрейзера известили, по-моему, около полуночи, — начал рассказывать Дуг, присев с чашкой чая на тахту. — Как только он увидел, что происходит, он сразу же вызвал по рации подкрепление. Сержант велел лететь и мне, поскольку я здесь служил и скорее отыщу зачинщиков.
— Неужели? Я, конечно, не прошу, чтобы ты назвал мне фамилии…
— Самое забавное заключается в том, что если я и могу кого-нибудь назвать, то это те, кто выпить любит. Сейчас же дело совсем не в этом! Тут замешаны парни, на которых я раньше ни за что бы не подумал. Один, например, каждый год красил у меня участок. А теперь придется его сажать за решетку. А с ним еще около десятка других, на всех у нас даже места не хватит.
— Многое здесь изменилось за последние месяцы. Ты не поверишь… — сказала я.
— Да, слыхал уж… Сплошные неприятности. Фрейзер просит, чтобы его перевели. Говорит, все равно куда, хоть на Лабрадор. В последние дни — ни минуты покоя. Все тут прямо вверх дном перевернулось. Кстати, знаете, чем занимался Фрейзер прошлой ночью, когда началась вся эта заварушка? Дежурил на главной пристани, хотел застукать молоденьких шлюх на месте преступления. Смит, второй полицейский, преспокойно спал после дежурства. Те, кто учинил этот погром, наверняка знали, что стражи порядка заняты своими делами.
— Ты сказал — шлюх? — переспросила я.
— Ну да, которые берут деньги за услуги. У нас это преследуется законом, — с кривой усмешкой сказал Дэн.
— Да знаю я, чем шлюхи занимаются. Только я никогда не думала, что здесь… у нас…
— Две сестрички. У Фрейзера уже были подозрения, но застукать их он все никак не мог. Поэтому, как только причалил идущий на запад пароход, а это было примерно в час — в два ночи, Фрейзер по рации связался с капитаном. Там они, конечно, ошиваются обе на пристани, ждут. На пристани больше-то никого не должно быть: сильный ветер дул и дождь лил. Капитан ему сказал: мол, на корабль взошли. Тут, уж конечно, Фрейзер на всех парах жмет на пристань, а капитан подсказал, где поискать.
— А откуда ему знать?
— Капитан-то не знает?! Словом, одну Фрейзер застукал. Даже дверь не потрудились запереть. Фрейзер как заорет: «Сколько он тебе дал?», а та: «Один доллар» — и бумажку протягивает. Бедная девчонка! Может, решила, что раз уж забастовка, то и ей должны заплатить побольше?
— Ну и что с ней будет? Ее привлекут за…
— Эту привлекут. А сестру ее, видно, в последний момент кто-то предупредил. Та мигом по сходням и деру вверх по тропинке. Поймать ее Фрейзер так и не смог. Ну, а в это самое время парней двадцать, а может и больше, поджидали за горой своего часа, чтобы отправиться громить хозяйское имущество.
— Дуг, — сказала я, осторожно подбирая слова, — я знаю, что ты не имеешь права разглашать служебную тайну и назвать фамилии, но у меня такое чувство, будто я знаю, о каких девушках шла речь. Что с ними теперь сделают?
— Гм, не знаю. Та, которую Фрейзер застукал, наверное, получит год в колонии для малолетних в Сент-Джонсе, — равнодушно сказал Дуг. — Ну вот, мне пора!
Он поднялся, надел свой еще влажный плащ и фуражку.
— Мы сейчас дежурим посменно — каждый по четыре часа в сутки, — охраняем то, что осталось от собственности Дрейков. Прежде чем заступать на дежурство, я хотел бы вздремнуть пару часиков, а то ведь меня подняли прямо с постели в четыре утра. Рад был повидать вас. Очень рад.
— Дуг, скажи, а как Марджери поживает? Как там вы живете в Гранд-Фолсе? — спросила я, сообразив, что, кроме местных бед, мы ни о чем не успели поговорить.
— Марджери в полном порядке. Кстати, собиралась сама написать вам о нашей главной новости: у нас будет ребенок. Наконец-то дождались!
— Как здорово! — сказала я.
— Надеюсь, что меня здесь надолго не задержат, — сказал Дуг, разглядывая свои забрызганные грязью башмаки. — Везет мне как утопленнику. Из всех полицейских мне противнее всего вмешиваться в заводские конфликты. Только меня послали служить на Ньюфаундленд, тут же пришлось столкнуться с забастовкой на лесопилке. И вот опять влип в такую же историю.
24
После отъезда Фримэна Дрейка занимавшая пост его заместителя Джейн Биллингс стала мэром Балины. Но ее маленькое королевство уже не являлось примером послушания, каким оно было когда-то. Джейн оказалась капитаном взбунтовавшегося корабля. Те, кто поддержал забастовку, никогда не смирятся снова с унизительными условиями труда, которые они испытали в полной мере. Те же, кто был против забастовки, не желали прощать ее зачинщиков.
Оби Кендэл отсидел пять месяцев в тюрьме за нарушение порядка. Выйдя на свободу и вернувшись домой, он выставил свою кандидатуру на муниципальных выборах, победил и стал членом совета поселка. После отъезда Виктора Мосса и Джорджа Коссара два места в совете оказались вакантными. Оби сразу же вызвался войти в состав «комитета действия». Он размышлял так: рыба еще не перевелась в море, а в поселке простаивает без работы рыбозавод, следовательно, найдется человек, который захочет, чтоб он снова заработал. Оби верил, что все еще образуется.
Перси Ходдинотт ушел на пенсию за неделю до того, как официально открыли новое кирпичное здание почты. Отца сменил сын Сидни — деловитый молодой человек, который, не в пример своему отцу, не отличался ни компанейским характером, ни любознательностью.
В вестибюле нового здания, где ярко горели лампы дневного света, пол сверкал кафелем, а объявление на дверях гласило, что на почту вход с собаками воспрещен. Каждая семья имела почтовый ящик. Теперь, если тебе не надо купить почтовых марок или послать перевод, приходи, ни о чем не спрашивая, бери свою почту и иди себе домой.
— Непривычно как-то, — жаловалась, Дороти, выкладывая нашу почту на кухонный стол. Как только ей исполнилось шестнадцать, родители настояли, чтобы она бросила школу, и теперь она целыми днями работала в лавке. Поход за почтой отца, нашей почтой и почтой Роузов был для нее в известной степени разрядкой.
Дороти уселась на тахту, сняла с головы платок и расстегнула молнию на куртке. Июль выдался неожиданно теплый. А до этого так долго стояли холода, что мы уже забыли, что такое тепло.
Я просмотрела почту. Из шести писем в трех конвертах — счета, несколько журналов и каталог летней распродажи фирмы «Итон», в котором первые восемь страниц занимала реклама купальников. В нашем поселке их много не сбудешь.
Дороти и Рут все еще оставались подругами, хотя после замужества Рут их дружба была уже не та, что раньше. В тот год Сесил вновь отправился на Великие Озера, пообещав, когда вернется, построить новый красивый дом с окном во всю стену. Пока же Рут продолжала жить с родителями и пестовала своего малыша, которого назвали Уэйн.[24] Обычно по утрам с ребенком на руках она заходила в лавку поговорить с Дороти или с другими покупателями. Рут хвасталась, что в свои шесть месяцев Уэйн носит ползунки, которые впору лишь полуторагодовалым детям. Дороти слушала, кивала, но мыслями была где-то далеко. Она уже столько простояла за прилавком, что ей казалось, будто она знает, что надо тому или иному покупателю, прежде чем он раскроет рот. Но стихи она все еще писала.
А Дэн все сокрушался, что очень трудно стало торговать теперь, когда закрылся единственный завод в поселке, хотя его дело почти не пострадало, потому что местное население получало страховки по безработице, пособия для многодетных семей и пенсии. Больше всего его беспокоило то, что множество крепких мужчин живет на пособие по безработице. В свои молодые годы он из гордости ни за что не пошел бы на это.
— В мои времена мы нанимались на Никерсонс в Северный Сидни, или шли валить лес в Бэджер, или в армию записывались, — вспоминал он. — Если ты молод и здоров, а деньги ни за что получаешь, добром это не кончится.
Когда однажды туманным днем Дороти сказала, что уезжает из дому, меня это не очень удивило.
— Меня берут на работу в Корнер-Брук с первого сентября, — сообщила она мне, сияя от счастья, и показала письмо из больницы, в котором говорилось, что ее принимают на курсы санитарок.
— Отцу это, конечно, не по нраву, а я — на седьмом небе от счастья!
Лерой с печальным видом стоял рядом.
— Мы будем скучать без тебя, Дороти. И я, и Лерой.
— Обещаю писать каждую неделю, а Лерою — отдельно.
Мы чуть-чуть повеселели.
— Корнер-Брук — большой город, и поначалу тебе, наверно, будет нелегко одной.
— Прямо сплю и вижу этот город, — сказала она, как будто речь шла не о заштатном Корнер-Бруке, а о каком-нибудь экзотическом городе, скажем Венеции или Багдаде. — Я ведь сроду никуда не ездила. Да нет, не буду я скучать по дому! — добавила она, подумав. — Это раньше я без дома не могла, а теперь ничего меня здесь не держит. Сейчас в поселке все по-другому. Мамаша говорит, что я забиваю себе голову всякой чепухой, но я-то знаю, что говорю.
