Дорис Лессинг - Любовь, опять любовь
А Рой обратился к Саре:
— Сара, мне нужен отпуск. Две недели. Развод требует, скорее не управлюсь. — И он вышел вслед за Мэри.
Сара подумала, что этот добрый друг ее переживает сейчас не меньше, чем она сама, но это ее нисколько не утешило.
Подошел Генри. Выглядел он ужасно, чувствовал себя не лучше, и Сара злорадно подумала: «Поделом тебе!». Он сыпанул в чашку кукурузных хлопьев, уселся напротив. Сидели, глядя друг на друга, достигнув той стадии любви, когда каждый про себя удивляется: как может эта ординарная, ничем не примечательная особа служить причиной таких страданий?
— Вот так, — просипел Генри в ответ на тысячи безмолвных обвинений из словаря любви, известного каждому, так что и перечислять нужды нет. Начинаются эти обвинения обычно с вопроса: «Если ты меня действительно любишь, как можешь ты поступать столь жестоко?». — Вот этак. Я надрался, но это не особо помогло. Сунул столь презираемые вашей милостью затычки в уши, врубил на полную громкость, и утром они меня разбудили. Всю ночь гремели в мозги. Вот таким вот образом провел ночку, — закончил он фразу под смех Сары.
— Примите мои искренние поздравления.
— Благодарю, благодарю.
Казалось, он принял ее поздравления всерьез, заглянул в глаза в поисках подтверждения, но она опустила веки, почувствовав, как все тело ее ниже пояса растворяется в теплом пруду.
— В Стратфорд едете после завтрака? Знаете, что намечена поездка в Стратфорд?
— Нет, в Стратфорд я с вами не поеду.
— Сара… — упрек, обида, уязвленность (начал придуриваться). — Сара, ну почему, почему вы не едете со мной в Стратфорд?
— Никуда я с вами не поеду, — сказала она, не видя ни комнаты, ни этого идиота: слезы застилали ей глаза.
— Сара! — Он вскочил, дернулся в направлении кофейника и даже шаг к нему сделал, но задержался, схватившись за спинку стула, приняв обвинительную позу, непонятно кого обвиняя. С усилием что-то сообразив, подошел все же к буфету, налил кофе, выпил залпом, не сходя с места. Поморгал, вернулся на место, уселся с видом обиженным, моргая и отдуваясь.
Она тоже поморгала, и калейдоскопическая масса в глазах сложилась в физиономию Генри, белую скатерть, поблескивающее столовое серебро.
— Голова каруселью, — пожаловался Генри.
Эта иллюстрация конфликта культур заставила Сару засмеяться. Ей захотелось поделиться мыслями по этому поводу, но с кем? Разве что со Стивеном…
— Каруселью… Я в одной комнате, мыслями с вами, вы в другой, думаете обо мне… В этом вы видите путаницу?
Он засмеялся как-то через силу.
— Если бы кто-то сказал мне в юности, — продолжала Сара, — что я… не буду говорить «под старость»… стану спорить с влюбленным в меня молодым человеком… Я ведь имею основания утверждать, что вы в меня влюблены?
— Полагаю, имеете все основания так утверждать. Разве что я не так уж и молод. Скоро обо мне уже можно будет сказать «средних лет». Совсем недавно я заметил, что молоденькие девицы больше не обращают на меня внимания. Признаюсь вам честно, сильно переживал, когда это заметил.
— …Буду спорить с молодым человеком, уговаривая его со мною переспать… да я бы себе глотку взрезала!.. «Мы знаем, кем мы стали, не знаем, кем могли бы стать». И слава богу, что не знаем.
— Шекспир, разумеется.
Сюзан вошла из сада.
— Автобус прибыл. В Стратфорд. — Она выглядела разочарованной. Разумеется, тем, что не нашла Стивена.
Генри поднялся, оперся о стол.
— Серый американец ни разу не видел «Ромео и Джульетты».
— Жаль, что не «Сон в летнюю ночь».
— Тоже не видел.
Сюзан с удивлением вслушивалась в злые голоса, которыми велся этот шутливый диалог, на лице ее появилась робкая улыбка миротворца, не надеющегося на успех своей миссии.
— Сара, едете в Стратфорд?
— Нет.
— Нет, не едет, — обвиняюще провозгласил Генри. — Здесь будет отдыхать и развлекаться.
Повинуясь импульсу, Сара одолжила у Мэри автомобиль и съездила к матери в Котсуолд. Ей пришло в голову, что о своих размышлениях по поводу веревочек, за которые дергают, управляя куклами-людьми, и по поводу кукловодов можно поговорить с матерью. Можно у нее спросить. Почему она не сделала этого раньше? Этот вопрос Сара задала себе, сидя за рулем. Идея поразила ее новизной. И как она раньше не додумалась… А сейчас она спросит: «Почему я такая?» И мать ответит: «Наконец-то я дождалась от тебя этого вопроса!» Но тут же у нее возникли сомнения в столь простом исходе. Отношения ее с матерью можно считать хорошими, ровными. Сара навещала мать три-четыре раза в год, время от времени звонила, узнавала, как дела. Мать не жаловалась, сохраняла бодрость, вела активный и независимый образ жизни. В своей деревеньке она жила столько же, сколько Сара в городской квартире. Бриони и Нелл иногда не без удовольствия навещали бабушку. Не приезжал к ней лишь Хэл, которого она больше всего хотела видеть. Сара с сожалением подумала, что не сможет спросить свою мать: «Почему мой братец, твой сын, такая гнусная гадина?» Мать по-прежнему обожала сына, часто хвасталась знаменитым доктором Милгрином и лишь из вежливости интересовалась работой дочери.
Когда Сара приехала, мать работала в саду. Дочери она обрадовалась. Так же, как Сара в свои шестьдесят пять выглядела пятидесятилетней, матушка ее, Кейт Милгрин, выглядела семидесятилетней бодрячкой в девяносто с лишним. Они уселись пить чай в комнате, где каждый предмет смутно, без конкретики, напоминал Саре о детстве. Мать решила, что Сара приехала проверить, как она держится. Старики часто остерегаются детей, которые могут решить их судьбу. Мать с легкой опаской рассказывала о соседях, о саде, заверяла, что ничего серьезнее легкого ревматизма ее не беспокоит.
Сара сидела с матерью и вспоминала об аккуратной старухе на скамье в Бель-Ривьере, ранним утром. «Я хочу, чтобы она вспомнила то, что происходило шесть десятилетий назад», — подумала Сара.
Она все же попыталась.
— Скажи, что за ребенок я была?
Матери вопрос не понравился. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Хорошей девочкой ты была, доброй… Да, да, конечно, — закивала она.
— А Хэл? — спросила Сара и подумала: «Почему я никогда не думаю об отце? Ведь у меня был отец».
— Хэл много болел.
— Чем?
— Ох, чем он только не болел. Всего не упомню. Одно время даже подозревали туберкулез. Затемнение в легких. Чуть не год в постели пролежал. Так тогда лечили.
— А отец?
Мать озадачилась. Такого вопроса она не ждала, не понравился ей этот вопрос. Еэ голубые глаза, никогда не избегавшие взгляда собеседника, глядели на Сару с упреком. Но она попыталась ответить.
— Отец делал все, что мог, все, что надо.
— Он был хорошим отцом?
— Да, конечно.
Сара поняла, что никуда ее вопросы не приведут. Она, как обычно, на прощание поцеловала мать, как обычно, предложила, если будет трудно, переехать к ней в Лондон, места хватит. И, как обычно, мать отшутилась, что надеется умереть прежде, чем ей понадобится уход. Чтобы смягчить грубую шутку, поблагодарила Сару:
— Ты всегда была доброй девочкой.
«Неужто? — подумала Сара. — Это, что ли, и есть ниточка? Подозрительно звучит».
Вылезая из машины, она увидела Стивена и трех его мальчиков, отходящих от дома. Они несли лопаты, лом, аккумуляторную дрель. Элизабет стояла в огороде с молодым человеком в джинсах и красной футболке, предположительно садовником. Сама она все еще была в костюме для верховой езды: зеленая юбка, оливково-зеленые бриджи, — на голове все тот же красный платок. Щеки цвета спелого томата. Оба держат в руках каталог растений, листают его, что-то увлеченно обсуждают. Элизабет пригласила Сару погулять в саду, к чему та немедленно и приступила. Стивен с мальчишками тем временем отошел к небольшому домику без крыши, который, похоже, подвергался каким-то перестройкам. Стивен подошел к глубокой яме, помел ломом камень, мешавший установке столба. Парни подхватили камень, оттащили его в сторону и, согласно указанию отца, вежливо поприветствовали Сару. Стивен улыбнулся ей поверх голов своих отпрысков, явно обрадованный ее появлением.
В траве рядом с ямой валялся толстый дубовый столб, очевидно, уже послуживший где-то в другом месте, но очищенный и заново пропитанный креозотом. Стивен и старший из сыновей, Джеймс, подняли столб и опустили в яму. Все четверо принялись закидывать яму камнями, утрамбовывать их, выравнивая столб, затем засыпали яму землей и снова утрамбовали. Окончив работу, Джеймс сказал:
— Мама велела к двенадцати вернуться.
— Хорошо, свободны. Не забудьте инструмент убрать.
Мальчишки подобрали орудия труда и направились к дому, сознавая, что за ними наблюдают. Стивен взвалил на плечо старый столб, извлеченный из земли, и, придерживая его одной рукой, тоже направился к дому.
