Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

Джо вылез и, легким прикосновением руки поздоровавшись с Дики Наяккаром, пошел к ней. Она медленно повернула голову и тут же снова устремила взгляд в сторону моря.

— Здравствуйте, Дн. Вы поступили неосторожно, приехав сюда.

— Как у них дела?

— Они на борту. Корабль уже отчалил. Я хочу только убедиться, что их не перехватят в последнюю минуту. Но нам опасно быть здесь, особенно вам. Они знают, что ваш брат скрылся. Поэтому, если они заметят, что вы наблюдаете за этим кораблем, у них могут появиться подозрения.

— Мне уехать?

Сердце Джо наполнилось жалостью и состраданием к этой женщине, охваченной таким отчаянием.

— Нет. Ван Ас — в Йоханнесбурге. Вы можете остаться, но тогда я должен уехать.

Судно повернуло налево и вышло из гавани в открытое море. Оно как будто вытянулось и удлинилось и едва поднималось над волнами — так низка была его осадка. Буксир еще продолжал его тянуть.

— Если что-нибудь случится, мы сейчас же узнаем об этом. Однако теперь уже маловероятно, чтобы что-нибудь случилось с ними. Если вы не позвоните мне в течение получаса, я буду знать, что все идет в соответствии с планом. Не забудьте, вы должны вернуться домой рано вечером. Пожалуй, вам лучше всего поехать к нам.

— Спасибо, Джо. Я должна вернуться к себе.

«Она хочет, чтобы ты уехал», — подумал он. Он притронулся к ее руке, и рука показалась ему холодной, как искусственный лед, хотя вечер был жаркий и даже чуть душноватый.

Справа от них, в открытом море, судно ползло как улитка.

— Вы знаете, они оба думали о вас.

— Знаю.

— Он мечтал еще раз увидеться с вами, и я обещал вас оберегать… Будьте осторожны, Ди… Всего хорошего…

Джо подошел к Дики Наяккару.

— Смотри за ней внимательно, Дики. Особенно сегодня.

— Хорошо, мистер Джо.

Джо Нанда знал, что может положиться на юношу. Внезапно, за один день, Дики Наяккар стал взрослым мужчиной, на котором лежит тяжкое бремя забот и ответственности. Он так и не успел насладиться веселой беспечностью весны. Ему был почти незнаком смех, сопутствующий этой поре. А теперь, под бременем забот, которые должен нести мужчина, он уже никогда не узнает этого смеха. Такова судьба всех молодых людей его поколения. Они не могли приложить мерило веселья и смеха к окружающей действительности; они стояли перед мрачным и угрюмым фактом борьбы.

Прошел почти целый час, прежде чем судно скрылось из виду. И все это время женщина стояла неподвижно, наблюдая за его мучительно медленным движением; душа ее словно оцепенела, глаза были сухи… Ее мужчины убежали от преследователей. Но, убегая, они вынуждены были оставить ее без слов утешения, без тех звенящих признаний, которые скрашивают и дают силу вьпнести разлуку. Для всего этого не было времени; вот почему проводы оказались такими печальными.

Только после того, как судно перевалило через черту горизонта, женщина наконец опомнилась.

«…Вот так покидают нас наши мужчины. Одни умирают, другие садятся в тюрьму, третьи уходят в подполье, четвертые уезжают в дальние края. А мы должны жить в одиночестве, ждать и изо всех сил стараться приблизить день воссоединения, который последует за этой ужасной ночью.

…Может быть, Давуда уже не будет в это утро воссоединения, может быть, не будет и его, а может быть, и меня. Мы не досчитаемся многих своих друзей, когда наступит это утро. Но пусть с нами не будет Сэмми Найду и целой армии других героев, павших в сражении, — важно, чтобы с нами был их дух, то, во имя чего они жили и пожертвовали собой. Ибо утро придет — сияющее утро после кошмаров ночи. Вот ради чего умер Сэмми Найду, вот ради чего они уплыли в открытое море, вот ради чего мы должны неустанно трудиться, преодолевать многие лишения и переносить разлуку с нашими мужчинами».

— Нам пора ехать, мисс Ди, — сказал Дики Наяккар.

Женщина повернулась и пошла к машине, припадая на одну ногу.

Она села за руль. Ей хотелось отвлечься от своих мыслей. Развернув машину, она бросила прощальный взгляд на море, туда, где исчез корабль. Перед ней расстилался тот же необъятный голубой простор, что и до появления человека на земле. И ничего больше.

Перевод А. Ибрагимова

Ричард Рив

Чрезвычайное положение

                               …что ни утро,Вновь — вдовий стон, вновь — крик сирот,                                вновь скорбиБьют небо по лицу, и слышен отзвук,Как если б твердь с Шотландией страдала…Стеня в ответ.

До тех пор пока народ страдает от произвола и голода, никогда не переведутся преступники. И наказывать людей, преступающих законы, дабы не умереть с голоду, чрезвычайно жестоко.

Пролог

Действие этого романа происходит в Кейптауне и его окрестностях с 28 по 30 марта 1960 года. В своем введении я даю краткое изложение событий. Я начинаю с того момента, когда Панафриканистский конгресс постановил развернуть 21 марта кампанию борьбы против законов о пропусках; роман кончается объявлением чрезвычайного положения после расстрелов в Шарпевиле и Ланге, которые потрясли совесть всего мира. Насколько мне известно, нет ни одной печатной работы, посвященной этому важному и драматическому периоду в истории Южной Африки; поэтому мне пришлось опираться лишь на материалы, заимствованные из газет того периода. Во всяком случае, я старался быть предельно точным в описаниях. При всей своей важности события после 30 марта выходят за рамки моего рассказа. Объявление чрезвычайного положения — для меня лишь повод сосредоточить внимание на определенных образах.

Ричард Рив

1963

Введение

В пятницу 18 марта 1960 года Мангализо Роберт Собукве, младший ассистент кафедры лингвистики Витватерорапдского университета, он же президент Панафриканистского конгресса, проводил пресс-конференцию в Йоханнесбурге. Он уверенно наметил план кампании борьбы против пропусков. Кампания эта должна была вестись настойчиво, организованно и без применения насилия; ее предполагалось начать в понедельник 21 марта. на все время проведения кампании объявлялась всеобщая забастовка. Африканцев призывали оставлять пропуска дома и собираться у полицейских участков во главе с местными панафриканистскими лидерами. «У нас нет пропусков, — должны были заявлять они. — И мы больше не будем носить с собой пропуска. Миллионы наших соотечественников арестованы на основании законов о пропусках, арестуйте заодно и нас всех». Кампанию намечено было продолжать до полного удовлетворения требований.

Панафриканистский конгресс предложил Африканскому национальному конгрессу (от которого он в свое время откололся) и либеральной партии «принять участие в кампании и творить историю». Затем Панафриканистский конгресс направил письмо полицейскому комиссару, извещая его о начале кампании и прося содействия в предотвращении насилия. Была напечатана листовка: «Если кого-нибудь из прохожих арестуют за неимением пропуска, немедленно останавливайтесь и сообщайте полиции, что у вас также нет пропусков. Требуйте, чтобы арестовали вас всех. Отправляйтесь в тюрьму под таким лозунгом: «Мы не будем платить ни залога, ни штрафа и заранее отказываемся от защиты в суде». Добивайтесь, чтобы на первом этапе борьбы все отправлялись в тюрьму».

И вот забрезжил рассвет, наступил понедельник. Все напряженно ждали, оставят ли руководители ПАК свои пропуска дома и будут ли требовать, чтобы их арестовали, и все хотели удостовериться, какая поддержка будет оказана кампании. В шесть часов утра Собукве с другими лидерами — среди них Ндзиба, Нгендане, Ньоазе и шестьдесят их приверженцев — подошли к орландскому полицейскому участку и заявили, что у них нет пропусков. Немного погодя их арестовали, и к вечеру они уже сидели за прочными тюремными стенами.

В локации Бофелонг, в Трансваале, никто не вышел на работу. Толпе, собравшейся возле полицейского участка, велели разойтись; это привело к стычке. Сперва полицейские действовали дубинкам «и прикладами, затем стали бросать бомбы со слезоточивым газом. Когда толпа рассеялась, на дороге остался мертвый юноша девятнадцати лет. Три броневика въехали в Бофелонг. В небе ревели четыре бомбардировщика. В Вереннгинге началась всеобщая забастовка, и Искор принужден был отложить все операции. Весь Эватон бастовал. В Порт-Элизабет броневики-«сарацины» патрулировали район Нью-Брайтон.

Площадь перед полицейским участком в Шарпевиле напоминала поле сражения. Было убито шестьдесят девять человек, среди них восемь женщин и десять детей, ранено сто восемьдесят, из них тридцать одна женщина и девятнадцать детей. Машины скорой помощи подвозили столько раненых, что в веренигингской больнице для них уже не было места; некоторых перевязывали прямо на лужайке, у входа. Очевидцы утверждали, что полиция стреляла из-за проволочного заграждения. Полицейские оправдывались, заявляя, будто в них швыряли камнями и стреляли. Трое из них получили легкие ранения. Закрыв лицо руками, женщины оплакивали убитых родственников. Едва весть о случившемся разнеслась по городу, Шарпевиль забурлил, и туда было срочно подброшено несколько «сарацинов».