Морли Каллаган - Любимая и потерянная
Как все это мучительно, как запутано. И Кэтрин снова меряла шагами комнату, задыхаясь от ненависти к сопернице. А ведь до этих пор никто не вызывал у нее чувства ненависти. Кэтрин гордилась своей доброжелательностью и ни разу в жизни не испытала зависти к какой-либо подруге. Ей не в чем было им завидовать. Тот же Макэлпин нашел в ней все, буквально все — Кэтрин хотелось крикнуть это во весь голос, — о чем он мог мечтать. И он знал это, конечно, знал. А зная это, разве мог он приставать к той девушке? Нет, здесь что-то не так. Если Кэтрин сама его спросит, он ей объяснит. Она нетерпеливо бросилась к телефону, стоявшему на столике возле кровати, и позвонила в «Ритц». Ей сказали, что Макэлпин выехал из гостиницы еще днем. Кэтрин похолодела от страха.
У нее заболели глаза, и она выключила лампу. Полоска лунного света прорезала комнату. Кэтрин снова принялась шагать из угла в угол, ломая руки, вновь и вновь пересекая лунную дорожку, и наконец заметила ее. Она взглянула на окно. Этот лунный свет напомнил ей о рыжем. Дрожа словно в ознобе, Кэтрин быстрыми шагами подошла к окну и задернула гардину. Потом она остановилась, пытаясь сообразить, что нужно сделать. Урчали, проносясь по Шербрук-стрит, такси. Город гудел за окном, а она думала, думала. Но что она могла придумать, если ей вспомнилось вдруг, как бессонными ночами она томилась по Макэлпину и мечтала, чтобы он обнял ее, обнял страстно, как, наверное, обнимал ту девушку. Кэтрин казалось, что она вся в грязи. Невольно она сделала руками такое движение, будто смывает грязь. Она ненавидела себя. И его ненавидела. Он подружился с ней лишь для того, чтобы пролезть к ее отцу в газету. Мало того, всучив ей свой рисунок, он и ее втянул в эту грязную историю, ведь рисунок этот — вещественное доказательство, благодаря которому не только разоблачат Макэлпина, но и саму Кэтрин опозорят и унизят перед целым светом. Теперь в это дело впутаны и мистер Карвер, и ее друзья, и вся ее жизнь. Страшно подумать, к каким последствиям может привести ее открытие.
Но она была решительная женщина, наделенная чувством собственного достоинства. Кэтрин включила свет и стала надевать коричневое платье, двигаясь размеренно, неторопливо, чтобы успокоиться и, говоря с отцом, не уронить себя в его глазах.
В гостиной мистера Карвера уже не было. Кэтрин нашла его в библиотеке.
— Что это? — спросил он, когда она протянула ему газету и рисунок, до этого хранившийся в ее бюро. Взглянув на бледное, встревоженное лицо дочери, мистер Карвер торопливо наклонился над листком и принялся его разглядывать.
— Что это значит, Кэтрин? — повторил он.
Кэтрин не стала объяснять, а просто указала на свой рисунок.
— Это Джим… Макэлпин мне нарисовал, — нервно произнесла она и, не в силах устоять на ногах, села, ожидая, что скажет отец.
Мистер Карвер еще раз всмотрелся в рисунок и снова ничего не заметил.
— Я все же не понимаю, — сказал он.
— Да разве ты не видишь?
Кэтрин показала ему подпись. Но и тогда он не сразу понял, что имеет в виду Кэтрин. Потом волна румянца медленно поднялась по его лицу и залила багровой краской лоб.
— Боже милостивый, Кэтрин, не хочешь же ты сказать… — он опять поднес к глазам рисунок и растерянно взглянул на дочь.
— Эти рисунки… — сказал он. — Их, конечно, рисовал один и тот же человек. Если это Макэлпин… — Он опустился в кресло и жалобно проговорил: — Но, Кэтрин, как же это… он мне так нравился.
— Да.
Кэтрин кивнула головой, спокойно и бесстрастно глядя, как его пальцы теребят добротный синий галстук. Мистер Карвер растерянно огляделся. И отец, и дочь замолкли, пораженные одним и тем же чувством, — они не могли понять, как получилось, что в их дом, в их жизнь ворвался грязный поток страстей откуда-то из самых темных и вульгарных кварталов города. Потом Кэтрин сказала, что в последнее время она чувствовала себя неловко с Макэлпином. Он явно от нее что-то скрывал. Кэтрин вела себя куда спокойней, чем отец. А мистер Карвер, сбитый с толку ее самообладанием, никак не мог до конца осознать смысл того, что случилось.
— Но для тебя же все это просто ужасно, Кэтрин, — сказал он со вздохом.
— Ну конечно, — ясным голосом ответила она. — Только, знаешь, я все равно не верю, что Джим это сделал, — добавила Кэтрин.
— Ты так уверена в нем. Почему?
— А как же он со мной… он всегда был так сдержан, робок.
— Но… ведь ты совсем другое дело, Кэтрин.
— Да, это верно.
— Ты только представь себе, — заговорил мистер Карвер, желая чем-нибудь утешить дочь. — Насколько хуже было бы, если бы вас с ним что-то связывало… если бы ты собиралась за него замуж.
— Он меня не просил об этом. Едва ли он хотел на мне жениться.
Горечь, прозвучавшая в ее словах, словно пробудила мистера Карвера, он поднял голову и на мгновение успел поймать страдальческий взгляд дочери. Тогда он понял всю глубину ее унижения и почувствовал, что ненавидит Макэлпина.
Они сидели, оцепенев, тесно связанные своей общей болью — попранной гордостью, и даже сейчас не могли понять, как человек, которого они с такой приязнью встретили, человек, который мог войти в их жизнь, предпочел связать себя с распутной девицей, фланирующей по притонам улицы Сент-Антуан.
— Кэтрин, — сказал мистер Карвер. — Мы даже и без твоей находки впутаны в это скандальное дело.
— Как так?
— А моя шляпа? Этот человек носит мою шляпу.
— Да. Я это знаю.
— Там есть мои инициалы.
— Ну и что?
— Да ведь полицейские обыщут все его имущество.
А он им скажет, что шляпа моя. Конечно, скажет, чтобы придать себе в их глазах больше веса.
— Полицейские, ты говоришь…
— Конечно, Кэтрин. Нам с тобой придется выполнить свой долг.
— Неужели мы пойдем в полицию?
— Что же нам остается делать?
— Но тогда об этом все узнают. Пойдут сплетни.
— Да. Постой-ка, Кэтрин, я подумаю.
Его шея покраснела, лицо стало сердитым.
— Я для него готов был горы своротить, — обиженно пожаловался мистер Карвер. — Вывести его в люди хотел. — И мистер Карвер надолго замолчал, подыскивая слова, которые обосновали бы для них с Кэтрин необходимость определенной линии поведения и облекли их позицию некоторым достоинством.
— Как бы это ни было нам тяжело, — сказал он. — Мы не имеем права терять чувство ответственности.
— Чувство ответственности. Да, — согласилась Кэтрин, ясно понимавшая, что в этот миг на карту ставится вся пройденная ею школа, и им с отцом на деле предстоит доказать верность всем их принципам и идеалам.
— К нам в руки попала улика, — сказал он.
— Да.
— И, несомненно, утаить ее нельзя.
— Я не знаю.
— Кэтрин, — сказал он сурово. — Мы с тобой не какие-нибудь жалкие и слабонервные людишки, которые трусливо прячутся в тени. Это наш родной город. Нас здесь уважают. Нам незачем увиливать. Если мы можем помочь, то это нужно сделать, в этом нет ничего позорного.
— Я понимаю, — слабым голосом сказала Кэтрин.
— Тебе будет больно, Кэтрин.
— Я знаю, что это необходимо, — сказала она. — Наша единственная привилегия — поступить так, как подобает людям, уважающим себя.
— Ты славная девушка, Кэтрин. Посиди тут минутку.
Он встал и быстро вышел. Только когда отец был уже на пороге, Кэтрин посмотрела ему вслед и заметила, как густо покраснела его шея.
Через двадцать минут прибыл детектив, франкоканадец Поль Бушар. Мужчина сорока двух лет с почтительными и изящными манерами, остролицый, с небольшими усиками. На нем было черное пальто с коричневым меховым воротником. И мистер Карвер, и Кэтрин держались с достоинством. Проницательный и умный сыщик особенно был восхищен выдержкой Кэтрин. Сравнив оба рисунка, он чуть заметно улыбнулся. С самой изысканной почтительностью расспросил он молодую женщину о ее отношениях с Макэлпином. Бушар спросил, где следует искать Макэлпина, поскольку в гостинице он теперь не живет, и Кэтрин сказала, что скорее всего он находится сейчас в ресторане «Шалэ». Лишь когда она произносила название ресторана, в ее глазах сверкнула злость.
— Мне хотелось бы, чтобы вы поехали туда вместе со мной, — сказал Бушар. — Нужно ведь не только опознать его, но и доказать, что рисунок сделан его рукой.
— Это необходимо? — спросила Кэтрин, побледнев как мел.
— Думаю, что да.
— Что ж, очень хорошо.
Она уже овладела собой.
— Я поеду с вами, Кэтрин, — сказал мистер Карвер. — Уж доведем все до конца.
— Вы очень любезны, сэр, — сказал Бушар.
Взяв рисунок, принадлежавший Кэтрин, он аккуратно положил его во внутренний карман.
— Меня ждет машина.
На улице была совсем весенняя погода. Вдоль мостовой на Шербрук-стрит тянулись колеи, оставленные колесами автомобилей, продавивших лед и снег, и ручейки воды текли по этим узеньким канавкам, сверкая в свете фонарей, а проезжавшие автомашины вздымали целые фонтаны брызг.
