Константин Кропоткин - Содом и умора
Опять стало слышно ветер. Он свистел, перегоняя тучки слева направо. Или справа налево? Впрочем, какая разница? Главное, что ветер свистел заунывно, ничего хорошего не обещая.
— Как ты без мужчины обходишься, ума не приложу, — решился я на провокацию. — Не удивлюсь, если под кроватью в твоей девичьей спаленке лежит вибратор.
— Не лежит у меня ничего, — вспыхнула Лилька.
— И совершенно напрасно! — воскликнул я. — Куда ты свои сексуальные желания деваешь? Есть же они у тебя? Желания?
— Есть, — честно ответила Лилька. — Но не могу я, с кем попало.
Лилька была старомодной девушкой.
Она хотела замуж.
Вытащив из своей сумки журнал с полуголой женщиной на обложке, Лилька забилась в угол дивана и совершенно в нем потерялась, чем лишний раз подтвердила полное отсутствие вкуса.
Разве можно отправляться в гости в полосатом платье, если знаешь, что придется сидеть на полосатом диване? Я не говорю уже о том, что одежда в полосочку Лильке категорически противопоказана. В наряде арестанта она делается еще длиннее, еще нескладнее, еще костлявее. «Можно ли в таком виде рассчитывать на мужское внимание?» — спросил себя я, рассматривая подругу, и сам себе ответил: «Можно, если она пойдет на строительство какой-нибудь электростанции. Мужчин на стройках много и, глядишь, какой-нибудь близорукий строитель примет Лильку за столб. Только замуж он вряд ли позовет. На столбах электростанций не женятся. Их обносят колючей проволокой и вешают табличку».
— Осторожно убьет! — захохотал я.
— Ну, чего ты? — Лилька выглянула из-за «Вога» и слабо улыбнулась.
Все-таки, хорошая она барышня. Милая. Даже злиться как следует не умеет. «И чего мужикам надо?» — подумал я. И этот ответ нашелся сам собой — в лилькиных руках. Красотка, едва одетая в разноцветные лоскуты, глядела на меня в упор, испуская сексуальный заряд такой силы, что будь я обыкновенным мужчиной, то прямо здесь же испепелился сердцем. «Уж она-то ни за что не сядет полосатой на полосатый диван», — подумал я, одновременно радуясь своей неспособности вожделеть полуголую женскую грудь и упругий бархатистый живот с колечком в пупке. Мне с красотками не по пути и это, надо признаться, иногда очень экономит нервы.
Но если посмотреть на вещи объективно, очень жаль, что у Лильки нет такой груди и такого живота. Они бы ей очень пригодились. Как повела бы Лилька брюшком, да бюстом вильнула и — ах — залюбовались бы ею самые распрекрасные мужчины всей планеты. И не сидела бы сейчас передо мной в погребной гнили и не пела бы заупокойную песнь про свою мадамскую невостребованность, словно она не человек, счастье которого в собственных руках, а письмо — «на деревню дедушке».
А ведь Лилька просто по самые уши набита достоинствами. И отзывчивая, и готовит хорошо, и дома у нее уютно, и деньги зарабатывать умеет. Она их прямо из пальца высасывает. Целый год Лилька пишет роман про «смерть идет конвейером» для «Новоросского листка» и завершать его не собирается. Не успеет один персонаж помереть от страха на птицефабрике, набитой привидениями, как она придумывает следующего. Тянет-тянет она свое сочинение, как кота за хвост, откуда столько фантазии берется?
Я, например, не умею писать длинно. Не успеешь начать, как сразу хочется закончить. Слов хватает, максимум, на четыре страницы десятым шрифтом. Вот и получается яйцо всмятку. Может и вкусно, но, учитывая негигиеничную обстановку в стране, чревато.
Так, думая непонятно о чем, я механически кивал Лильке, сидевшей на диване взъерошенным, несчастным цыпленком, который тоже хочет жить.
— …Надо было сразу после школы замуж выходить, — бурчала она. — Звал же меня Володька, а я нос задрала. Думала, не пара. Теперь Сенчукова на собственной машине ездит и за границу тоже.
— Как это? — спросил я, не уловив связи между замужеством какой-то лилькиной знакомой и ее нынешним благосостоянием.
— Володька-сосед со мной гулял, — пояснила Лилька, выглянув из-за журнала. — А как я ему отворот-поворот дала, на Сенчукову перекинулся. Он сейчас большая шишка, а Сенчукова дома сидит.
Лилька позеленела. Правду говорят, что от зависти зеленеют. Лилька так переполнилась этой завистью, что сделалась похожей на огурец в полосочку.
— Зато ты реализуешь свой творческий потенциал, — сказал я.
Не люблю, когда завидуют. Я от этого прямо заболеваю. Сам начинаю завидовать кому попало, а это немудро, потому что бесполезно.
— А что мне остается? — вскинулась подруга. — Лучше бы я детей нарожала и ездила бы зимой в Тунис на сафари. Сенчукова, вон, слонов видела и рога мужу привезла.
— Слоновьи? — удивился я.
— Она Володьке рога наставила, — пояснила Лилька. — С экскурсоводом. Говорит, настоящий жеребец. Хвасталась. Издевалась.
Набитая завистью, как переспелый огурец семечками, Лилька казалось сейчас лопнет.
— …Не хуже твоей Татьяны… Почему так? Одним все — и дети, и деньги, и муж, и машина, и все такое-прочее. А я сижу, как проклятая. Одна. Ни детей, ни денег.
— Ни жеребцов, — подхватил я.
— Меня мама уже даже не спрашивает, когда я замуж выйду.
— А ты Клавдию пригласи, — порекомендовал я. — Мама тебя о таком спрашивать начнет — не обрадуешься.
— Дурак, — жалобно сказала Лилька. — Клава очень добрая. Сильная.
— Мужественная, — поддержал я.
— Да, и мужественная тоже, — загорячилась Лилька. — Мне с ней даже ночью гулять не страшно. Мужики в нашу сторону смотреть боятся.
— Я не понял, ты мужчин привлекать или отпугивать хочешь? — спросил я.
— Знаешь сколько в Москве насильников?! — убежденно заявила она, словно персонально участвовала в переписи всех насильников столицы, и теперь те из мести устроили охоту на цыпленка.
— Ты пиши подольше про птицефабрику ужасов, — посоветовал я. — И тогда обязательно встретишь достойный автора конец.
— Какой?
— Помрешь, — торжествующе сказал я. — Скончаешься от страха, приняв соседа-пенсионера за сексуального маньяка.
— Тебе все хиханьки да хаханьки, а мне замуж не за кого выходить… — опять заныла Лилька о своем.
— Да, мужиков хоть пруд пруди! — сатанея, крикнул я.
— Не пруд, а лужа одна, — поправила Лилька. — По статистике женщин больше, чем мужчин. А если вычеркнуть всех женатых, слишком молодых, алкоголиков, преступников, дураков и подлецов, то вообще никого не останется.
— Так уж и не останется?
— Ну, гомосексуалисты еще, — неохотно уточнила Лилька. — Вы, то есть.
Деликатная Лилька испуганно вжалась в диван, а я обрадовался выклянченному комплименту.
Чертовски приятно чувствовать себя мужчиной на все сто, пусть даже с ма-а-аленьким недостатком. О том, что среди геев полным-полно молодых, дураков, уголовников и пьяниц, я говорить не стал, хотя знаю одного товарища по имени Герман-Даниил, который двадцатипятилетие праздновал за решеткой: в белой горячке ткнул ножом Родика-модельершу. Идиот.
— А знаете, Лилия! — я встал перед Лилькой на одно колено. — Выходите за меня замуж.
— Не паясничай! — насупилась она.
— Я не шучу, честное слово, — сказал я. — Сердца не предлагаю, сама знаешь, занято оно, но на мужское плечо и стакан воды на смертном одре можешь рассчитывать.
— Зачем тебе замуж? — недоверчиво глядела на меня Лилька.
— Жениться, — поправил я, — мне просто жизненно необходимо. Будет кого матери показать. Знаешь, сколько она меня уже пилит: хоть ребенка, говорит, заведи. А тут я ей еще и жену предъявлю. Умную, работящую, положительную. Москвичку к тому же коренную. Она о невестке уже и не мечтает, а тут такая!
Все это было правдой, но лишь наполовину. Я бы с удовольствием съездил на родину с супругой, но только для того, чтобы у отчима глаза на лоб полезли. «Вот, — скажу я ему, представляя спутницу жизни. — Читал ты письма не для тебя написанные! В школу бегал! Классной на распутного пасынка жаловался! Мать чуть до кондрашки не довел, а меня до петли! А зря! Грех на тебе, хрыч старый!».
Ей-богу, ради этого даже жениться не жаль!
— Так у нас, что, и дети будут? — ехидно спросила Лилька.
— А то! — кивнул я. — Родим ребеночка и отдадим Кирычу на воспитание: он любит с детьми водиться. Из него выйдет такой отец — всем отцам отец!
— Как интересно у тебя получается, — елейно сказала Лилька. — Я выхожу за тебя замуж, рожаю от тебя ребенка, Кирилл будет его воспитывать, ты любить Кирилла, а где будет мое место?
Лилька была может и скучновата, но не глупа.
— Замуж я за тебя не пойду, — отрезала она. — Я хочу, чтобы со мной рядом был близкий мне по духу человек. Надежный, сильный…
— Мужественный, — добавил я.
— Мужественный, — эхом повторила Лилька.
— А он у тебя уже есть, — сказал я.
