Роберт Хелленга - 16 наслаждений

Но что мне было нужно, так это пройтись. Я сказала себе, что буду разумной. Я не собиралась упускать возможность ближе познакомиться с Римом: может быть, увидеть старую церковь, полюбопытствовать, что здесь продается из детективных романов на английском языке, или даже поехать снова в Сан-Луиджи деи Франчези посмотреть на картины Караваджо. И хотя я не очень хорошо ориентировалась, Рим показался мне знакомым – как большой город, как Чикаго, с рычащим дорожным движением по широким улицам. Не как Флоренция, вся темная и тесная.

Я знала, что по Виа Кавоур смогу доехать до римского Форума и что Форум находился недалеко от чего-то еще, потому что я была там с мамой. Есть чем заняться. Но Римская империя никогда не являлась чем-то значительным в моей воображаемой иерархии вещей, и когда я добралась до Форума, он не произвел на меня никакого впечатления. Я даже не захотела платить деньги за то, чтобы попасть внутрь. Пиво стучало в висках, и я была в некотором замешательстве, но мне хотелось еще пива.

Выпивая пиво в баре, я вспоминала части тела Сандро, как он держал зубную щетку (между большим и средним пальцами, так что я не понимаю, почему он не смог держать палочки для еды); небольшие шрамы и порезы, волосы на животе, его маленький uccello, необрезанный, как пенис Исаака на дверях Гиберти.[151] И эти воспоминания были как воспоминания о доме.

Когда я гуляла вокруг Форума, мне показалось, что кто-то идет следом, что кто-то смотрит на меня. Это была абсолютная ерунда, конечно же, но я так чувствовала. Я хотела кого-то позвать, но вокруг не было никого, к кому я могла бы обратиться. Не следовало мне приезжать в Рим! Я полистала телефонную книгу – несколько Постильоне. Посмотрела на часы: прошло только пять минут с тех пор, как я ушла от Форума. Невероятно: мне казалось, что прошел час и пять минут. Я попробовала завести часы, однако они были заведены. В результате я слишком пережала пружину. Я выпила еще кружку пива в баре, а потом пошла в другой бар и заказала капучино. Мне было тепло от прогулки и от воспоминаний о маминых похоронах. Во время церемонии я сидела так близко к гробу, что могла протянуть ногу и дотронуться до него ногой. Вдруг мне захотелось пойти на протестантское кладбище. Оно было не такое устрашающее, как протестантское кладбище во Флоренции, а открытое и красивое. Китс похоронен там и Шелли, или сердце Шелли. Я была там с мамой. Но не помнила, как туда добраться. Я знала, что мемориал Китса – Шелли находится на площади Испании.

Как это было, когда мама рассталась с синьором Бруни? Она тоже плакала? Но у нее были муж и дети у нее был дом, куда она могла вернуться. Дом. Это действительно беспокоило меня. Куда я могла поехать, так чтобы меня там приняли?

Я постаралась успокоиться, но в висках у меня стучало и голова шла кругом. Я слышала звук воды, звуки города, все они смешивались, превращаясь в звук океана. Не рев, а скорее рокот. Как водопад.

Выходя из бара на Виа Венето, куда я заглянула выпить еще кружку пива, я чуть не попала под машину. В баре не было ни одной женщины, я чувствовала себя неловко. У меня болела голова, я ощущала, как в висках пульсирует кровь, и мне казалось, что вместо тротуара зияет яма. Была видна только тень, но я не могла заставить себя ступить на нее. Я не видела, что отбрасывало эту тень, что стояло между солнцем и тротуаром. Ни деревьев. Ни высотных домов. Просто растекшееся пятно темноты у меня под ногами и приглушенный звук.

Я немного побродила вокруг, направляясь, как я думала, в сторону станции, пока я не дошла до огромной церкви. Это была, как я теперь уже знаю, церковь Сан-та-Мария Маджиоре. Я поднялась по длинному пролету ступеней и зашла вовнутрь. В интерьере я не нашла ничего привлекательного. Она была просто большая. Не такая большая, как готический собор, не «большая» в смысле огромная, или просторная, или высокая, или внушительная, а «большая» в смысле громоздкая. По обе стороны нефа тянулись длинные ряды исповедален (как Порта Поттис во время рок-концертов на открытом воздухе) с вывесками LIBERO и OCCUPAIT),[152] как вывески на туалетах в поезде. И еще там были вывески с указанием языка или языков, на которых говорили разные исповедники: не только английский, французский, испанский и немецкий, но и русский, польский, венгерский, китайский, японский, хинди, урду. Место представляло собой международный перекресток. Около некоторых исповедален люди, в основном иностранцы, ждали, выстроившись в очередь. У меня возник неожиданный порыв встать в одну из очередей, чтобы исповедаться. «Облегчиться», я думаю, было бы более точным названием того, чего мне хотелось, но в тот момент мне казалось, что я хотела исповедаться.

Конечно же, я не имела ни малейшего представления о том, с чего начинать исповедь. Я знаю, существует формула: «Простите меня, Отец, я согрешила», что-то в этом роде, но с чего человек должен начинать? Надо ли мне притвориться, или я должна начать с того, чтобы объяснить, что я на самом деле не католичка? Мне больше повезет, если я буду говорить по-английски или по-итальянски? Я остановилась на итальянском языке, так как в итальянской очереди никого не было, хотя наверху была маленькая табличка с надписью OCCUPATO. Через десять минут я начала думать, что допустила ошибку, – другие очереди непрерывно продвигались, – как вдруг дверь открылась и появилась женщина, одетая в простое черное узкое платье, облегающее фигуру, очень элегантная, ее волосы были забраны назад в шиньон, как у принцессы Грейс. Ее темные глаза, таинственные от горя, были опущены, и она не узнала меня, но, я думаю, я узнала ее. Марго, мое призрачное второе «я», которая обошла меня даже в горе! Я настежь распахнула дверь исповедальни, даже не постучав. Там была скамейка для сидения и скамеечка для коленопреклонения. Я села и начала объяснять.

– Извините, – сказала я. – Scusi. Падре, вы там? Ау?

– В чем дело?

– Простите меня, Падре, я не совсем католичка, но… – это было все, что я успела произнести.

– Вы, протестанты! – закричал он. – Вы приезжаете в Италию и сразу же хотите покаяться в своих грехах. Я ничем не могу помочь вам. Если вы хотите исповедаться, почему бы Вам не присоединиться к церкви?

– Действительно, – сказала я. – А почему бы вам не присоединиться к роду человеческому?

Я не достигла чего-то большего, но зашла достаточно далеко, чтобы измениться. Вместо того чтобы утонуть, я взлетела ввысь. Я чувствовала себя замечательно; я летела в верхних слоях атмосферы, не в самолете или космическом корабле, а на своих крыльях. Я могла смотреть на все сверху вниз, видеть всю картину сразу. Это как когда ты настроена на мужчину и знаешь, что он находится в гармонии с тобой, и что вот оно на подходе, что все вот-вот произойдет и уже ничто не может это остановить. Только я чувствовала это по отношению ко всему миру.

Я куда-то шла, я не знала, куда я направлялась, но то и дело встречала что-то знакомое, что-то, что я видела с мамой и Сандро: Колизей, фонтан Треви, костел Сан-Анджело, Пантеон. Когда я дошла до Пантеона, что-то щелкнуло в моем мозгу: магазин, где Сандро купил почтовые открытки. Я хотела купить несколько старых почтовых открыток со старыми марками, чтобы получить возможность переписать заново свое прошлое и заставить его стать другим. Я вела поиск методично, все расширяя и расширяя радиус, как собака, пытающаяся взять след. Я нашла его на третьем круге: «La Casa delta Stilografica» – «Дом авторучек».

Там было полно авторучек, буквально тысячи авторучек. И механических карандашей тоже, но больше авторучек. Шариковые, роликовые, перьевые, рейсфедеры и, конечно же, авторучки, новые и антикварные различных известных фирм: «Вотермэн», «Эстербрук», «Паркер», «Шефер». Было много и незнакомых названий: «Дюпон», «Лэми», «Омао», «Нижи», «Элисэ», «Пеликан». Они были любых цветов, а некоторые многоцветные, сразу несколько цветов. Длинные и короткие, толстые и тонкие. Я просто влюбилась в одну из этих больших черных ручек фирмы «Монблан» за шестьдесят долларов.

– Как может авторучка стоить так дорого? – спросила я у продавца.

– Она золотая, – сказал он, – восемнадцать карат золота. Посмотрите. – Он достал ручку из застекленного прилавка, вынул ее из футляра, и открутил колпачок. – Эти полоски золотые, видите, как они сходятся все вместе вот здесь?

Я кивнула.

– Золото хорошо тем, что оно не ржавеет. Но оно мягкое, вот поэтому… Вы видите эту линию прямо на кончике, видите?

– Да.

– Это иридий. Вы знаете, как им удалось поместить его прямо на кончик пера?

Я отрицательно покачала головой.

– Он вплавлен туда при помогли паяльной лампы, похожей на стеклодувную трубку.

– Я хотела бы купить открытку, – сказала я. Он повел себя так, будто не понимает, о чем я спрашиваю, но купюра в пять тысяч лир привела его в чувство. Он направил меня вверх по лестничному пролету в длинную узкую комнату, где были выставлены различные открытки вместе с чернилами, снова ручками, непогашенными марками и огромным количеством резиновых печатей, чтобы погашать их из любого города и любой датой на ваш выбор.