Лев Кассиль - Вратарь Республики
— Г-о-о-л! — ревел стадион. — Го-о-о-о-ол!!!
Антон лежал поверженный, в песке, вытянув руки, зажмурившись. Потом он медленно поднял голову, открыл глаза, сел, оглушенный, плохо соображая, как все произошло. Не хотелось глядеть на белый свет, полный рева и треска аплодисментов. Мяч, закрутив вокруг себя сетку, далеко протащив ее по песку, лежал запутавшись.
Антон встал с усилием… Служитель стадиона спускался по лесенке, держа в руке большой белый ноль. На щите висела цифра один. Служитель слез со стремянок и бросил ноль на землю.
О, что творилось! Какой грохот и рев стояли вокруг. Трибуны бушевали. Все ходуном ходило на них. Баграш и Фома трясли руки Бухвостову. Яшка Крайнах сделал стойку и ходил на руках вверх ногами в своих воротах. Зрители тоже были довольны. Они видели то, что редко кто видал: «сухой» вратарь, «вечный ноль» — Антон Кандидов был размочен. И кем?! Гидроэровцами, клубной командой класса «Б»! Дядя Кеша сорвал кепку и бил ею соседа по голове.
Антон отряхнул песок с колен, выпутал мяч из сетки и с отвращением выбросил его на центр. Вдруг его охватило бешенство. Ладно, он им покажет. Он ходил в воротах от стойки к стойке, как тигр в клетке. Нет, надо совершить что-нибудь неслыханное, как тогда с «Буйволами». Игры оставалось всего шесть минут. Гидраэровцы опять нападали. Антон, выбежав за штрафную, грубо сшиб Баграша. Трибуны засвистели:
— Фью!.. Кандидов, Кандибабкин, Кандибоберов!..
Баграш поднялся и, отходя, хромая, укоризненно сказал:
— Этим не возьмешь, Антон…
Но Антон уже плохо соображал. Ему казалось, что слава, которую он все время крепко, как пойманный мяч, держал в руках, ускользала от него.
Через минуту на ворота гидраэровцев били угловой мяч, так называемый корнер. Все вдруг увидели, что Антон, как на матче с «Буйволами», оставил ворота и вместе со всеми направился к лицевой черте противника. Один из защиты «Магнето», пожав плечами, стал па его место в воротах. Спорить было бесполезно. Команда знала упрямство Антона. Цветочкин блестяще подал из угла мяч. Мяч, описав длинную дугу, опустился прямо на ворота гидраэровцев. Чижов принял удар, но Яшка отбил. Чижов носком легонько поддал мяч к воротам. Кандидов стоял впереди, у самой стойки. Он прыгнул. Седая прядка его взметнулась. Мяч от его головы влетел в ворота гидраэровцев. Антон победоносно поднял руку вверх. Раздались аплодисменты. Но хлопки были неуверенные, у аплодисментов был слишком высокий тон: хлопали только мальчишеские ладони. Руки болельщиков оставались неподвижными. Севастьяныч взял мяч и положил его перед воротами.
— Офсайд! — вопил дядя Кеша.
Аплодисменты стихли.
— Какой такой еще офсайд? Что за петрушка? Чистый гол! — возразил Кандидов и, взяв мяч, хотел нести его на центр.
— Вы были вне игры, — объяснил Севастьяныч, беря у него из рук мяч и кладя на землю.
У мяча грозно стали гидраэровцы.
— Да пошел ты еще! — пробормотал Кандидов Крайнаху и нагнулся за мячом.
Яшка не давал мяча.
— Ты что, сдурел? — спросил Кандидов и толкнул его плечом.
— Кандидов, я вас предупреждаю! — сказал Севастьяныч.
— Подыгрывать взялся?! — прошептал с бешенством Антон.
— С поля! — кратко приказал Севастьяныч.
— Ты что?
— Вон сейчас же с поля!
Тут только Антон опомнился. Фома взял у него мяч из рук и добродушно помахал рукой:
— Иди, иди, попей чайку, очухайся!
Сперва раздался свист, потом стало очень тихо. Стадион молчал. В тишине уходил Антон с поля. Игра продолжалась. Цветочкин принял на себя капитанство. В голу стал Чижов.
Гидраэровцы нападали с новым рвением. Тут всем стало видно, как опасно строить игру на одном человеке. Как только Антон покинул ворота, в команде «Магнето» начался полный развал. Напрасно Цветочкин пытался сохранить хорошую мину, подбадривал партнеров и ругал их последними словами. Уже через две минуты в осиротевшие ворота, где Чижов метался беспомощно, как холостяк, случайно оставленный на кухне, влетел от ноги Фомы новый мяч. Счет сравнялся. За две минуты до конца Баграш, красиво обведя двух защитников, тряхнул стариной, засадил великолепный шут. Это был решающий третий гол. Теперь Чижов метался в воротах, как пассажир на тонущей палубе. Спасительный свисток Севастьяныча избавил магнетовцев от дальнейшего позора. Старые футболисты «Магнето» выбежали на центр. Они привыкли к превратностям судьбы. Несмотря на отчаяние — упустили верную победу и кубок, — они нашли в себе силы посередине поля мужественно, хотя и вразброд, прокричать «физкульт-ура!» Гидраэру. Те отвечали дружными голосами, полными великодушия и восторга. И, тесно обнявшись, победители побежали к люку.
Трибуны стояли. Покрывая гул оваций, радио провозгласило: «Большой кубок Спартакиады профсоюзов выиграла команда Гидраэра».
У дверей раздевалки Мартин Юнг целовал каждого и спрашивал:
— Ну что, Мартин Юнг — трепач? Сами вы трепачи!..
Когда в молчании стадиона изгнанный из игры Антон прошел через толпу стоящих зрителей, все ему уступали дорогу. Милиционеры очищали путь. На него смотрели кто с насмешкой, кто с сочувствием. Антон шел и выдыхал воздух коротко и сильно. В нем еще все клокотало. Мышцы его не мирились с покоем. От него шел пар. Казалось, он дымится, как человек, выскочивший из пламени и обданный холодной струей. Лицо его потемнело, скулы обтянулись, словно обуглились. Крупные капли пота затекали за ворот свитера. Он зашел в раздевалку.
Пусто…
Доносился гул стадиона сверху. Он лег ничком на скамью. Все кончено, все кончено… Развенчан, опозорен, размочен. Сколько бед на одного! Карасик… Гол… Ах, ты!.. Хорошеньких дел он натворил. Что он там такое наболтал? И выгнали, как мальчишку, как школьника из класса. Над головой, на трибунах, затопали, закричали. Наверное, еще гол. Что скажет Цветочкин? Какими глазами посмотрит на него теперь команда? А впрочем, черт с ними. Все равно…
Как произошла эта проклятая коробочка? С нее все и началось. Припомнился странный взгляд, которым обменялись Чижов и Цветочкин в начале игры. Страшное подозрение… Может быть, они нарочно коробочку? Он вскочил. Скорее вон отсюда. Он стал поспешно одеваться. Узнать бы, как Женька. Опять над головой все загромыхало, загудело, пошло ходуном… Косой потолок готов был провалиться.
Когда Кандидов вышел с чемоданчиком, с поля доносились свистки и аплодисменты. Он удалился в пустую уборную и простоял там все время, пока слышал голоса гидраэровцев. Дверь дергали. Кто-то возмущался: «Кто там засел так долго?» Потом все стихло. Он вышел. Стадион истек и опустел. День выходил через северные ворота. В южные вползал вечер. Стыли скамьи амфитеатра. На огромном порожнем стадионе Антон почувствовал еще острее свое одиночество.
Над воротами снимали доски с цифрами: три и два. Это был счет проигрыша.
Дружно выстроившись, выходили через ворота, все в белом, милиционеры оцепления. Тащили из буфетов в корзинах пустые бутылки из-под ситро. Все было выпито до дна.
С флагштока главной мачты медленно пополз вниз флаг Спартакиады профсоюзов. С ним, скользя голубой тенью по полированному флагштоку, спускался прохладный вечер. Все было кончено.
Глава ХLIV
ВНЕ ИГРЫ
Антон проходил мимо будки телефонного автомата. Он услышал знакомый лягушечий голос:
— Проигрыш… Про-и-гр-ы-ы-ш объясняется позорным поведением небезызвестного Кандидова, чье чемпионское чванство…
Антон узнал через стекло затылок Димочки. Он яростно потряс рукой будку, едва не повалил ее. Димочка испуганно оглянулся.
— Ах, это вы?.. — пробормотал он, перетрусив, но тут же попытался снагличать: — А, поздравляю «сухого» вратаря с подмоченной репутацией, сик транзит глория мунди…[43] Ничего, Антоша! Пойдем вспрыснем окончательно.
Но Кандидов, с омерзением посмотрев на него, вдруг устремился к воротам. Там со своим портфелем шагал Токарцев.
— Ардальон Гаврилович! — закричал Антон и вдруг тихим извиняющимся голосом спросил: — Как Карасик?
— Как же это вы, милый человек, дружка-то своего припечатали? Ай-я-яй!..
— А как он, Ардальон Гаврилович? Опасно?
— Да, надлом ребра, — сердито отвечал Токарцев. — Грудная клетка слегка помята. Могло быть плачевнее, доктор говорит.
— Ардальон Гаврилович, верьте слову, не было коробочки, — заговорил Антон, и голос его расщепился. — Я ни сном, ни духом… Сам не понимаю, как эта петрушка случилась. Я выбежал, а тут…
Он в отчаянии развел руками. Руки его бессильно опустились.
Профессор пристально поглядел на Антона:
— Вы сейчас куда?
— Да так, никуда…
— Ну, значит, нам по дороге. Я машину отпустил, Пройтись хотел. Пошли.
Дима вернулся в будку. Снова соединился с редакцией:
— Алло, нас разъединили.
— Да, телефон пошаливает.
Антон с профессором шли по Москве.
