Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды
Однако корова не всем под силу. А почему бы не завести коз? Сельские старики-пенсионеры скажут спасибо, если создадим племенную ферму. Давайте купим за рубежом коз самой лучшей породы и расселим их повсеместно.
Кто возьмется?» С. Головко: «Я сказал тогда: пожалуй, что можно попробовать».
И вот овечья ферма колхоза имени Кирова в Лохвицком районе преобразована в козью. Новоселье тут справили семьдесят бородатых и рогатых созданий зааненской породы, привезенной из ГДР и Чехословакии.
Почему из зарубежного далека надо было их привозить? Козу ведь можно увидеть в каждом селе. Да, козы есть, но много ль они дают молока?
Два литра или чуть больше. Тут же от каждой козы получают пять-шесть литров, а есть рекордистки с семилитровым дневным удоем. Семь литров превосходного молока, обладающего целебными свойствами! «Я в этом сам убедился, — говорит Савелий Сидорович Головко, — здоровье хромало на обе ноги, а стал выпивать по литру молока в день — сразу увидел свет».
Сейчас на ферме в селе Лука 550 голов коз — четыреста взрослых, остальные — козлята. Слава о ферме распространилась уже далеко. С разных концов страны, в том числе из Казахстана, Воркуты, с Урала, Сахалина, пишут: нельзя ли приехать купить? «Шесть тысяч писем. Уважить всех пока возможности нет. Нарастим племенное стадо до пятисот голов, тогда козляток — пожалуйста…»
Доброе дело начали на Полтавщине. Но может ли одна на всю страну ферма удовлетворить спрос? Конечно, нет. Да и каково с Полтавщины переправлять покупку на Урал, Сахалин. Не разумнее ли, пользуясь базой в Луке, создать фермы породистых коз в разных районах страны? Спрос на живую продукцию гарантирован. Козу по силам держать любому двору на селе. Достоинство козьего молока известно — для детей, стариков, больных нет продукта более ценного. К тому же козу летом можно «провертеть» на привязи около дома, а на зиму корм для козы заготовить — посильное дело даже для стариков.
В некоторых европейских странах козьи фермы созданы при лечебницах. Почему б и у нас при санаториях, где лечат желудочно-кишечные заболевания, не иметь козьих ферм?
Как их устроить? За рубеж за опытом ездить теперь не надо. Поезжайте в село Лука…
Иван Яковлевич Христиченко, приехавший за козой из Хорола, получил поначалу отказ: «Большая очередь. И надо еще самим как следует укрепиться». Но ветеран войны выразительно стукнул по животу: «Курсак требует козьего молока. Уважьте за ради бога». «Хорошо. Выбирай!» — сказал председатель.
— Теперь все таблетки выкидываю. Мое здоровье — в моих руках, — сказал Иван Яковлевич, устраивая на заднем сиденье «Жигулей» белую радость по имени Майка.
Фото автора. 12 июля 1987 г.
Новоселье
(Таежный тупик)
В мае я получил письмо с новостями из Тупика.
Как обычно, письмо начиналось «ниским поклоном» и пожеланием «доброго здоровья и душевного спасения». Новостью было то, что письмо отправлялось с оказией с нового места.
«Переселились и обживаемся по-маленьку… Всю зиму было много хлопот и трудов… Милости просим на новоселье». Пришедшее следом письмо Ерофея кое-что объясняло. «Осенью сразу после посещения киношниками, оставившими по себе недобрую память, Лыковы заговорили о переселении… Долго обсуждали — куда? Остановились на старом «родовом» месте, откуда ушли они, затаившись в горах, в 1945 году.
Это в десяти километрах от хижины кверху по Абакану. Сейчас они шлют вам привет и очень ждут в гости, потому что нуждаются в помощи.
Будешь готовить гостинцы — помни: главное — овсянка, свечи, батарейки для фонаря… Вертолет может сесть на косе в двухстах метрах от их жилища…»
Сигналом летчик предупредил: приближаемся к Эринату, речке, впадающей в Абакан.
Где-то вблизи от устья должна быть избушка справивших новоселье. Проносимся в узком ущелье над чешуйчатой лентой воды. Первозданная дикость природы. Никакого следа человека.
— Направо, направо смотрите!..
Мелькнули на крутом склоне горы борозды огорода. И вот уже вертолет прицелился сесть на каменистую косу около речки.
Винты машины еще крутились, когда из-под полога леса выкатились две фигуры. Спешат к машине. Ветер пузырит на них одежонку. У старика сбило шляпу…
Рады. Рукопожатия по традиции заменяет раздача орешков. Агафья оделяет всех — летчиков, Ерофея, насильно насыпает мне полный карман. Прижав нас ветром, вертолет косо уходит в ущелье. Гул мотора сменяется шумом быстро текущей речки.
— На том берегу неделю назад объявился медведь. Стоит, с любопытством меня разглядывает. По ведерку торкнула — убежал…
На Агафье неизменный черный платок, такого же цвета платье и поверх него — синее с белым горошком подобие сарафана. Карп Осипович, несмотря на жару, в валенках, в зеленой байковой рубахе с рисунком красных грибков — из такой материи шьют рубашонки детям.
— Милости просим. Милости просим…
Старик и Агафья идут впереди, за ними с мешком пшена на плечах — Ерофей. Дорожка под пологом леса тянется метров сто, и вот он, населенный пункт с двумя жильцами, не охваченными всемирной статистикой, как раз в тот день поведавшей миру: нас, людей, на земле — пять миллиардов.
Избушка. Ерофей мне писал: «То, что ты видел раньше, — хоромы по сравнению с тем, что увидишь». И в самом деле, громадный Ерофей, кажется, может, поднатужившись, поднять жилище кверху одной рукой. Избушке — два метра на два — не хватает разве что курьих ножек, чтобы выглядеть принадлежностью сказок. Но все реально. Синей струйкой тянется из железной трубы дымок. Знакомая коза Муська привязана рядом. В избушку мы с Ерофеем решаемся лишь заглянуть. Согнувшись, внутри поместиться могут лишь двое ее жильцов.
Против двери — нары Карпа Осиповича, слева — Агафьи. В правом углу железная печка размером с маленький чемоданчик. Столу быть негде. Его заменяет дощечка. К обеду Агафья приносит ее снаружи. Одно окошко размером с книгу. Оплывшая свеча у стекла. На бечевке над нарами — полка с закопченными книгами и иконами, кастрюлька, два туеска. На этой жилплощади вместе с двумя людьми обитают еще две кошки и громадных размеров древесные муравьи.
Медведи бывали у поселения Лыковых регулярно.
Избушку для зимних ночлегов срубил абазинский охотник Александр Рыков, промышлявший тут белку и соболя. В дело пошли полусгнившие бревна избы, где сорок два года назад жили Лыковы и где родилась Агафья…
С детской непосредственностью Агафья с отцом помогают мне распаковывать картонный короб, зная, что в нем гостинцы. Все как нельзя кстати — геркулес, предварительно вытряхнутый из коробок в мешок (иначе бы отказались!), и свечи, и батарейки. Но восклицание радости вызвала лампочка к фонарю.
— Бог, видать, надоумил! У меня-то старая извелась. А без лампочки фонарь недействительный…
Пока мы с Ерофеем смеемся, оценив по достоинству словцо «недействительный», Агафья быстро снаряжает фонарик.
— Горит!..
Потом зажигаются два костерка. Мы варим картошку, Агафья овсянку. Приглашение попить с нами чайку отвергается, но, пожаловавшись на недавнюю болезнь, Агафья внимательно слушает, как чаем лечат глаза. Без умолку говорит Карп Осипович. Уже не улавливая — слушают его или нет, старик в который раз рассказывает известную нам историю с солью.
«Греха не убоялись — тридцать пудов недодали! А ведь община собольками за соль платила…»
Истории лет пятьдесят с лишним, но она свежа в стариковской памяти.
Пообедав, садимся под кедром поговорить о самом главном: почему и как оказались на новом месте?
Картина Агафьей обрисовалась такая. Нижняя избушка на Абакане, где ютились когда-то ловившие рыбу Савин и Дмитрий, оказалось, хороша для жилья только летом. Зимой житье в этом месте было несладким. Главное, снегом заносило ручей — надо было часто откапывать и чистить к воде дорожку. При болезнях прошлого года это стало делом нелегким. Оголенное вырубкой место было зимой еще и ветрено. Дровяной сухостой вблизи перевелся.
Сильно истощенным оказался и огород. На все это Агафья пожаловалась еще прошлым летом.
Решение «надо с места сходить» к осени вызрело окончательно.
Но куда подаваться? Было три варианта.
К себе, к поселку, настойчиво звали геологи — «разровняем бульдозером место для огорода, избу поставим». «Да уж нет, бульдозером-то нельзя, грешно бульдозером-то…» — пела в ответ Агафья. Геологи не настаивали, понимали: вблизи их становища будет Лыковым беспокойно. Они появлялись тут с радостью, но, погостив дня три-четыре, с радостью и удалялись.
К тому же в последнее время идут разговоры: дела у геологов закругляются, и значит, опустеет поселок. Уже сократилось число рабочих.